– А я-то на твои сигареты расчитывала. Ты только в галлюцинациях и силен: «Вот если бы это…», «Да кабы мне предложили то»… Если б вовремя проверил, обошлись бы и без пива.

– Не говори мне, а то я взбешусь. Мог бы поспать и в лесу. Мог бы и не спать. Мог бы даже идти дальше, если бы только были сигареты…

– Встаем! – прервала его она. – Ты и правда одни глупости творишь.

Они вышли и вновь зашагали по бульвару, а потом свернули на Рю-дё-Сез.

– Куда ты меня ведешь? – спросил Робер.

– Обожди здесь.

Она направилась к углу, где стояли две женщины, приостановилась, обменялась с ними несколькими словами, потом исчезла в другой улочке.

Робер прислонился к стене, но легче ему от этого не стало. Он достал носовой платок, постелил на бордюр и сел.

«Если бы мне предложили выбрать одно… Mарианна опять бы сказала, что у меня галлюцинации. Она не знает, она не понимает, что так легче проходит время…. Что после того, как проскитался годы и тысячи километров по этому городу, а не смог добиться ничего, ничего реального, то незаметно привыкаешь к галлюцинациям!»

Робер оперся руками о колени и подпер голову.

«Итак, на чем мы остановились?… Если бы я мог выбрать одно… Что бы я выбрал, в самом деле, если бы мог выбрать одно… Mарианну без сигарет… Или сигареты без Марианны… Трудный вопрос…»

– …да ты спишь! Спит, кавалер, пока я тут с ног сбилась, запасы ему разыскивая.

Робер действительно задремал.

– На, держи!

Марианна подала ему сигарету – немного помятую, но целую. Он зажег ее, жадно вдохнул дым, потом опомнился:

– Это что – всё?

– И деньги на одну пачку. Тебе что, мало?

– Да я ничего не говорю. У проституток взаймы взяла?

– Да. И сигарету, которую ты куришь, тоже. Можешь выбросить.

Робер не ответил. Они снова вышли на бульвар и отправились к «Mагдалине». Церковь темнела в глубине – огромная и мрачная, напоминающая своими тяжелыми колоннами не церковь, а языческий храм.

– Вот, значит, в чем дело, – словно про себя сказал Робер. – Это – твое ремесло. Как я раньше не догадался.

– Не угадал.

– Да, да, это – твое ремесло. Поэтому, значит, ты и вертишься тут, в этом квартале. «Святая Mагдалина». Библейская блудница. Покровительница.

– Не угадал, говорю тебе.

– Да ты что, за идиота меня принимаешь? С чего это какая-нибудь проститутка в сумку к себе полезть соизволит, если ты ей не коллега?

– По твоей логике нельзя знать ни одной уличной женщины, если ты сама не уличная женщина…

– Именно так.

– Послушай, дурень, а ты разве не знаком с массой людей в этом городе, не входя непременно в гильдию каждого из них?

– Это – другое дело. Не увертывайся, Марианна.

– Впрочем, у меня нет ни малейшего намерения тебя разубеждать. Продолжай себе думать, что я уличная, и отшатнись от меня.

– Не вижу связи. Я не говорил, что если это – твое ремесло, то я отшатнусь. Просто хотелось выяснить подробность.

– Для тебя это – подробность?

– Да, более или менее. Допустим, что нет. Но ведь не станешь же ты утверждать, что все эти годы оставалась при одном-единственном мужчине, а не сменила их хотя бы несколько. Значит, вопрос лишь в количестве.

– Ты циник, Робер. Вот ты кто.

– Нет, я просто человек без иллюзий.

Кафе на углу Рю-Руаяль было еще открыто.

– Возьмем сигарет, – предложил он.

– Даже на шлюхские деньги?

– Почему нет. Деньги, говорят, не пахнут.

Марианна сделала гримасу в смысле «ты мне противен» и вошла в заведение.

«В сущности, деньги проституток пахнут. Но это – запах любых женских денег, которые лежат в надушенных сумках. Смешанный запах нечистоты и духов. Значит, разница лишь в качестве духов.»

Марианна зажгла сигарету и подала ему пачку. Робер тоже закурил и вернул пачку ей.

– Оставь у себя. А то будешь просить постоянно…

– Нет, пусть у тебя будут. Так на дольше хватит. Двадцать сигарет – не так уж много, когда они есть. У нас еще вся ночь впереди.

Они пошли вдоль Рю-Руаяль, затем наобум свернули на Фобур-Сент-Оноре.

– Не понимаю, почему ты берешь в расчет только ночь, – сказала Марианна после краткого молчания. – Можно подумать, день после нее у тебя полностью застрахован.