— О каком сроке мы с вами здесь толкуем? — спросила она. — О неделе? О месяце?

— О долгих годах. — Ривлин крепче оперся о землю. — Скажите, кто говорил с вами о вашем будущем? Вообще о вас?

— Миссис Паркер, начальница сиротского фонда, сказала как-то, что мое пребывание в приюте — доказательство неискупимого греха, совершенного прежде. По ее мнению, несправедливо, что теперь все должны за это расплачиваться. — Мадди помолчала. — Еще она сказала однажды, что мои родители, вероятно, отдали меня в приют из-за того, что я такая упрямая и непослушная. Я долго верила ей.

Ривлин понял, что Мадди провела детство, изо всех сил стараясь быть достаточно хорошей, чтобы родители чудом появились снова и забрали ее к себе. Говорить такие вещи ребенку жестоко и непростительно. Сам он и вообразить не мог, что значит не иметь семьи. Даже теперь, находясь здесь, он знал, что на Востоке у него есть близкие люди, и если он будет в них нуждаться, ему только стоит отправить телеграмму… Впрочем, не похоже, что ему когда-нибудь придется так поступить. В любом случае, несмотря на постоянное стремление родных вмешиваться в его жизнь, ему приятно думать, что они у него есть. Это согревает душу. Мадди никогда не знала подобного чувства опоры и защиты.

— Вы очень далеки от своего домашнего очага, Ривлин Килпатрик, — произнесла она, по-прежнему глядя в небо. — Что привело вас на этот путь?

— Для начала я отправился на Запад во время прошедшей войны и состоял под началом генерала Гранта, а после окончания военных действий остался здесь в составе кавалерийской части и попросил, чтобы меня направили именно сюда.

Мадди очень долго молчала, ее взгляд блуждал среди звезд. Потом она негромко спросила:

— Сколько времени нам придется добираться до Левенуэрта?

— Думаю, что расстояние в триста миль мы проедем дней за десять. А что?

— Да нет, ничего, просто мне хотелось знать.

То, как она вглядывалась в ночное небо, пробудило в Ривлине воспоминания о прошлом. Эмили, младшая из его сестер, была зачарована созвездиями и лежала по вечерам в траве с начала сумерек и до тех пор, пока мать не звала детей спать. Она знала названия всех звезд и рассказывала Ривлину разные истории о них, а он тем временем гонялся за светлячками и обращал на сестру внимание только тогда, когда ему хотелось ее подразнить. Господи, он долгие годы думать не думал о тех временах!

Ривлин улыбнулся:

— Вы можете спать спокойно и не бояться этих звезд, мисс Ратледж. Они не свалятся вам на голову.

— Я слишком давно не видела их так, как сейчас… бескрайнее черное покрывало, усеянное алмазами. И я буду смотреть на них целых двенадцать ночей. Ведь в том, чтобы постараться запомнить, какие они, нет ничего плохого?

То ли от тоски, прозвучавшей в ее голосе, то ли от того, что он вдруг осознал в эту секунду цену заключения в тюрьме, у Ривлина стеснило грудь.

— В этом нет ничего плохого, — подтвердил он. — Смотрите на них, сколько вам будет угодно. Доброй ночи, мисс Ратледж.

— Доброй ночи.

Ривлин закрыл глаза, уплывая в глубины сна. Последней в его затуманенном сознании промелькнула мысль об опасности воспоминаний.

Ривлин пробудился внезапно, и звук медленно отодвигаемого затвора вмиг превратил кровь в его жилах в жидкую молнию. Реакция его была мгновенной: он сгреб свою узницу за воротник рубашки и одновременно выхватил из кобуры револьвер. Мадди охнула и попыталась вырваться, но он уже перекатился вместе с ней через бревно.

Мадди начала сопротивляться всерьез, едва они плюхнулись на землю за мертвым деревом. Стараясь сосредоточить все внимание на тенях у источника, Ривлин чувствовал острую боль от ее ногтей, вцепившихся в руку, которой он удерживал ее за шиворот, слышал ругательства, сопровождавшие ее усилия высвободиться, вывернуться из-под его тела. В отчаянии он рванулся и подмял ее под себя, так что наручники оказались у нее под спиной. Ривлин нарочно навалился на Мадди всем своим весом, чтобы выдавить воздух у нее из легких и лишить возможности кричать.

Правой рукой, в которой, он держал оружие, Ривлин накрыл рот Мадди и предупреждающе глянул в широко раскрытые, полные страха глаза.

— Молчи и лежи тихо, — прошипел он. — У нас гости.

Она смотрела на него, напрягшись всем телом, дыша так же хрипло, как и он. Листья тополя тихо шелестели у них над головами, но неожиданно сквозь шелест прорвался негромкий холодный щелчок металла.

Движением скорее инстинктивным, нежели сознательным Ривлин переместился так, чтобы Мадди оказалась между ним и их единственным прикрытием.