Шрифт:
Наконец, толпе удалось разойтись, а телохранителям взять Екатерину Марковну в плотное кольцо. Они подошли к Марине...
И тут выдержка изменила Кате. Она замерла, в упор глядя на дочь, не в состоянии сделать ни единого шага.
– Это ты?
– помертвевшими губами прошептала она.
– Мама?!
– Я... Я...
– бормотала Катя.
– Доченька... Прости меня за все... Прости...
Она уже буквально падала на руки охранников, но Марина подбежала к ней и сама поддержала ее. А тем временем двое мускулистых телохранителей сумели-таки оторвать пальцы Усатого от горла Кузьмичева.
– Он мертв, - произнес один, глядя на посиневшего, с вывалившимся языком и выпученными глазами Павла Дорофеевича, лежащего на перроне.
– Да и этот, кажется, тоже, - с изумлением произнес другой, глядя на Климова, упавшего своей непокрытой седой головой на промерзший перрон. Екатерина Марковна!
– крикнул он.
– Они оба мертвы!
Марина, услышав это, бросилась к Усатому и наклонилась над ним.
Он лежал на спине на обледенелом перроне без движения.
– Помогите ему!
– крикнула она.
– Помогите кто-нибудь! Врачей! Сюда надо врачей!
И, словно бы услышав на пороге жизни и смерти этот родной голос, Усатый приоткрыл глаза.
– Марина?
– прошептал он.
– С тобой все в порядке?
– Все, все в порядке. А вы!.. Что с вами?
– Я немного устал, дышать трудно, - попытался улыбнуться он.
– Сама видела... Пришлось немного потрудиться.
– Откуда же вы на этот раз взялись? Свалились с неба?
– Нет, девочка, все гораздо проще, - произнес он дрожащими губами.
– Я ехал в этом поезде из Тулы.
– Держитесь... Сейчас вам помогут.
– Я... Все... Все в порядке...
– шептал Усатый.
– Я сделал, что нужно. Надька видит меня... Она гордится мной. Прости меня и ее за все...
Подошла и Екатерина Марковна. Кто-то побежал за врачом.
– Вы... Мама?
– спросил Климов. Катя молча кивнула.
– Простите нас...
– совсем беззвучно прошептал он, делая попытку улыбнуться.
– Меня и покойную Надежду. Возвращаю вам дочь...
И закрыл глаза.
– Он умер, - прошептала Марина, беспомощно огляделась и бросилась на шею к матери.
И тут, наконец, сказалось все жуткое напряжение, в котором она пребывала и которого даже не ощущала. Она разразилась отчаянными рыданиями, которые никак не могли прекратиться. Зарыдала и Катя, тоже дав волю накопившимся за последние дни эмоциям. И стоящие вокруг видавшие виды могучие телохранители тоже едва сдерживали слезы.
Мать и дочь сидели на заднем сиденье "Мерседеса", мчавшего их домой. За рулем сидел Генрих Цандер. Он думал о своем. Теперь он может выполнить обещание, данное самому себе, и вернуться в Германию, где его уже отчаялись ждать родители...
А Катя дрожащими пальцами набирала номер телефона Владимира.
– Ну что?!!!
– услышала она в трубке взволнованный голос мужа.
– Володя... Володенька...
– сквозь рыдания повторяла Катя.
– Она здесь, наша Варенька здесь, со мной, я обнимаю ее. Вот она, она снова с нами. Вот она, я дотрагиваюсь до нее, я целую ее. Только... Только... Мы чуть снова не потеряли ее... Там, на вокзале... Не могу, не могу... Потом все расскажу... Володенька... Вот она... Вот она рядом со мной... Девочка моя дорогая... Я обнимаю ее, я целую ее... Доченька наша...
Владимир молчал, не в состоянии произнести ни слова.
– Ты где, Володя, ты где?
– спрашивала Катя, не вытирая слез, обильно текущих по щекам.
– Подъезжаем к кольцевой дороге...
– наконец сумел произнести он.
– Давай встретимся у поста ГАИ на Рублевском шоссе, - произнесла сквозь душившие ее рыдания Катя.
– И вместе поедем домой...
– Договорились!
– воскликнул Владимир.
– Это папа?
– спросила Марина, прижимаясь к матери. Она вглядывалась в ее лицо и словно пыталась что-то припомнить, что-то далекое и давно забытое.
– Да, это он... Скоро ты увидишь его.
– Мама, я видела тебя сегодня ночью во сне, - шептала Марина.
– И ты знаешь, я представляла тебя именно такой, какая ты есть.
Катя была очень бледна, щеки были испачканы черной тушью от слез. Она никак не могла поверить в то, что ее дочь, ее Варенька сидит рядом с ней, что она живая, теплая, что ее можно потрогать и поцеловать.
– Господи, - произнесла Катя, вспоминая произошедшее на вокзале. Господи, когда я думаю о том, что могло произойти, я теряю сознание от ужаса. Откуда мог взяться на вокзале этот Кузьмичев?! Вот эта страшная опасность, которую я все время предчувствовала.