– То есть как это?

Тот засмеялся.

– Не бойся, не по-ихнему... Мы по-свойски, по-русски. Уху спросим, телятины, а то поросёнка холодного... а? Ещё чего-нибудь...

– Давай... Только не тово... не этово... не тут, - он кивнул головой на рубку, - мы давай в третий класс сойдём...

– Ну, ин так. А тронул он тебя, Оленин-то?

– Ещё бы! Есть, говорит, не умеешь... а? Есть! Да понимает ли он, что я даже его самого могу съесть за эти самые насмешки? Мне Варзкин кумом приходится, а у него есть закладная на оленинскую рощу да на весь куртумский участок. Вот я скажу Варзкину - прижми! давни! Оленинского барина! До слезы его дави... Он сичас рраз?! Что ты тогда есть будешь, барин? Совсем тебе нечего будет есть, хоша ты на это дело мастер...

– Плюнь на него... Не сердись... Наше будет наше, а ихо будет ихо... добродушно усмехаясь, сказал собеседник старика.

– И ихо будет наше...
– твёрдо и сурово сказал старик...

Они встали и пошли. Старик шёл своей крадущейся, хищной, бесшумной походкой, его собеседник стучал по террасе кожаными калошами, скрипел, харкал, сморкался и вообще создавал вокруг себя какой-то разнообразно нелепый шум...

Пароход пошёл тише... На берегу, на тёмном фоне зелени вётел, обрисовалась белая церковь. Её колокольня возвышалась высоко в облачное небо, и с неё слетали печальные звуки ударов в сторожевой колокол. Где-то играли на гармонике... Борт парохода ударился о пристань, раздался жалобный скрип дерева. Под колёсами глухо бурлила вода.

ПРИМЕЧАНИЯ

Впервые напечатано в газете "Нижегородский листок", 1896, номер 136, 19 мая.

В собрания сочинений не включалось.

Печатается по тексту газеты "Нижегородский листок".