Шрифт:
Катя незаметно подула в рукав. Главное, Веснушка вернулся! Главное, Веснушка снова с ней!
Между тем директор цирка скорыми шагами вернулся в свой кабинет.
Великий артист встретил его пристальным настороженным взглядом.
— Итак, я надеюсь, мы с вами договорились, уважаемый… дорогой… — несколько задыхаясь, проговорил директор цирка.
Но великий артист ничего не ответил.
Как только директор цирка подошел поближе, он бесшумно и плавно скользнул на пол и спрятался под столом за плетеной корзиной для бумаг.
Директор цирка решил, что великий артист, устав от аплодисментов и суматохи, желает продолжить беседу в более уютной, так сказать, домашней обстановке.
Директор цирка втянул живот, крякнул и тоже полез под стол.
— Заранее согласен на все, — сказал директор цирка. — Итак, дорогой, бесценный… гм… ваши условия?
Но великий артист словно язык проглотил. Он только одичало таращил сверкающие глаза из-за корзины для бумаг.
— Может быть, вы чем-то недовольны? — с испугом воскликнул директор цирка, подползая ближе к великому артисту.
Но тот, гибко извиваясь, попятился, спрятался за ножку письменного стола и снова не сказал ни слова.
— Мы вас обеспечим любым питанием, — продолжал настойчиво уговаривать его директор цирка. — Может быть, вам нужна специальная диета? Например… свежая рыба… или… вы уж меня извините… Я попросту, знаете ли… от души… Может быть, вам нужны эти серенькие… с хвостиками? Ну, которые бегают… извиняюсь, мыши? Так извольте!
Нет, можно было подумать, что великий артист вконец потерял дар речи, онемел.
— Ну, хотя бы скажите: да или нет? — уже в отчаянии взмолился директор цирка.
Но великий артист так и не вымолвил больше ни слова.
Он только безумно блеснул плоскими серебряными глазами. Тело его напружинилось, он сипло мяукнул и, вытянувшись дугой, лихо вылетел в открытую форточку.
Глава 16. Операция «бул-тых»
— Хорошо, — разнеженно пробормотал Веснушка.
Он сидел на подоконнике и грелся на солнышке. По правде говоря, его вообще не было видно. Он как будто растворился в широком теплом луче. И можно было подумать: это разговаривает нагретый солнышком подоконник.
— Я давно хотела тебя спросить, — сказала Катя, — почему у тебя одна нога босая? Куда ты второй башмак задевал?
Солнце светило ярко и ровно. Ниоткуда на него не наползало ни серое, ни белое. Просто лучше не придумаешь погоды, чтобы попросить Веснушку рассказать какую-нибудь историю.
— А… башмак… — беспечно отозвался подоконник. — Было дело… Я подружился с одним мальчишкой. Волосы у него были черные-черные. Что касается веснушек, не поймешь — есть или нет. Все равно не видно.
— А сам говорил: дружу только с рыжими, — не утерпев, ревниво сказала Катя.
— А кто тебе сказал, что он был не рыжий? Я, по-моему, этого пока не говорил, — сказал подоконник и вдруг добавил с горячностью: — Нет, конечно-безусловно-наверняка-несомненно — он был рыжий, мой негритенок Том!
Теплая полоса солнечного света, уходя, сдвинулась влево, и Катя увидела Веснушку.
Он лежал, закинув руки за голову. Босую ногу задрал кверху и шевелил пальцами, внимательно их разглядывая.
— Рассказать тебе про Тома? — негромко спросил Веснушка.
— Ой! Расскажи! — обрадовалась Катя.
— Все началось с того, что Том захотел научиться читать, — Веснушка пожал плечами. — Уж не знаю зачем. С чего это взбрело ему в голову, не пойму. Я вот, например, не умею читать и не жалею ни чуточки. Ты школу любишь?
— По-разному, — задумчиво сказала Катя. — Когда получу пятерку очень, а получу двойку — терпеть не могу.
Веснушка с пониманием кивнул.
— Вот тогда я и отдал Тому свой башмак, — вдохнул Веснушка.
— Когда — тогда? — не поняла Катя.
— Как когда? Когда Том захотел научиться читать.
— А когда это было?
— Как когда? Когда я отдал ему свой башмак.
— Ну да. Но когда это было? Ну, когда ты отдал ему свой башмак?
— Как когда? — уже с нетерпением воскликнул веснушка. Сердито подергал «молнию» на курточке вверх-вниз, вверх-вниз. — Когда он захотел научиться читать.
— Но я не о том… Когда это было? — обмирая, спросила Катя, понимая, что сейчас неизбежно случится беда.
— Ты что это, нарочно? — закричал Веснушка, поворачивая к ней маленькое пылающее лицо. — Я же тебе нормальным языком говорю: когда я отдал Тому свой башмак, тогда он захотел научиться читать. То есть, когда он захотел научиться читать, тогда я и отдал ему свой башмак. Чего тут не понимать? Проще простого!