Неделей позже Тони выписали из госпиталя, вернули ему одежду, в которой его туда доставили, но выстиранную и отглаженную, и, провожая сочувственными взглядами, попрощались. Произошло это знаменательное событие в половине шестого, как раз в удобное для Грейс время. Она закончила работу и смогла подскочить к госпиталю, чтобы подвезти Тони до его дома. Они заранее договорились, что долечиваться он будет у нее, но для этого ему необходимо взять из своего дома кое-какие вещи.

Джессика в этот день тренировалась до шести и отпросилась у матери, чтобы провести потом у подружки время до утра на целомудренной вечеринке, с просмотром лишь ночных телеканалов, не более, таково было твердое обещание. Так что ночь оставалась в распоряжении Грейс и Тони.

Он появился из больничных дверей в тюрбане из бинтов, словно арабский шейх.

Грейс помнила его отекшее, почерневшее лицо, каким оно было на следующий день после операции, и теперь, обрадовавшись, что у него, наконец, почти нормальный вид, облегченно рассмеялась.

– Тебе весело? Мне тоже. Я выгляжу факиром и могу отправиться на ярмарку показывать фокусы. Или выступать клоуном.

Повязка скрывала лишь часть его травм. Из-под нее к скуле с правой стороны тянулся еще только начавший заживать шрам. Тони наложили с десяток швов, чтобы соединить рассеченную кожу. И еще видны были свинцово-синие отеки под глазами. Со временем они постепенно изменят свой цвет на красновато-желтый, тоже не очень веселое зрелище. На клоуна он был похож, но только на клоуна очень печального.

– Значит, ты договорилась встретиться с Донни за ленчем в следующую среду? – решил проверить Тони доставленные ему Джессикой при ее последнем визите в больницу сведения.

Он протиснул тело, не без предосторожностей, на заднее сиденье. Когда Тони, наконец, удобно устроился, Грейс одарила его сияющей улыбкой. Ей хотелось разделить с ним свою радость.

– Да, он сам позвонил мне. Он сказал, что хочет поближе познакомиться и со мной, и с Джессикой.

– Что ж, не так плохо все оборачивается.

– Мне стало хоть немного легче. Он такой славный парнишка.

– Если так, то слава богу. Эй, не пропусти поворот!

Грейс действительно уже могла забыть за своими переживаниями дорогу к жилищу Тони.

Припарковавшись, Грейс первой вышла из машины, чтобы помочь выбраться Тони. Однако, морщась от боли, он обошелся без ее поддержки.

– Вспомни, что за мной наблюдают, – напомнил он. – Не хочу, чтобы по округе распространился слух, будто я стал полным инвалидом.

Грейс действительно не пришло в голову, что миссис Кратчер всегда на своем посту. Вот она уже появилась на крылечке.

– Привет, Тони. Как себя чувствуете?

– Отлично, миссис Кратчер. Просто превосходно.

– Рада это слышать. А то в новостях передавали всякие ужасы. Желаю вам скорейшего выздоровления!

– Спасибо, миссис Кратчер.

– И вашей собачке тоже. Не помню, как вы ее назвали. Она ведь тоже пострадала. Как ее самочувствие?

– Крамер. Крамер – кличка моей собаки. Ее выпишут из ветлечебницы завтра.

– Наверное, счет за ее лечение будет не меньше вашего, – предположила миссис Кратчер.

– Я тоже так думаю, – вздохнул Тони.

– Но все-таки власти обязаны вам материально помочь. Вы ведь пострадали, как говорили в новостях, на службе. А собака была при вас…

– Трудно сказать, что решат городские власти, – миролюбиво закруглил разговор Тони.

Пожилая женщина проследила, как они вошли в дом. Грейс потянулась к выключателю, чтобы зажечь свет в холле.

– С таким бдительным сторожем тебе не страшен никакой взломщик, – сказала она.

– Я не хотел бы оказаться на месте этого бедняги. На него вмиг бы надели наручники, – подтвердил Тони. Он перехватил руку Грейс и не позволил ей щелкнуть выключателем. Другой рукой он обнял ее талию.

– Тони! – запротестовала она.

– Не смей мне возражать, – заявил он с шутливой строгостью и поцеловал ее рот, теплый, нежный, возбуждающий.

На все ее протесты, что еще ему нельзя, что надо окончательно поправиться, Тони отвечал, что он вполне способен, и продемонстрировал ей это. Правда, он согласился на пассивную роль и послушно распластался на кровати, но и такая его поза полностью устраивала их обоих. Грейс раздела его, потом разделась сама и принялась ласкать и раззадоривать партнера. Возбуждая его, она возбудилась и сама. Ей приходилось быть очень осторожной, чтобы случайно не причинить ему боль, но под конец они довели себя до такого состояния, что забыли обо всем. Страсть вспыхнула обжигающим пламенем, и Грейс, словно всадница, помчалась на нем вскачь, пока окружающий мир не взорвался, рассыпаясь на осколки.