"Девятка" некоторое время переваливаясь с боку на бок пробиралась узким проездом, останавливалась, ожидая пока закроют ворота гаражей, иначе невозможно было протиснуться в узком проезде, потом уперлась в железные ржавые ворота на замке. Боксер, выскочив из машины, быстро открыл замок, распахнул ворота, а едва девятка протиснулась в них, тут же снова повесил замок на место. Вязкая жижа, покрывавшая дорогу, тут же затягивала все следы и установить когда последний раз проехала здесь машина - час назад, год назад... Это уже было невозможно. Боксер снова прыгнул в машину и она двинулась дальше, въехала в улочку пошире и продолжала пробираться неслышно, с одними лишь тусклыми габаритными огнями и наконец скользнула в какой-то ржавый мятый гараж. Ворота тут асе закрылись, громыхнули в петлях два лома, запершие их намертво. Несмотря на неказистый вид снаружи, гараж внутри был на удивление обустроен - достаточный свет, освещенная яма, стеллажи вдоль стен, над потолком балка с передвигающимся подъемником. И все было в прекрасном состоянии - чистое, смазанное, действующее. В задней стенке гаража виднелась дверь и из-под нее выбивался яркий свет - видимо, там было еще одно помещение, более благоустроенное.

Машину ждали несколько человек. Едва она остановилась над ямой и все сидевшие в ней тут же удалились через железную дверь в соседнее помещение, ожидавшие, вооруженные отличным инструментом, немедленно принялись за дело. Это были настоящие мастера, профессионалы в нелегком своем промысле. Они были трезвы, выбриты и молчаливы. Приподняв машину на четырех домкратах, они тут же свинтили все четыре колеса. Вряд ли ушло более трех минут. За несколько минут были сняты и все четыре дверцы. Машина обнажалась прямо на глазах, превращаясь в беспомощный и какой-то жалкий скелет. Без колес, без дверей, со снятым капотом, свинченными фарами, она выглядела так, словно ее обглодало какое-то чудовище. Все, что снималось с машины, тут же через незаметную дверь выносилось из гаража и укладывалось на прицеп. Через десять минут, когда на него погрузили сидения и закрепили их уже приготовленными тросами, его подсоединили к подошедшему "Москвичу" и он тут же отбыл, словно провалился в темноту. Когда через полчаса "Москвич" с прицепом подъехал к гаражу, на него с помощью лебедки погрузили мотор "девятки". Все стеклянные, электрические, пластмассовые детали, приборы, счетчики, датчики были аккуратно упакованы в картонные коробки и тоже загружены в прицеп.

За все это время ни один из рабочих не закурил, не отошел в сторону отдохнуть, не произнес ни единого слова. Вряд ли прошло больше часа с того момента, когда "девятка" въехала в это помещение, но теперь над ямой на четырех домкратах стояла лишь рама - все что осталось от роскошной "девятки" цвета мокрого асфальта. В третий заезд на прицеп погрузили и раму. "Москвич" тут же выехал с освещенного пятачка и растворился в темноте.

"Девятки" не стало.

И в тот момент в соседнем с гаражом помещении, в котором на диване и в двух креслах расположились угонщики, зазвенел телефон. Трубку поднял Юрик.

– Как дела?
– прозвучал негромкий спокойный голос.

– Все в порядке.

– Есть проблемы?

– Амон...

– Знаю.

– Погорячился немного...

– Знаю!
– раздраженно повторил голос.
– А сейчас как?

– Вроде, заканчивают ребята.

– Товар?

– Все сдали.

– Хорошо. Зайди ко мне сегодня.

– У нас ведь на вечер еще одно мероприятие.., - Вот после него и зайди.

– Амон идет с нами?

– Нет.

– Дать ему трубку?

– Не надо. Он тебе поверит.

– Он сегодня вообще мог бы и не возникать! С ним уже становится страшно разговаривать. Если так и дальше пойдет...

В трубке раздались частые гудки - собеседник прекратил разговор. Юрик недовольно повертел трубку перед глазами и с силой вдавил ее в рычаги. Обернувшись, увидел откинувшегося на диване Амона. Тот улыбался с закрытыми глазами.

– Нехорошо стучать, дорогой, - проговорил Амон.

– Отдыхай, дорогой, - ответил Юрик. Выйдя в гараж он увидел лишь торчащие у ямы домкраты. Его всегда поражало мастерство механиков.
– Через часок-второй опять можем подъехать, - сказал он.

– Подъезжайте, - сказал механик постарше и плотно прикрыл дверь, из которой выбивался свет.
– Амон с вами?

– Шеф сказал, что может отдохнуть.

– Тогда ладно...
– механик облегченно вздохнул.
– Не брали бы вы его вообще.

– Почему?
– Юрик присел на деревянный брусок.

– А!
– слесарь махнул рукой, опасливо покосился на дверь.
– Помощи никакой, одна кровища. Из-за него по ножу ходим... Одно дело угон, другое убийство.

– Шефу виднее.

– Ничего ему не виднее! Смотрите, ребята... А то знаешь, поговорка есть про веревочку, которая вилась-вилась да и оборвалась. Слышал?

– Ладно, хватит. Как говорит наш лучший друг Амон, моя твоя не понимай - иди к ядреной матери!

С ржавым душераздирающим скрипом дверь медленно открылась и в светлом квадрате возникла низкорослая, широкоплечая фигура Амона. Он некоторое время молча смотрел на яму, на стеллажи, на которых остались лишь инструменты, потом его сонный взгляд скользнул в сторону Юрика, переместился дальше и, наконец, уперся в механика.

– Нехорошо говоришь, дорогой. Не надо больше так говорить.

– А как надо?
– взвился тот.

– Как хочешь, дорогой. А так - не надо. Моя обижается.

Амон отступил на шаг в комнату и дверь за ним с тем же невыносимым скрипом закрылась. Повернувшись к механику, Юрик развел руками в стороны вот так-то, дескать.

***

Была уже глубокая ночь, часов около одиннадцати. Город в это время становился совершенно пустым. Засидевшиеся в гостях люди оставались на ночь, не решаясь выйти на улицу. И не осень была тому виной, не прошедший дождь, не похолодание - люди боялись за свою жизнь. Газеты каждый день сообщали о десятках квартирных краж, об убийствах и изнасилованиях, о перестрелках в центре города с применением автоматов, пулеметов, гранат. Обстановка мало чем отличалась от фронтовой, или уж во всяком случае от оккупационной. К восьми вечера можно было встретить лишь загулявших приятелей, да юнцов, которые по молодости и по глупости все никак не могли поверить, что и с ними может случиться что-то неприятное. Радость жизни оказывалась сильней предосторожности и доводов разума, но это продолжалось недолго - до первого ограбления, до первого изнасилования, до убийства человека, которого хорошо знал. Частники на машинах проносились без остановок и не соблазняли, не трогали их сердце ни красотки в шубейках, ни старички с кошелками, ни мамаши с детишками - все это могли быть подсадные утки, специально выставленные, чтобы заставить водителя остановиться. А потом обычное сообщение в уголовной хронике - выехал и не вернулся. Среднего роста, средних лет, среднего телосложения...