Ловко лавируя между слуг, тащивших посуду и тяжелые скамейки, Кристиан пронесся через холл и, распахнув дверь в дальнем его конце, бросился к лестнице, ведущей в башню, где был заточен Блейд. Но тут его позвал голос отца.

Себастьян де Риверс сидел за столом в библиотеке спиной к залитому солнцем окну. Перед ним лежала раскрытая книга, судя по всему, только что из типографии, о чем говорили ярко блестевшие в свете свечей буквы. Приблизившись, Кристиан преклонил колени.

Не отрывая глаз от книги, Себастьян протянул руку и погладил темные кудри сына.

— Ты снова собираешься мучить этого мальчика?

Кристиан поднял глаза на отца, но тот продолжал читать с таким же спокойствием, с каким священник произносит вечернюю молитву.

— Я был слишком занят в последние дни охотой на мышек и совсем забросил бедного Блейда.

— Я предпочел бы, чтобы ты охотился за женщинами, нежели за Черным Джеком. — Себастьян откинулся на спинку кресла и взглянул на сына. — На этот раз ты, похоже, избрал добродетельную мышь.

— Вы, как всегда, попали в самую точку, сир. Всякий раз я возвращаюсь с охоты в камзоле, застегнутом на все пуговицы, и мой гульфик так и трещит по швам.

Граф громко рассмеялся.

— Подходящее наказание за все твои проделки, мой упрямец. Может, тебе повезет больше сегодня на банкете.

Улыбнувшись, Кристиан промолчал. Но когда он встал и направился к двери, Себастьян остановил его взмахом руки.

— Сядь, — Себастьян показал на скамью у окна. — Мне нужно поговорить с тобой.

— Мой подопечный голоден, я должен отнести ему еду.

— Сядь, я сказал. Ты сеешь ненависть, как пахарь ячмень, и мне это не нравится. И не вскидывай на меня, пожалуйста, свой подбородок. Тебе все равно придется меня выслушать.

Кристиан сел на скамью и, обхватив руками колено, поднял глаза на отца. Однако Себастьян, в отличие от Иниго или Полли, не вздрогнул и не съежился. Полностью проигнорировав яростный взгляд сына, он прислонился к стене рядом с ним и спросил:

— Тебе известно, почему я укрываю у себя еретиков?

Нахмурившись, Кристиан покачал головой.

— Какое это имеет отношение к Блейду?

— Помолчи. — Себастьян повернул голову и посмотрел на покрытый позолотой лепной потолок. — Когда Черный Джек захватил тебя и мне не удавалось так долго тебя разыскать, я нашел утешение в новом знании.

— Это было давным-давно, сир.

Взмахом руки Себастьян вновь призвал его к молчанию.

— После того как я почти три месяца рыскал по окрестностям, до меня наконец дошло, что я не смогу прочесать всю Англию. Я вернулся сюда и стал посылать на поиски тебя своих людей. Я пообещал врачам, что буду отдыхать, но так как стоило мне закрыть глаза, и я видел тебя, я старался гнать от себя сон. Его мне заменило чтение. Мне открылось так много нового в Аристотеле, Сократе, Платоне и Овидии — намного больше, чем в юные годы. Нередко я читал всю ночь напролет, дабы отвлечься от мыслей о тебе.

— Я думал, вы ищете меня.

— Так оно и было. Я ни на минуту не прекращал своих поисков. Но шли месяцы, ты не находился, и я читал вместо еды и сна. И с каждой новой книгой я все более и более поражался мудрости этих людей, которые жили до рождения Божьего Сына. И вот однажды мне вдруг пришла в голову мысль, что церковь, несомненно, осудила бы всех этих философов как еретиков. Их души были бы обречены, то есть были бы обречены церковью.

— Поэтому-то вы и прячете у себя еретиков?

— Да.

— Потому что священники предали бы проклятию душу Аристотеля?

— Ты озадачен?

Кристиан кивнул.

— Отлично! Может, теперь ты не будешь так уж стремиться спорить со мной, когда я вновь попрошу тебя оставить твои планы мести в отношении Черного Джека.

Кристиан пошевелился, намереваясь встать, но взгляд графа пригвоздил его к месту.

— Ты помнишь тот день, когда я нашел тебя?

— Нашли меня? Да, я срезал тогда с вашего пояса кошелек. Я никогда не сделал бы этого, если бы увидел ваше лицо, но у меня перед глазами были только ваш берет и кошелек, полный звонкой монеты.

Кристиан улыбнулся, вспомнив о той встрече. Он находился в Лондоне всего четыре месяца и был преисполнен восхищения к самому себе после побега от Черного Джека и от четырех лет рабства. Пройдя выучку в лучшей в городе школе для воров-карманников, он в тот день практиковался в своих новых знаниях неподалеку от собора Святого Павла и попытался срезать кошелек у собственного отца.

— Не скажешь ли мне сейчас, — спросил Себастьян, — почему ты не вернулся ко мне, когда ушел от Черного Джека?