Шрифт:
– Ты обанкротился? – испугался Оскар.
– Лучше бы я обанкротился! Моя дочь опозорила меня, Оскар! Она оставалась наедине с мужчиной в своей комнате, Оскар! Как честный человек я расторгаю помолвку первым! Кто теперь захочет взять Лейлу в жены и распоряжаться приданым? Никто!
– Зачем клеветать на порядочную девицу? Подумаешь – оставалась наедине! Может, они просто беседовали о погоде? – воскликнул Оскар.
– «Его губы как лепестки роз» – это, по-твоему, о погоде, да? – проскулил Чайхан, тряся бумажкой.– Нет, Лейла опозорена навек! Она немедленно пойдет в монастырь замаливать свои грехи! Баранов порежу, парчу сожгу, сундуки завещаю церкви!
– Зачем же сразу церкви? – испугался Оскар.– Зачем в монастырь? К чему такие опасные настроения, Чайхан, дорогой? Твоей Лейле прямая дорога под венец с моим племянником! Я совсем забыл сказать, но он провел в монастыре все детские годы! Считай, отмолился впрок сразу за двоих!
– Берешь за Хендрика мою опозоренную дочь? – недоверчиво переспросил Чайхан.
– Беру! – поспешно закивал Оскар.
– Даешь выкуп? – еще больше изумился Чайхан.
– Вот с выкупом сложнее,– уклончиво покачал головой Оскар.– Сам понимаешь, девушка, оставшаяся наедине с незнакомым мужчиной в своей комнате, не может стоить двадцать монет. Подпорченный товар должен быть уценен, поверь мне как финансисту. Не о погоде же они там беседовали. Даю полторы. Мелочью.
Несчастный Чайхан был согласен на все. Он благоговейно принял из рук Оскара горстку мелочи и, утирая слезы, выкрикнул:
– Лейла, дочь моя, ты спасена! Этот добрый человек согласился взять тебя в жены своему племяннику, несмотря на твою запятнанную репутацию!
Оскар с явным облегчением вздохнул.
Я с интересом покосился на этого хитрого дядюшку и вдруг почувствовал, что у него под халатом…
– Я его нашел! – крикнул я.– База!
– Слышу, слышу, не шуми,– отозвался воодушевленный куратор.– Повторяй за мной: именем Организации изгоняю тебя…
Пересохшими от волнения губами мы со Второй хором зачитали текст. Мужчина в халате охнул и согнулся пополам.
– Снимай с него невидимость и парализуй! Спрей у тебя в правом нижнем кармане! – крикнул куратор.
Не дожидаясь, пока чертенок спрячется, я выхватил из-за ремня баллончик, как ковбой пистолет, и, направив струю под ноги мужчины в халате, нажал кнопку.
Баллончик выплюнул жалкое облачко газа и сдох. На мостовой перед нами обрисовалась ягодица чертенка, помеченная клеймом. Вторая открыла рот и непочтительно хихикнула.
– Не много же от него осталось!
Я молча вырвал из ее правого нижнего кармана такой же баллончик и держал кнопку нажатой до тех пор, пока газ не иссяк.
– Вот это да… – тихо промычала опешившая напарница.– Даже глазам больно…
Естественно. Глазам действительно было больно – ведь тело чертенка теперь было равномерно покрыто толстым слоем позолоты, как конфетка глазурью. Жаль только, что оно по-прежнему могло двигаться, а значит, сопротивляться.
– Что было в твоем баллончике? – рыкнул я, с ужасом представляя, как приволоку эту золотую статую на базу, и меня тут же посадят за глумление над образом САМОГО.
– Лак для волос с блестками,– пролепетала Вторая, стараясь спрятаться за чертенком.– Купила на хеллоуин…
– Пятый! – выкрикнул куратор.– По какому поводу маскарад?
– Понимаете… – начала объяснять Вторая, боясь, что я первым успею все свалить на нее, но тут нам стало не до объяснений.
События замелькали перед глазами, как лапы хомячка, от скуки крутящего в клетке колесо.
Бабушка, до этого момента мирно плевавшаяся в углу, вдруг встрепенулась, вгляделась подслеповатыми глазами в зад чертенка (для этого ей пришлось упереться в него носом) и заголосила:
– Раджик! Кровиночка моя! Нашелся, внучек!
– Опомнитесь, мама! – попробовала урезонить старушку жена Чайхана.– Это не Радж! Это какой-то уродливый мальчишка, покрытый краской!
– Радж! – настаивала бабушка.– Это он! Мой золотой мальчик! Я знала, что Кали похитила моего милого внучка! Он преодолел все преграды и вернулся ко мне таким же, как ушел! Словно и не было сорока лет разлуки! – и она, запечатлев на лбу чертенка горячий поцелуй, пошла вокруг него хороводом, напевая хвалебную мантру.
Я почувствовал, что теряю остатки сил.
– Пятый! – крикнул куратор. – Держись, сынок! В целях сохранения энергии снимай с себя невидимость!
– А свидетели? – прохрипел я.
– Эту семейку уже ничего не удивит! Как там Вторая – держится?
Я оглянулся на напарницу. Удивительно, но она держалась гораздо лучше меня! Бабулька уже не просто пела, а завывала, впадая в транс, а напарнице хоть бы что – кремень, а не дама!
– Пятый! – тревожно крикнул куратор.
Я сбросил невидимость и первым делом заткнул старушке рот, облегченно вздохнув.