Шрифт:
Герберт заметил, что при этих словах охотник выпрямился и, гордо вскинув голову, с презрением взглянул на приунывших касадоров.
— Черт бы тебя побрал! — прошипели они и поплелись вслед за чернобородым.
Глава XXVII. МАРОНЫ
Едва все трое скрылись из виду, охотник повернулся к Герберту. В глазах его светилась признательность.
— Господин! — Он отвесил низкий поклон. — После того, что вы сделали, нельзя словами выразить вам благодарность. Если отважный белый джентльмен, рискнувший жизнью ради бесправного темнокожего, соблаговолит назвать свое имя, марон Кубина его не забудет.
— Марон Кубина? — машинально повторил Герберт, пораженный странным именем, равно как и внешностью и поведением незнакомца. — Ну, а я англичанин и зовут меня Герберт Воган.
— Может быть, господин, вы в родстве с владельцем Горного Приюта?
— Он — мой дядя.
— Тогда едва ли вам сможет быть полезным бедный марон-охотник. Но простите за дерзкий вопрос: почему вы оказались в лесу в такой ранний час? Солнце только что показалось, а Горный Приют в трех милях отсюда. Неужели вы добирались сюда в темноте? Это не так просто в наших лесных дебрях.
— Я провел ночь в лесу, — ответил Герберт, улыбнувшись. — Я спал там, где сейчас лежит кабан.
— Значит, это ваше ружье, а не его? — Охотник кивнул в сторону беглеца.
Тот стоял в нескольких шагах от них, бросая на своих спасителей взгляды, преисполненные признательности, к которой, однако, примешивалась некоторая доля страха.
— Да, это мое ружье, — подтвердил Герберт. — Очень рад, что оно оказалось заряженным и дало возможность прикончить эту свирепую тварь. Иначе пес, конечно, перегрыз бы несчастному горло. Вид у бедняги жалкий, но оружием он владеет недурно. Кто он и что собиралась сделать с ним та троица?
— Ваш вопрос, мистер Воган, показывает, что вы чужестранец. Вы хотите знать, кто этот человек, избитый до полусмерти? Я думаю, не требуется большой учености, чтобы прочитать знаки на его спине. А на груди у него клеймо «Д. Д.». Следовательно, он раб, собственность Джекоба Джесюрона. А мое мнение о Джекобе Джесюроне лучше не спрашивать.
— Что же это они с тобой сделали, бедняга? — Герберт, полный сострадания, смотрел на раба.
Тот, видя, что обращаются к нему, принялся что-то долго и горячо объяснять, но ни Герберт, ни молодой марон ничего не поняли. Герберт разобрал лишь два слова: «фулах» и «Аллах», которые беглец повторял особенно часто.
— Должно быть, нездешний, как и вы, мистер Воган, — сказал марон. — Хотя, как видите, его уже успели познакомить с нашими порядками. Клеймо у него совсем свежее, кожа вокруг букв вся красная. Наверно, он совсем недавно из Африки. А знаки на спине — следы игрушки, которой так любят забавляться плантаторы, их управляющие и надсмотрщики. Его нещадно били плетьми.
Марон осторожно приподнял на беглеце окровавленную рубашку. Глазам Герберта предстала ужасная картина. Он не выдержал и, содрогаясь, отвернулся.
— Вы говорите, он из Африки? На негра он не похож.
— Не все африканцы — негры. Я думаю, он фулах.
— Фулах! Фулах! — закричал беглец и снова принялся что-то пространно рассказывать, стараясь жестами сделать свой рассказ понятнее.
— Жаль, что я не знаю его языка, — сказал охотник. — Он действительно фулах. Поэтому-то мне его особенно жалко.
Он умолк на минуту, задумавшись, потом заговорил снова:
— Не очень-то мне хочется возвращать его хозяину.
— А это необходимо?
— Да. Мы, мароны, не имеем права укрывать беглых рабов. Если откроется, что я… А ведь эти негодяи Джесюрона уже всё знают. Но мне трудно будет его выдать. Притом он так похож на нее…
— На нее? О ком вы? — с недоумением спросил Герберт.
— Прошу прощенья, меня уж очень удивило его сходство с одной девушкой… Но скажите, как вы все-таки очутились в лесу ночью? — Казалось, ему хотелось переменить тему. — Наверно, охотились допоздна и заблудились?
— Да, я действительно заблудился, но не на охоте.
— Так это остатки от вашего завтрака? — Марон указал на валявшиеся вокруг листья «горной капусты».
— И завтрака и ужина. А за питьем я взобрался на дерево, и тут появился кабан и принялся подъедать то, что оставалось от моей вечерней и утренней трапезы.
Марон улыбнулся.
— Ну, — сказал он, — если вы не очень торопитесь добраться до Горного Приюта, минут через пять я смогу угостить вас кое-чем получше сырой «горной капусты».
— Нет, я не спешу туда. Скорее всего, я больше никогда туда не вернусь.