Шрифт:
– Знаешь что, хватит прибедняться!
– Рите безумно надоело слушать жалобы Степана на свою и мамашину скудость.
– Я знаю, сколько стоят и ваша дача, и ваша квартира. Продайте дачу или квартиру, на эти деньги несколько жизней можно прожить...
– Да я бы так и сделал!
– воскликнул Степан.
– Но она, она-то хочет, чтобы все было, как раньше. Машина ещё ладно, ни я ни она и водить-то не умеем, а вот дача, квартира в центре города - все это должно обязательно быть. Попробуй, переубеди её. Я осатанел, Риточка, я не могу с ней больше. Пусти меня к себе! Я умоляю тебя, мне некогда больше деваться! Я ужасаюсь при мысли, что мне сейчас надо опять ехать домой и общаться с мамашей! Она меня поедом ест, я устал от нее... Пойдем, выпьем, я же налил, - жалобным голосом простонал он.
– Не могу больше...
– Он прикоснулся к руке Риты, но она резко отшатнулась с брезгливостью.
– Пошли, выпьем, - сказала она.
– А вообще-то, Степа, держи себя в руках, ты же мужчина, в конце концов. Противно на тебя смотреть...
– Да мне и самому противно, - отвел взгляд Степан.
– Я ненавижу и презираю себя. А наложить на себя руки тоже не могу, смелость нужна...
Они вышли на кухню и выпили ещё по рюмочке ликера. Затем Степан подпер подбородок руками и надолго замолчал. Уставился куда-то в стену, думал о чем-то и молчал... А потом вдруг глаза его закатились, он начал оседать на пол, и, наконец, грохнулся со стула вниз. Рита бросилась к нему, приподняла ему голову, пощупала пульс. Пульс и впрямь был сильно учащенным.
– Вставай, Степа, вставай, - пыталась она растормошить его. Степан только слегка стонал.
Наконец, ей удалось приподнять его и, поддерживая под руки, Рита повела его в комнату. Уложила на диван, сняла ботинки, попыталась всунуть в рот таблетку валидола.
– Я "Скорую" вызову, - заявила она.
– Тебе плохо...
– Не надо, - стонал он.
– Не надо, ради Бога, не надо, я отлежусь... Только ты посиди со мной, посиди, не уходи... Если можно, принеси мне горячего чаю... Что-то меня знобит...
Рука у него и впрямь была совершенно ледяная. А пульс не ниже ста тридцати ударов в минуту. Да, догулялся Степан Егорыч...
Рита принесла ему чаю, он присел на диване и стал отхлебывать. При этом он казался ей таким маленьким и жалким, что она непроизвольно погладила его по каштановым непромытым волосам. Он с благодарностью поглядел на нее.
– Риточка, - прошептал Степан.
– Никого у меня нет, кроме тебя...
От этих слов у неё слегка дрогнуло сердце. Она поставила стакан с чаем на тумбочку и вышла из комнаты, погасив свет.
– Спи, - произнесла она.
В этот момент раздался телефонный звонок. Рита подняла трубку, даже не волнуясь, до того она успела привыкнуть к звонкам таинственного незнакомца. Но на сей раз на проводе была разгневанная Ольга Александровна.
– Рита, это я, - почти басом произнесла она.
– Степан у тебя?
– У меня, - сквозь зубы произнесла Рита. До чего же она ненавидела эту женщину...
– Он домой-то собирается?
– Ему плохо. У него сильная тахикардия, руки ледяные совсем... Пусть он побудет у меня...
– Придуривается, небось, - грубо предположила бывшая свекровь.
– Не думаю, - еле сдерживая себя, сказала Рита.
– Значит, допился до ручки. Ничтожество времен и народов, презрительно фыркнула Бермудская.
– Знала бы ты, как он мне надоел... Пьет и похмеляется, вот и вся его жизнь...
– Таким его сделали вы, - тихо заметила Рита.
– Знаешь что..., - прошипела поэтесса и хотела было добавить ещё что-то, но тут неожиданно к трубке прорвался Степан, выхватил её из рук Риты и разразился потоком нецензурной брани в адрес матери.
– Сука! Старая сука! Бумага гондонная! Падла! Тварь! Я сейчас приеду и убью тебя! Раздавлю, сталинская сучара, жопа с ушами, подлюка...
Мать не оказалась в состоянии что-то возразить на эти дифирамбы, а ошеломленная его напором Рита пришла в себя, выхватила у него трубку и положила её.
– Иди, ложись. Иди..., - Она положила руку ему на плечо и легонько подтолкнула его к дивану.
– Разденься. Я тебе постелю...
Сразу обмякший Степан скинул с себя куртку и рубашку, а затем и джинсы и остался в белых трусиках и такой же футболке. Тонкие волосатые ножки, впалая грудь - Рите стало вдруг до слез жалко его.
– Дай ещё выпить, - попросил дрожавший Степан, и Рита налила ему ещё рюмку ликера. Он выпил, потом захотел курить, закурил, страшно закашлялся и ткнул недокуренную сигарету в пепельницу. Рита постелила ему, и он бросился в постель. Там он съежился калачиком и дрожал. Рита присела рядом с ним и гладила его по взъерошенной голове.
– Как мне плохо, как плохо, - не уставал повторять Степан.
Рита не могла ничего сказать ему. Она снова потушила свет и долго сидела рядом с ним. А потом разделась и легла рядом. Прижалась лицом к хилому плечу Степана. Но телефонный звонок заставил её снова вскочить.