— Ну, — сказал наконец его отец, становясь в позу судьи, — все это время у тебя были какие-то огорчительные недоразумения с Эйлом, а в то же самое время твой лучший друг был жестоким убийцей.

Голова Джослина стала слегка подергиваться.

— Уходи, отец.

— Что? — рявкнул герцог.

Джослин мгновенно вскочил с софы и закричал в лицо отцу:

— Я сказал, уходи!

Все тело Джослина дрожало от напряжения. Он всеми силами старался сдержать себя и не ударить отца. Сжав за спиной руку в кулак, он резко повернулся на каблуках и отошел к каминной доске. Он стоял спиной к гостям, но ему не нужно было поворачиваться, чтобы посмотреть на реакцию герцога. Он и так знал, что там происходит.

Наступила мертвая тишина, продолжавшаяся довольно долго. Он знал, что отец пытается овладеть своими эмоциями и сдержать себя. Он также знал, что герцог страшно не хочет в очередной раз позориться в присутствии внучки мясника. Джослин краешком глаза посмотрел на Лайзу. Она уставилась на герцога с некоторым легким чувством отвращения, как будто почувствовала запах конского навоза на чьих-то ботинках.

Затем Джослин услышал, как Джорджиана стала убеждать герцога покинуть комнату. Ноющая боль между плечами немного поутихла, но голова его все еще сильно болела, и он никак не мог избавиться от навязчивых образов Эшера и Эйла. Ему необходима было поговорить с Лайзой. Беседа е ней всегда приносила ему заметное облегчение, она каким-то необъяснимым образом умиротворяла его.

— Джослин, — его мать медленно приблизилась к нему и старалась говорить тихим голосом, поглядывая на дверь, за которой наконец исчез ее муж. — Джослин, в самом деле, ты не должен спорить со своим отцом. Он от этого становится только хуже и к тому же более подозрительным. Если бы ты только смог проявлять заботу о нем и не оскорблять его.

Пока его мать шептала ему эти слова, к ним подошла Лайза и стала рядом с мужем. Он сразу же услышал легкий шорох ее шелкового платья и давно знакомый запах лимона. Он почувствовал, что внутри него что-то перевернулось. Джослин перевел взгляд с Лайзы на свою дрожащую от страха мать. Что-то ярко вспыхнуло в его душе. Он никогда раньше не обвинял свою мать в том, что она не помогла ему в трудные минуты противоборства с отцом и Эйлом, хотя и должна была бы оказать такую помощь сыну. Все ее силы были направлены на то, чтобы сохранить всеобщее умиротворяющее спокойствие. А ценой этого спокойствия был его позор и изгнание из семьи. Занятый этими мыслями, он не мог вмешаться, когда Лайза заговорила с герцогиней.

— Ваша светлость, — сказала она, — эти забияки всегда останутся такими, и даже если вы упадете на пол, они будут топтаться по вашему телу.

— Боже, что вы говорите!

— Я сожалею, — сказала Лайза, хотя на самом деле нисколько не сожалела о сказанном. — Но если вы терпите оскорбления в свой адрес, вы тем самым провоцируете их. Может быть, вам нравится, когда вас терроризируют и пинают ногами, но вы не можете требовать, чтобы и вашему сыну это нравилось.

Герцогиня издала звуки, напоминающие крики курицы во время громового раската.

— Джослин, эта… эта женщина оскорбляет твою мать!

Джослин улыбнулся жене и повернулся к матери, покачивая головой.

— Нет, она не оскорбляет тебя, мама. Она просто не согласна с тобой. В этом вся разница.

— Ох! — герцогиня тяжело вздохнула и вышла из кабинета, покачиваясь и тяжело дыша.

Джослин снова повернулся к Лайзе, весело улыбнулся и поцеловал ей руку. К его удивлению, Лайза вырвала руку и обошла вокруг софы. Остановившись там, она пристально посмотрела на мужа.

— Что случилось? — спросил он удивленно.

— Ты не должен целовать мою руку и вообще… Пока мы не договоримся о некоторых вещах.

— Это довольно безнадежное дело для жены указывать мужу, что целовать, а что нет.

Джослин стал медленно приближаться к ней, но вынужден был остановиться, так как между ними была софа, и он не знал, как ее обойти, чтобы не испугать Лайзу. Наконец он поднял руку, изображая умиротворяющий жест, и внезапно бросился на нее. Поймав жену за талию, он поднял ее над софой. Затем повернулся и сел на софу вместе с Лайзой на коленях. Как и прежде, Лайза брыкалась и била по нему ногами. Джослину пришлось крепко прижать ее к себе, чтобы попытаться успокоить ее. Но поскольку Лайза отказалась подчиниться мужу и прекратить бессмысленную борьбу, он подмял ее под себя и прижал к дивану.

— Ну хоть теперь-то ты успокоишься? Я не могу дышать.

Он слегка приподнялся над ней, и она глубоко вдохнула воздух. После этого он снова опустился на нее всем своим телом, и она снова стала задыхаться.

— Ты собираешься успокоиться и выслушать меня?

— Да… ух… да…

Придерживая ее руки, Джослин посмотрел ей в глаза. Голубовато-зеленоватый цвет шелка придавал им странный оттенок, напоминающий цвет ручья, потемневшего от грозовой тучи.

— Мы должны прийти к взаимопониманию, — сказал он ей тоном опытного офицера. — Я не могу позволить, чтобы моя жена занималась торговлей.

— Но…

— И я не отпущу тебя из дому. Ты моя жена, и твое место здесь, со мной.

— Теперь только…

— И если ты хотя бы раз отправишься в восточную часть Лондона, я выпорю тебя так, что ты в течение всей недели не сможешь прикоснуться своим великолепным задом к креслу.

Лайза вытаращила глаза на мужа.

— Попробуй только, и ты увидишь, что будет.

Какое-то время он пристально изучал ее.

— Какая интригующая угроза!

— Я же не дура. Я не хожу туда одна.