– Тоже мне, Пинкертон.

Дронго пожал плечами. Ему тоже не доставляло удовольствия это копание в грязном белье. Но расследование нужно доводить до конца.

– Вы вышли сразу, как только узнали о том, что они готовы остаться еще на один день? – спросил он.

– Да, – кивнул Всеволод Игнатьевич, поправляя волосы, – я хотел предупредить Элеонору Александровну, что не смогу вечером к ней заехать. Я понимал, что нам придется остаться поработать с дипломатами, раз они перенесли день вылета.

– Вы кого-нибудь застали в приемной, когда звонили?

– Только Алену. Но она сразу вышла, куда-то торопилась, по-моему, в буфет. А потом из моего кабинета вышел и Костин.

– И вы вернулись обратно?

– Конечно. Я предупредил Элеонору Александровну, что не смогу прийти, и вернулся в свой кабинет.

– Она может это подтвердить?

– Думаю, да.

– Ясно, – устало сказал Дронго. – Возвращайтесь в свой кабинет и позовите сюда Светлану Мухину.

– Да, конечно, спасибо. Я могу идти? – спросил он уже у министра.

Тот махнул рукой, и Всеволод Игнатьевич быстро вышел из кабинета.

Последней к министру вошла Мухина. Она настороженно посмотрела на всех, словно ожидая подвоха.

– Садитесь, – разрешил министр, и она села, удобно устраиваясь на стуле, как обычно садятся стенографистки, чтобы сразу начать работать.

– Вчера вы работали в кабинете Всеволода Игнатьевича? – спросил Дронго.

– Да, – кивнула молодая женщина, – с делегацией ООН.

– Вы все время находились в кабинете?

– Да, я заменила Елизавету Алексеевну. Она закончила в пять, а потом пришла я.

– Вы слышали, как они предлагали остаться еще на один день?

Женщина холодно взглянула на Дронго через стекла своих очков в красивой и очень дорогой оправе.

– Я не прислушивалась, я работала.

– У вас сохранились записи вчерашней стенограммы?

– Конечно. Но я не столько стенографировала их разговор, сколько работала над проектом, который мне диктовали по очереди дипломаты.

– Кто предложил остаться еще на один день?

– Члены делегации ООН.

– А кто именно?

– Я не помню.

– Но момент, когда решили остаться, вы помните?

– Конечно. Французский дипломат сильно возражал, но его уговорили. Потом из кабинета вышли Всеволод Игнатьевич и Костин. А Арсенов остался работать с дипломатами.

– Они вышли вместе?

– Нет. Сначала Всеволод Игнатьевич, а потом почти сразу Костин. Да, буквально вслед за ним.

– А Михаил Аркадьевич вообще не выходил из кабинета во время переговоров?

– Один раз выходил, когда вернулись двое других, он отлучился на минуту. Я еще в тот момент поменяла свою ручку.

– Вы точно помните, что он выходил?

– Да, точно.

– Скажите, Мухина, где вы достали такую красивую оправу? По-моему, такие здесь не продаются.

Женщина чуть покраснела.

– В Греции, – ответила она, – мы отдыхали прошлым летом в Греции.

– Ваша зарплата около двухсот долларов, – напомнил Дронго, – и у вас есть сын. Каким образом вы умудрились откладывать на Грецию?

Она сердито посмотрела на него, покачала головой.

– Я думала, советские времена уже прошли.

– Вы не ответили на мой вопрос.

– Вообще-то я не обязана отвечать, но отвечу. Мой бывший муж, отец мальчика, очень состоятельный человек. Он и оплатил нашу поездку, и выдал нам деньги на расходы. Если хотите, я дам телефон его офиса, вы можете все проверить лично.

– Спасибо, – поблагодарил Дронго, – я все понял. Извините меня за вопрос.

Она поднялась и вышла из кабинета.

– Все пятеро, – подвел итог министр. – Вы можете сейчас что-нибудь сказать?

– Пока нет. Мне необходимо еще раз посмотреть личные дела всех пятерых. И заодно сверить их с теми данными, которые придут на террористов. Я не сомневаюсь, среди них кто-то знает одного из ваших сотрудников лично и связан с ним напрямую. Теперь уже ясно, что звонили именно отсюда.

– Два часа назад вы готовы были подозревать и Президента, – ворчливо напомнил министр, – а сейчас уверяете, что кто-то из наших сотрудников действует заодно с бандитами. Это еще нужно доказать.