Весь путь до нашего номера я ломал голову, пытаясь понять, кому и зачем это может понадобиться и может ли комм Элли содержать в себе аналогичные сюрпризы. По моим прикидкам выходило, что да, а значит, надо было максимально быстро найти способ добраться до начинки этих чёртовых «мёртвых зон», чтобы максимально обезопасить нас от возможных неприятных сюрпризов…

Следующим утром я точно знал, что мне имплантировали. САБС-460А. Устройство, во многом дублирующее один из блоков комма, но обладающее рядом «преимуществ». Естественно, не для меня, а для тех, кто собирался им воспользоваться. Полностью неподконтрольный комму носителя синтезатор был способен из «подручного» материала синтезировать широчайший спектр химических соединений и при желании сделать из тела того, в кого оказался вживлён, бомбу или разносчика самой экзотической заразы. Или вызвать у него практически любое заболевание.

В общем, поняв, что эта штучка мне абсолютно не нужна, я озаботился тем, как бы её оттуда выковырять. Первая мысль, как обычно, оказалась проста до безобразия и настолько же глупа — наведаться в любую клинику и попросить её удалить. Кроме того, что выбраться из клиники без «помощи» СВБ мне бы не удалось — САБС был запрещён ещё лет двести тому назад, — я был точно уверен в том, что его хозяева, поняв, куда я прилетел, этому бы не обрадовались, а значит, насильно вживили бы мне что-нибудь ещё. Так что надо было искать вариант посложнее. И удалять САБС после того, как «Лаэртид» станет полностью подконтролен.

С доступом к закрытым областям комма оказалось гораздо сложнее — несмотря на то что с программированием у меня проблем не было, на то, чтобы достучаться до них, у меня ушло больше десяти часов. Только вот толку оттого, что я понял, где они располагаются, оказалось мало — ни взломать пароль, ни удалить их у меня, увы, не получилось.

В общем, перед самым рассветом я пришёл на свой любимый пляж, мягко выражаясь, не в настроении.

Улыбка, появившаяся на лице Лии, стоящей по пояс в воде неподалёку от линии прибоя, пропала, как только она смогла увидеть выражение моего лица.

— Что-то случилось? — грустно вздохнув, спросила она и, повернувшись ко мне всем телом, двинулась к берегу.

— Да ничего особенного… — Я попробовал её успокоить, но неудачно: хотя мы и не могли читать эмоции друг друга, анализ мимики и поведения всё-таки помогал чувствовать происходящее. — Небольшие неприятности…

— Я могу тебе чем-нибудь помочь?

— Пока не знаю… — Я пожал плечами и принялся раздеваться. — Ладно, как-нибудь переживу… Спасибо за предложение, кстати…

— Ладно, когда решишь, что я достойна доверия, расскажешь сам… — улыбнулась девушка и, подойдя ко мне вплотную, так, что её грудь упёрлась мне в солнечное сплетение, ласково погладила меня по голове: — Бедный, наверное, всю ночь не спал. Идём, поплаваем, что ли?

Мне удалось не покраснеть и не выдать неожиданно появившегося во мне желания: ощущение от прикосновения её груди обжигало кожу даже после того, как Лия, повернувшись ко мне спиной, покачивая бёдрами, отправилась к воде. Побросав на песок майку и шорты, я снял обувь и, пробежавшись до воды, с разгона прыгнул в набегающую на берег волну.

Через полчаса от моего плохого настроения не осталось и следа — задавшаяся целью меня рассмешить Лия добилась своего без всяких проблем. Рассказывая байки из своей жизни после ухода от бывшего хозяина, она умудрялась делать это с таким юмором, что я хохотал так, что пару раз хватанул ртом воду. А перед тем, как выйти на берег, девушка вдруг остановилась на месте и, работая одними ногами, задумчиво поинтересовалась:

— А ты не задумывался о том, что мы — не люди? Или не так. Что люди — мы, а те, кто себя так называет — нелюди?

— Что ты имеешь в виду? — удивился я такой резкой смене темы разговора.

— Ну вот, смотри, когда общаешься с человеком, ты всегда понимаешь, что он тебе врёт. Почти в каждом слове, интонации, жесте. Те понятия, которые воспеваются в литературе и искусстве — тоже ложь! Доброта, честь, любовь, верность, самопожертвование, способность сопереживать — это только слова. Ничего больше. Что у них в душах на самом деле? Зависть? Желание добиться своего любой ценой? Презрение? Злоба? Похоть? Список можно продолжать бесконечно, и в нём не будет ни одного положительного свойства характера, не так ли? Ты ведь не мог с этим не столкнуться?

— Ну допустим… — не понимая, к чему она клонит, пробормотал я.

— А мы переживаем по-настоящему. Первую половину жизни, с момента импринтинга, мы готовы на всё ради тех, кто нас купил, как вещь вроде нового флаера или голоцентра. Мы не живём собой, а становимся частью тех, кто нас использует. Сотни, если не тысячи клонов, которым дали жизнь в «Удовольствии», умирают через паршивых восемь месяцев, даже не понимая того, что рядом, за пеленой навязанных извне чувств, есть мир, в котором так много интересного. А единицы вроде нас, получившие свободу по прихоти своего хозяина, живут в безумном окружении гнилых представителей homo sapiens, ежедневно терзаясь от ощущения того, что лучше было бы умереть так же, как и те, первые… Знаешь, за первые восемь лет после процедуры продления жизни я так возненавидела человечество, что была готова убивать всех тех, чьи мысли я в тот момент ощущала.

— А что потом? — ужаснувшись выражению её лица, спросил я.

— Потом я нашла подругу по несчастью. Чуть позже — ещё пару друзей. И общение с ними примирило меня и с собой, и с миром.

— Вас теперь четверо?

— Нет, больше десятка… — улыбнулась Лия. — Мы живём на разных планетах, видимся не очень часто… Я имею в виду, лично. Но осознание того, что рядом есть существо, которому ты действительно небезразличен, здорово греет душу.

— Ты предлагаешь мне дружбу?

— Ты против? — усмехнулась девушка. — Ты такой же, как и мы. Цельный. Надёжный. Настоящий… Мне было бы приятно знать, что ты — рядом…