Шрифт:
Муртузов опустил голову.
– Шея моя - тоньше волоока. Воля ваша - рубите
– Преступник не спасет себя покорностью.
Муртузов попытался поднять голову, но что-то мешало ему, как будто на шее на самом деле висели пудовые камни. По ночам, когда он вел следствие, ему казалось иногда, что Балыш тихо, бесшумно подходит к дверям, стоит на пороге, глядя на него... Муртузов отворачивается от этого видения, думая о ценных коврах Мамедхана, не желая обидеть Явер, жаждавшую скорее получить эти дары... Ковры, расцвеченные, как весенний луг, даже во сне не давали покоя Муртузову. Мысленно он снимал со стены свои грубые полинявшие паласы, стелил их на пол под ноги, а на их место развешивал чудесные ковры Мамедхана. И сколько бы ни стояла на пороге печальная Балыш, Муртузову весь свет был нипочем, он отворачивался и весело посвистывал. Но теперь Муртузов чувствовал, что все его хитросплетения, все сети, расставленные с таким трудом, рассыпаются, рвутся, превращаются в ничто, и он сам уже, как рыба, выброшенная из воды, барахтается на берегу.
Он пустил в ход последний козырь.
– Я тоже тогда все раскрою, докажу, - крикнул он. И все лицо его искривилось. Он громко крикнул: - Эй, народ! Эй, люди! Сюда!
Человек в калошах, стоивший за дверью, прошептал:
– Ну, теперь даже течение Аракса не унесет Муртузова...
А Муртузов в злобном страхе предостерегающе крикнул:
– Не топи меня, Мехман Мурад оглы!
– Ты утонешь в омуте собственных преступлений! воскликнул Мехман. Свалишься в яму, которую рыл для других!
– Посмотрим... Это еще не все...
Бледный Муртузов хотел уйти, но Мехман остановил его:
– Вы далеко не уйдете, Муртуз Муртузов!
– На рассвете я должен выехать в села...
– Отныне я не могу доверить вам ни одного следственного дела.
Муртузов чувствовал себя соломинкой, уносимой бурным течением.
– Я не раб!
– истерически крикнул он.
– Вы еще ползали на четвереньках, когда я уже раскрывал преступления. Привязали на шею "собачью радость", пугаете людей юридической теорией и думаете, что все ослепли от вашего блеска.
– Я сам буду обвинителем на процессе вашей группы "рыбаков".
– Посмотрим, кто на чьем процессе будет обвинителем, - ответил Муртузов, кривя в усмешке рот.
– Посмотрим, какой рыбак раньше сядет на скамью под судимых...
– Посмотрим!
– Я тоже немало знаю о вашей семейке. Когда развяжутся все узлы и всплывет на поверхность история с "желтыми" часами, посмотрим, кто кого схватит за руку.
– Утопающие хватаются за соломинку, - сказал Мехман с презрением. Именем закона вы отстраняетесь от работы.
Муртузов бросился к телефону. Он хотел позвонить Кямилову.
– Никуда никому вам не надо звонить, гражданин Муртузов. Вопрос решен. Я получил санкцию в прокура туре республики.
Муртузов с шумом втянул воздух, ему трудно было дышать.
– Знают ли в прокуратуре республики про золотые часы?
– спросил он. Нельзя подходить к вопросу односторонне.
– Часы эти в надежном месте, - ответил Мехман и, распахнув несгораемый шкаф, достал часы.
– Чистую совесть никаким золотом не купишь!
И он с омерзением бросил часы обратно в шкаф, как отбрасывают гнилой орех.
...Всю ночь Мехман работал, склонясь над столом, читал дело. Несколько раз звонил телефон. Мехман брал трубку, но, услышав голос Шехла-ханум, клал ее обратно на рычаг. Темная ночь казалась бесконечной. Совсем изнурившись, он прилег на диван и немного вздремнул.
Занялась заря. Медленно поднималось над горизонтом солнце.
Человек в калошах, тоже всю ночь бродивший по двору и следивший через окно за прокурором, собрал бумажные клочки и окурки, подмел двор. Солнце осветило комнату, озарив усталое, бледное лицо Мехмана. Человек в калошах открыл дверь, вошел в кабинет. Мехман очнулся, сел, протер глаза. Кривая тень человека в калошах, словно темное пятно, лежала на крашеном полу. Не говоря Калошу ни слова, Мехман поднялся, позвонил начальнику милиции Джабирову.
– Джабиров, будь добр направить ко мне милиционера.
– И на расспросы Джабирова ответил кратко: - Пошли милиционера. Прошу...
Человек в калошах ринулся к двери, но прокурор повелительным жестом остановил его.
– Постойте!
– Раскрыть тайну своей семьи - это все равно, что броситься в бездонное море, - дерзко заявил Калош, пожимая плечами.
– Пускай даже в океан.
Мехман сел и начал писать постановление о мере пресечения. Пришел милиционер.
– Явился по приказанию начальника!
Мехман подписался, поставил точку.
– Отведите этого гражданина в тюрьму.
– Кого?
– удивленно опросил милиционер, словно не веря глазам своим, и оглянулся по сторонам.
– Вот этого преступника.
– Подумайте еще раз... пожалейте жену...
– пробормотал Калош.
– Уведите арестованного!
– твердым голосом приказал Мехман.
– Он ответит по закону.
Человек в калошах оторопело, с удивлением смотрел на прокурора, так изменившегося за одну ночь, ставшего суровым, грозным. Калош как будто врос в землю, колени его затряслись.