— Ну, сука, даже помолиться времени не дам, — прошипел Аверин.

Верзила зачарованно глядел на дрожащий на спусковом крючке палец.

— Ты чего, мужик?

— Ты в меня стрелял. Я тебя убил в перестрелке. Свидетелей нет — место глухое. Все по закону. До встречи на том свете…

— Не надо, — вдруг севшим голосом заныл культурист. — Ну ты чего. У меня ребенок… Жена, в натуре. Не надо.

— Надо.

Аверин встал, пхнул качка в грудь ногой и поднял пистолет на уровень лба.

— А… Не убивай.

— Почему?

— Прошу тебя, бабки дам. Немного, но дам, — качок затрясся, и Аверин увидел, что между его ног растекалась лужа.

Аверин вдавил спусковой крючок. Пуля впилась в деревяшку над головой качка.

— Поздно.

— Но…

— Выкупай жизнь, подонок. Что можешь предложить?

— Эта, напишу, как Вован этого мужика обуть предложил. Все напишу.

— Маловато.

— Ну… Тюфяк, Слоняра и Бульбаш мента замочили. Два дня назад. Я знаю.

— Какого мента?

— Из Москвы. Он приехал по убийству. Одного козла они замочили за тачку. Ну, а мент на них вышел. Они и его замочили.

— Милиционер из Москвы?

— Ага.

— Как замочили?

— Он в тачку подсел к Натахе. Они сели в машину, по голове его. В лес. Там попытали. И закопали.

— Пытали, значит?

— Да, Тюфяк говорил. У него пистолет мента. Денисенко — неужели он?

Аверин встряхнул головой. Вот Удача подвернулась.

— Давай, где живут, адреса, имена…

— Под Москвой.

Качок назвал поселок в Подольском районе.

— Их в бригаду не взяли. Мы с ними вместе договаривались дела вести.

— Кто еще в команде?

— Свинота, Бич, Парамон.

Аверин вытряс все, что надо, — места сборов, адреса родных, близких. Можно работать.

— Руки протяни, — потребовал он.

Культурист протянул руки. Аверин защелкнул наручники. Засунул пистолет ему за пояс.

— Пока забудем, что ты в меня стрелял. Если будешь вести нормально и показания давать. Подумаем, может, и о стволе забудем.

— А как?

— Как будешь себя вести…

— Значит, Подмосковье? — произнес Долгушин, стуча пальцами по своему рабочему, заставленному сувенирами, касающимися военно-морского флота, столу. Долгушин служил на Северном флоте и до сих пор был болен морем и кораблями.

— Подольский район, — сказал Аверин.

— Все, снимаемся и туда — шорох наводить, — Долгушин поднял трубку. — Только с областниками созвонюсь.

Долгушин созвонился с отделом РУОПа, который занимался Подольским районом. Закончив переговоры, повесил трубку и произнес:

— Они подключат своих людей. Встречаемся с ними у поста ГАИ. К месту нас проводят. И фигурантов, пока мы доедем, попытаются установить.

Собровцы, оперативники — полтора десятка человек — выдвинулись в Подмосковье. На развилке у гаишевского поста их ждали «Жигули» под управлением замначальника отдела областного РУОПа.

— Вот, — он протянул список. — Все находятся в поле нашего зрения. Новая шпана. Набирают силу, ищут работу. Слоняра, сын одного из шишек в районной администрации, тот его несколько раз отмазывал, когда он за грабежи залетал. А это — шушера, занимались одно время кражами машин. Недоносок Бульбаш получил условный срок за угон. Вот адреса.

Сотрудники разбились на группы.

— После задержания в отдел не спешите. На природе с каждым перешуршите, так лучше будет, — сказал Долгушин.

— Понятно, — оперативники ловили указания на лету и им не надо подробно объяснять, что такое переговорить на природе.

Час понадобился, чтобы выяснить — никого из фигурантов дома нет. И в кабаках, в которых они любили просиживать, — тоже.

— Ну, хорошо, — нахмурился Долгушин, когда оперативна группа собралась в условленном месте у шоссе. — Тогда отрабатываем город по полной программе. Все кабаки и малины выставляем. По жесткому варианту.

— Запросто, — собровец кивнул на подогнанный броне транспортер областного СОБРа.

Через два часа как цунами прошлось по барам и ресторанам по квартирам и домам авторитетов, по местам концентрации преступного элемента. В отделение милиции провели местного преступного главаря Рудика с подрихтованным собровскими кулаками лицом. Его ждали Аверин и Долгушин.

— Вы чего, мужики? За что? — ошарашенно спрашивал Рудик, держась за живот и съежившись на лавке в узкой полутемной комнате. — За что взяли.