– Ну и как ты думаешь, с чего бы ему так поступать? – спросила она.

Конан мрачно ухмыльнулся:

– Да потому, что он рассчитывает получить свои деньги назад. Он ошибается. Я спущу мои денежки, или проиграю, или раздам, или просто выброшу. Но никто в мире не в силах забрать у меня плату за выполненную мною работу.

– А ты будешь делать эту работу? – спросила Брита боязливо.

– Ну да. В конце концов, я же взял залог, – гордо произнес Конан. А затем улыбнулся: – Конечно, все может пойти не совсем так, как он рассчитывает. Но такое случается частенько, когда одни мошенники пытаются надуть других. Признаться, меня вот что интересует. Любопытно, что за темная история стоит между ним и городским головой? Душа Бомбаса живет в кошельке любого, кто ему заплатит. Так почему она отказывает в своей любезности самому толстому кошелю Шикаса?

– Судя по тому, как ты их описываешь, – сказала Брита, – они не похожи на тех людей, которые считаются со своими эмоциями и амбициями в тех случаях, когда речь заходит о деньгах.

– Именно, – сказал Конан. – Нет, здесь что-то другое. Что-то спрятанное более глубоко. Будь уверена, я до этого докопаюсь.

– Но послушай, – запротестовала она, – ты же взял уже задаток от этого человека из Бельверуса… Пириса, да? Затем от толстяка Касперуса. А теперь еще от этого воротилы Ксантуса. Ты что, и в самом деле всерьез собираешься отработать эти задатки?

– Взять задаток и сбежать – это не в моих привычках, – заверил он ее. – Не бойся. Возможно, все эти дела, и Пирис, и Касперус, и Ксантус, каким-то образом связаны между собой. А ежели так, то, думаю, сумею провернуть все таким образом, что довольны окажутся все. Хотя не исключено, что потом им придется вечно сожалеть об этом.

– Ты очень самоуверен.

– Ага. Слушай, девочка, скажи мне, каким богам ты поклоняешься?

Внезапная перемена темы вызвала у нее явное удивление.

– Ну… Я, как и большинство тарантийцев, посещаю храм Митры. Кроме того, я приношу жертвы мелким божествам гильдии моего отца. Хотя в последнее время я была с ними довольно небрежна. А почему ты спрашиваешь?

– Понимаешь ли, мой бог – это Кром. И он бог моего народа. Он старый, мрачный и упрямый. Когда мы рождаемся, он наделяет нас сердцами свирепых воинов, а также большой силой, выдержкой и упорством. Подобные качества отличают любого киммерийца. Но вместе с тем это и не избалованный бог. В отличие от здешних южных божеств, Крому плевать на жертвоприношения. Он не помогает нам, да и мы его ни о чем не просим, потому что знаем, что никакой помощи не последует.

– Ну так и что? – спросила она, нахмурившись. Брита не понимала, куда клонит ее собеседник.

– А вот что. Ежели бы он был богом, которому можно было молиться, я послал бы ему прямо сейчас горячую благодарность за то, что он направил меня сюда, в Шикас. – Лежа на кровати с закинутыми за голову руками, Конан ухмыльнулся, глядя на облупившуюся штукатурку потолка. – По-моему, КАЖДЫЙ в этом городе твердо вознамерился сделать меня богачом!

Утром следующего дня Конан выехал верхом со двора гостиницы. Позади него к седлу был привязан сундучок. В гнезде, к которому он обычно крепил копье, Конан пристроил лопату, позаимствованную на конюшне. Копыта коня звонко цокали по мостовой, когда киммериец ехал по безлюдным улицам. Если верхняя часть города только-только просыпалась, пока Конан проезжал мимо, в Дыре все еще спали беспробудным сном. Хотя на улицах не было видно ни единой души, в боковых проулках Конан приметил несколько еще не остывших трупов, которым скоро предстояло отправиться в реку.

Возле места слияния двух рек Конан миновал Оссарские ворота, где охранник, удовольствовавшись брошенной ему монетой, не стал беспокоить Конана глупыми формальностями, такими как имя путешественника, место его назначения и возможное время возвращения. Конан проехал крепкий каменный мост. Дальше дорога поднималась в гору, по террасам, сперва мимо виноградников, затем по дикой местности. Съехав с дороги, Конан направил коня к холмам.

В лесистой низинке киммериец спешился и отпустил коня пастись. Несколько минут Конан стоял совершенно неподвижно, не издавая ни звука. Однако вокруг него не было ни малейшего движения. Конан медленно осматривался, напрягая зрение и слух в попытках уловить какой-либо звук, но ничего, Кроме естественных природных звуков, не услышал.

Оставив лошадь с сундуком, Конан стал подниматься на ближайший холм. Его упругая поступь горца позволяла двигаться по бездорожью столь же непринужденно, как по городской мостовой. На вершине холма Конан обнаружил засохшее дерево, в которое много лет назад ударила молния. Сучьев на дереве уже не было, остался только иссохший ствол. С ловкостью обезьяны Конан взобрался по стволу. С вершины ему открылся широкий обзор окрестностей. Примерно с час Конан сидел на дереве. Его острые глаза ничего не упускали. Наконец Конан уверился, что никто за ним не следит и что поблизости не шляются подозрительные личности. Только удостоверившись в этом, Конан слез с дерева и вернулся к коню.

Конан снял доспех, поднял с седла сундучок, взял лопату и приступил к работе. Место, которое он выбрал, было достаточно далеко от деревьев, так что маловероятно, чтобы возникли трудности из-за толстых узловатых корней. Конан тщательно прикинул на глаз размеры ямы, затем расстелил рядом с этим местом на земле одеяло. Встав на колени, Конан вытащил кинжал и тщательно очертил прямоугольник. Работая кинжалом, Конан снял дерн, после чего осторожно скатал его. Когда дерн был отделен, Конан аккуратно поднял его и положил на одеяло. Затем взялся за лопату. Копал он энергично, но осторожно, аккуратно поднимая каждый раз лопату с землей и высыпая ее на одеяло. Он тщательно следил за тем, чтобы земля не сыпалась на траву.