Она махнула изящной ручкой, обнаженной до весьма соблазнительного плечика, а я подумал, что вот, нежданно-негаданно попал в разряд простых обывателей. О б и д н о !

Девушка словно прочла мои мысли:

– Вы только не обижайтесь, пожалуйста. Я постоянно забываю, что не все в этом мире - историки. Конечно, человеку, не знакомому с деталями тех эпох, трудно разобраться, что к чему. Не обижаетесь?

– Нет, - пробормотал я.
– Не обижаюсь. Так вы историк?

– Да, - кивнула она, легким движением поправляя и так идеальную прическу. Ее мягкие черные волосы были каким-то непостижимым образом подняты кверху и закреплены так, что напоминали одновременно распускающийся цветок и тонкую башню. К моему удивлению, все это сооружение держалось и не думало разваливаться.

– Да, - повторила моя новая знакомая.
– Я - историк. Вот, приехала воочию исследовать то, чем занимаюсь большую часть своей жизни.

– А я здесь с более прозаическими намерениями. Захотелось как-нибудь необычно провести отпуск. Согласитесь, довольно скучно валяться целыми днями на пляже. К тому же давно хотел испробовать на себе: что это такое - повествование.

– Мне тоже интересно, - призналась она.
– Если честно, я даже немножко боюсь. И...

В это время в зал вошел еще один гость: высокий и необычайно подвижный парень лет этак двадцати-двадцати пяти. На шее у него висел массивный фотоаппарат со вспышкой, из многочисленных карманчиков кожаного жилета выглядывали блокнот, самопишущая ручка и еще какие-то неузнаваемые вещицы. Увидев всех нас, парень тут же замер, навел объектив и ослепительно щелкнул.

– Простите, господа, - развел он руками.
– Прошу меня великодушно простить. Поймите правильно, я журналист, и поэтому...

– Присаживайтесь, господин журналист, - сказал, поднимаясь, Мугид. Присаживайтесь и не волнуйтесь, все понимают правильно.

Он дождался, пока парень сел, и продолжил.

– Итак, господа, я имею честь приветствовать вас в гостинице "Последняя башня". Этот скромный ужин, надеюсь, позволит вам познакомиться друг с другом и проникнуться атмосферой нашего общего дома на ближайшие несколько дней. Вам предстоит познакомиться с величественной и трагичной историей ущелья Крина, с судьбой Пресветлого Талигхилла и многих других людей, оказавшихся в те роковые дни рядом с ним. Но все это завтра, господа, а сейчас прошу вас приступить к трапезе и попытаться расслабиться. Приятного аппетита, господа, - с этими словами старик сел и подал нам всем пример: стал накладывать на тарелку салат.

Мы тоже принялись за угощения; кто-то с громким хлопком распечатал бутыль вина, кто-то просил передать ему "во-он то блюдо, да-да, с печеньем в виде звезд". В общем, начался пир горой.

Я ухаживал за своей новой знакомой, не забывая, впрочем, и о собственном желудке. Хотя еще час назад мне совершенно не хотелось есть, вид (а главное вкус) того, что было на столе, переубедили мой усталый организм. Девушка также по достоинству оценила "наш скромный ужин". При этом она оказалась неплохой собеседницей - мы не скучали.

Через пару часов гости стали расходиться. Карна (так ее звали) тоже встала и сказала, что пора, пожалуй, идти. Я вознамерился было проводить девушку до ее апартаментов, но за ней уже пришел слуга, а мой рукав мгновением позже оказался в плену у того самого журналиста.

– Простите, - сказал он, отпуская меня, - но не могли бы вы уделить мне несколько минут.

– Слушаю вас, - наверное, это прозвучало неприязненно. Я присел рядом на свободный стул и присмотрелся повнимательнее к этому типу. Короткая стрижка, гладко выбритое и надушенное лицо, нежная белая кожа на руках - одним словом, франт. И еще эта странная одежда, с карманчиками.

Он заметил мой неодобрительный взгляд и смущенно развел руками:

– Поймите...

– Понимаю, - кивнул я, - "профессия". Так в чем же дело?

– Скажите, что вы чувствовали, поднимаясь по этой лестнице?
– он цепко впился глазами в мое лицо, словно от того, как я отвечу, зависела его проклятая жизнь. В с е - т а к и н е п р и я т н ы й н а р о д э т и ж у р н а л и с т ы .

– Послушайте, я понимаю, что вам нужны какие-нибудь слова об ощущении дыхания веков и все такое, но в тот момент я просто шел наверх и думал, что устал и мне холодно. Вот и все.

– Разве?
– спросил он, не переставая пялиться на меня во все глаза.
– А мне показалось, вы все-таки что-то такое почувствовали. Когда смотрели вниз, а?..

– Скажите, милейший, а в ы что-то почувствовали?
– я уже злился на самого себя за то, что ввязался в этот разговор.
– Вам ведь положено подмечать такие вещи.

– Почувствовал, - сказал он, неожиданно тихо и серьезно.
– Потому и вас спрашиваю, что почувствовал. Это не связано с работой - с "профессией". Знаете, мне вдруг ужасно захотелось оказаться как можно дальше от этого ущелья. А еще больше мне захотелось этого, когда мы попали внутрь. Все это убранство - вам не кажется, что за ним кроется нечто... совсем другое?

– Не понимаю.

– Я тоже, - он рассмеялся мелким истеричным смехом. Н а в е р н о е , х в а т и л л и ш к у . Э т и д р е в н и е в и н а т а к и е к р е п к и е , ч т о с а м н е р а з б е р е ш ь , к о г д а п е р е х о д и ш ь д о п у с т и м ы е п р е д е л ы .
– Представьте, я тоже. Вы хоть знаете, что иногда внимающие повествователю отождествляют себя с теми, о ком внимают, и в конце концов сходят с ума? Просто не могут вернуться обратно. Представляете себе такое, а?

– Кажется, в ы представляете себе это чересчур живо, - холодно заметил я.
– Доброй ночи.