Тут прибыл салат. «Тысяча островов» для Норри и французский для меня, как раз то, что мы бы заказали, если б хорошенько подумали. Порции были неравные, и в каждой было ровно столько, сколько каждому хотелось съесть.

Не знаю, как Толстяку Хэмфри это удается. В какой момент опыт становится телепатией?

Мы болтали во время еды, но ничего серьезного не обсуждали. Кухня Толстяка Хэмфри требовала уважительного внимания. Главное блюдо прибыло, как только мы закончили салат, а в тот момент, когда мы почувствовали, что наелись, тарелки оказались пусты и кофе достаточно охладился, чтобы пить. Кусочки свежего абрикосового пирога принесли прямо из духовки, и мы отдали им должное. Налили еще кофе. Я принял псевдо-эфедрин от насморка. Беседа мало-помалу возобновилась. У Норри оставался только один вопрос, который она могла бы мне задать, так что я спросил ее первым:

— Ну, и что происходит с тобой, Норри?

Она скорчила гримасу.

— Ничего особенного.

«Вот тебе и ответик. Давай, настаивай».

— Норри, в тот день, когда в твоей жизни не станет происходить ничего особенного, в Оттаве придет к власти честное правительство. Мне говорили, будто ты однажды простояла на одном месте больше часа — но тип, который болтал об этом, был знаменитый лжец. Выкладывай, ты же знаешь, что я вообще был не в курсе дела все это время.

Она нахмурилась, и это послужило для меня стартовым сигналом. Я бешено размышлял с тех самых пор, как вышел из своей тупой заторможенности в объятиях Норри в ее студии, и уже во многом разобрался.

Но зрелище того, как она нахмурилась, завершило процесс; мгновенно вся путаница в моем подсознании с почти слышимым щелчком обрела форму.

Так бывает, вы знаете. Вспышка озарения. На середине предложения, за микросекунду, вы совершаете квантовый прыжок в понимание. Вы смотрите назад на двадцать лет слепой тупости без содрогания и воспринимаете непосредственное будущее в подробностях. Позже вы будете этим восхищаться, но в тот момент воспринимаете все, как должное. Сицилийцы определяют этот феномен, как «гром среди ясного неба». Говорят, что он приносит глубокую невозмутимость и сосредоточенность. Меня это заста— вило рассмеяться.

— Что тут забавного?

— Не знаю, смогу ли я объяснить, крошка. По-моему, я только что догадался, как это получается у Толстяка Хэмфри.

— Ну?

— Расскажу позже. Ты говорила…

Она вновь нахмурилась.

— В основном я не говорила. Рассказать, что со мной происходит, в двадцати пяти словах или меньше? Я сама себя довольно долго об этом не спрашивала. Возможно, слишком долго. — Она глотнула кофе. — Ладно. Ты знаешь тот коммерческий альбом Джона Кернера, тот последний, что он вы— пустил? «Бегом прыгая стоя спокойно»? Это я и делала, наверное. Я потратила много энергии, делая вещи, которые казались мне нормальными, но я не удовлетворена. Я… Я почти заскучала.

Она совсем запуталась, и я решил сыграть роль адвоката дьявола.

— Но ты сейчас там, где всегда хотела быть, — сказал я и начал сворачивать сигарету.

Она состроила гримасу.

— Может, в этом и беда. Возможно, мечта всей жизни не должна быть достигнута — ибо что ты будешь делать потом? Ты помнишь фильм Кернера?

— Да. «Звук сна». Картина что надо.

— Помнишь, что там сказано о смысле жизни?

— Конечно. «Делайте следующее дело». — Я подкрепил слово действием, скрутил сигарету, заклеил ее языком, а затем закурил. — Всегда думал, что это был отличный совет. Он мне помог преодолеть несколько по-настоящему крутых моментов.

Она затянулась, задержала дым и выдохнула перед ответом.

— Я готова делать следующее дело, но в чем оно? Я была в турне с группой, я солировала в Нью-Йорке, я занималась хореографией, я руководила всей этой чертовой школой, а теперь я — художественный директор. Я получила полную независимость; могу даже снова обучать класс, если захочу. Каждый год, начиная с этого момента и до тех пор, пока не замерзнет ад, в репертуар ТДТ будет включаться что-нибудь из моих вещей, и у меня всегда будут прекрасные партнеры. Я осуществляла свои детские мечты всю жизнь, Чарли, и вот дошла до того предела, дальше которого в детстве не думала! Я не знаю, что такое «следующее дело». Мне нужна новая мечта.

Она затянулась снова, передала сигарету мне. Я заговорщически уставился на тлеющий косячок, и он мне подмигнул.

— Никаких намеков? Общих направлений хотя бы? Она осторожно выдохнула и заговорила, глядя на свои руки.

— Я думала, что могла бы попробовать работать с одной из тех компаний— коммун, где каждый занимается хореографией одного фрагмента. Мне бы хотелось поработать с «коллективным разумом». Но здесь нет никого, с кем можно было бы начать это дело, а единственная коммуна такого рода, которая меня бы устроила, находится в Нью-Пилоболусе — для этого мне пришлось бы переехать в Америку.

— Забудь это.

— О черт, да. Я… Чарли, я не знаю, я даже думала бросить все это, поехать на остров принца Эдуарда и заняться фермерством. Я всегда допускала такое, но решиться так и не смогла. Шера оставила место в хорошем состоянии, я могла бы… ох, это все бред. Я совсем не хочу заниматься фермой. Я просто хочу хоть что-нибудь новое. Что-нибудь другое. Территорию, которой нет на карте, что-то вроде… Чарли Армстед, какого черта ты улыбаешься?

— Да это просто магия какая-то.

— Что?