– И тут я протрезвел, - сказал Кока.

– А чем ты раньше глядел?
– упал на стол от смеха Мошкин.

– Некоторые могли бы помолчать, - сурово заметил Кока.

"Некоторые" замолчали.

И вот почему. Как-то наладили Мошкина в двухступенчатую командировку. Вначале надо было залететь в Москву, передать бумагу военным, дальше маршрут лежал в Кзыл-Орду, на Байконур. Мошкин славно отработал первую, бумажную, ступень. На второй вышел пассаж. Семнадцать лет не видел Мошкин институтского однокашника Равиля Уразова, а тут в метро "Калужская" упали друг другу в объятия.

Уразов был специалистом по морским крылатым ракетам. Летел на Камчатку. Отмечать встречу друзья поехали в Домодедово. И прямым ходом в ресторан. Время общения на вес золота - Равилю до отлета оставалось три часа. "За лучший в мире Казанский авиационный!" "За славный девятый факультет!" "За великолепную шестую группу!" Чем дальше, тем труднее воспоминания пробивались через гущу тостов. Наконец, объявили рейс Равиля. Он полетел к своим плавучим ракетоносцам, а Мошкин, стараясь идти ровно, направился за билетом в Кзыл-Орду. Природа обделила его ростом и весом, зато наделила редким автопилотом. На заветное окошечко вышел точнее точного.

– В Кзыл-Орду, - попросил билет.

Дикция у Мошкина не театральная. Начало слова съедает, конец проглатывает, а середину жует. Было бы еще название типа Иваново. А то тюркское - трудное для русского языка. Особенно, когда язык выпивши.

– Кызыл?
– переспросила кассирша.

– Орда!
– мотнул тяжелой головой Мошкин.

Но у него получилось ближе к "ага".

На что кассирша выдала билет до Кызыла и поторопила:

– Регистрация уже началась.

– Кзыл-Орда?
– с остекленевшим взором Мошкин подрулил к стойке.

– Ага-ага, - ответили ему.

В самолете Мошкин безмятежно спал, а когда вышел на вольный воздух, увидел, что пейзажик вокруг него не тот. Вместо плоских казахских степей непонятная гористость.

– Мы где?
– тупо спросил Мошкин проходящую мимо женщину.

– В Кызыле, - шарахнулась та в сторону от странного любопытства.

– А-а-а, - протянул озадаченно Мошкин.

Через десять часов, среди кромешной ночи, у Коки раздался вкрадчивый телефонный звонок.

– Это я, - таинственно раздалось в трубке, - Мошкин.

– Ты че, саксаулов объелся?
– возмутился Кока.
– У нас два часа ночи!

И положил трубку.

– Кока, - взмолилась трубка во второй раз, - выручай, стою у твоего подъезда.

До Омска у Мошкина хватило денег долететь, а дальше он надеялся на друга. Кока дал денег и страшную клятву не выдавать сослуживца даже своей жене. Этой же ночью Мошкин, конспиративно натягивая шапку на глаза, а шарф на нос, отбыл в Кзыл с Ордой.

Кока много лет свято хранил эту тайну...

...- Пришлось нам на ближайшем полустанке выйти, - продолжал Кока рассказ о том, как его подвело под монастырь пиво.

– Погоди, - удивился Мошкин, - душанбинский до Капъяра без остановок...

– Остановился.

Кока опустил интересный эпизод, когда, невзирая на уважение к полковничьим погонам и внушительную комплекцию обоих пассажиров, их вышвырнули среди степей. Саранчой налетела бригада проводников, остановила поезд и выкинула за шиворот - в отместку за своего собрата, оставленного полковником в Волгограде на просмотр мемориала. Три часа бедолаги автопехом шли в город-герой. И горло промочить от дорожной усталости было нечем. Портфель с пивом, арбузом и лещом поехал в Душанбе. Кстати, проводника, отправленного полковником на экскурсию, они встретили на вокзале и даже предложили отметить событие. Проводник бежал от них, как черт от свечки, обзываясь: "Русский шайтан! Русский шайтан!"

– Надо, Кока, меньше пить в командировках, - сказал Мошкин.

– Да-да-да!
– поддакнул Кока, - а то некоторые вместо Орды в Кызыл улетают.

– Это кто улетает?
– заинтересовалась шибко любопытная Лариса Федоровна Лукьянчикова.

– Проехали, - выдал себя Мошкин.

Кока молчанием выразил солидарность с "проехали".

ПРЫЖОК СО СТАРТА

Кока прочитал в книжке, как средней ноги прыгун в высоту в немецком концлагере превзошел личный рекорд - перепрыгнул двухметровый забор из "колючки", чтобы доставить информацию о восстании в соседнюю зону. Прочитал и долго чесал затылок от невероятных тайн, заложенных в человеке и в нем самом, в Николае Патифонове. Он перемахнул два метра "колючки" вообще не представляя, как, прыгая в высоту, спортсмены ходят и сдают. За всю жизнь выше оградки палисадников не скакал. Да и то во времена, когда школьная молодость в штанах бурлила - девчонкам цветы воровал. А прыгал в высоту, если хозяин цветов с колом в руках выскакивал на крыльцо. И вот уже далеко не парубок, под тридцать катило, а два метра с гаком взял без всякой разминки. И не на стадионе с матами, а в полевых условиях с вытаращенными на лоб глазами. Конечно, не от скуки и не ради рекордов...

Накануне уникального результата, за ужином в кафе, Мошкин под "Варну" поведал занятную историю, приключившуюся с ним в предыдущей командировке.

– Я думал, все - тапочки!
– сделал зверскую мину Мошкин.

"Тапочки" - термин, означавший отнюдь не безобидную обувь у кровати, недавно попал на балаболистый язык Мошкина и прижился на нем за лаконизм, цинизм и натурализм.

– Спустились мы в шахту регламентные проверки гнать. Стоит эта тридцатиметровая дура, опоры потрескивают...