Шрифт:
– Скажите, Олег, в каких отношениях был ваш отец с Самарцевыми?
– С Петром Васильевичем в натянутых, слишком уж различны их политические взгляды. А вот мама с Аллой Андреевной дружили, она хорошая, хлебосольная женщина. И сильная духом, она всегда поддерживала маму, если ей было трудно.
– А ей бывало трудно?
– Да, отец был очень нервным, горячим человеком. Он много перестрадал, и порой прошлое тяготило и мучило его. Я же говорил о том, что он ударил эту... этого здоровенного и наглого Веревкина... Вот тот его и...
– Это не он, - решил сказать Дьяконов.
– Почему вы так считаете?
– привстал с постели Олег.
– Потому что Веревкина убили сегодня утром. И инсценировали самоубийство. Причем, крайне топорно инсценировали...
– Ах вот как... , - насторожился Олег, встал с кровати и стал ходить по комнате взад-вперед.
– Да так, Олег. Так что, полагаю, что Веревкина кто-то подставил. Скорее всего, он просто зашел утром к вам в дом, и увидел мертвого Геннадия Ивановича. Зашел, возможно, для того, чтобы выяснить отношения. Но... увидел его труп... А потом, испугавшись, что заподозрят его, ушел. Сел на свой "Запорожец" и уехал. По пути чуть не столкнулся со мной, потом устроил мне аварию, потом снова уехал, а потом...
– И кто же его?
– напрягся Олег, сильно побледнев.
– Не знаю... Пока не знаю... Ясно одно - это сделал тот, кто убил и вашего отца. И сделал это тот, кто знал, что мы заподозрили в убийстве Веревкина. У него нашли записку, в которой было написано: "Я больше не могу. Степан." Только экспертиза ещё не установила, он ли это писал, а если он, то когда писал.
– Так что, вы подозреваете Петра Васильевича?
– раскрыл рот Олег, начав нервно ходить по комнате.
– Все может быть в нашей сложной жизни... Дело в том, что ваш отец Геннадий Иванович вчера звонил по телефону мне, и именно поэтому я утром поехал в Саблино. Эх, надо было с вечера ехать! Впрочем, вашего отца я все равно бы не сумел спасти, его убили, не дав ему даже договорить и рассказать мне, кого он подозревает...
– В чем подозревает?
– В том, что это беглый убийца Данилов. Который проживает здесь, в поселке Саблино, и которого он узнал... Раньше он вам ничего об этом не говорил?
– Нет... Никогда не говорил. Он вообще в последнее время был в прекрасном настроении. Вчера утром он поехал на дачу, хотел писать мартовские пейзажи. Он очень любил раннюю весну, хотел посидеть на даче в одиночестве и поработать... И вот...
– Скажите, а зрение у вашего отца было хорошее?
– Нет, не очень, нет... Он плохо видел в даль, и поэтому носил сильные очки. Которые, кстати, постоянно ронял и разбивал. Не везло ему очень с очками...
– Эх, мне бы побеседовать ещё с вашей мамой... Полагаю, она могла бы тоже кое-что рассказать... Может быть, с ней Геннадий Иванович был более откровенен, чем с вами.
– Ну если это нужно для того, чтобы найти убийцу отца, тогда мы можем поехать к ней в больницу.
– Может быть, и стоит. Только нас не пустят, ей ведь очень плохо...
– Я не знаю, насколько ей плохо...
– Вы что, не присутствовали при том, как её забирали в больницу?!
– Нет, когда я увидел труп отца, я нашел в себе силы пойти позвонить к Самарцевым, а потом, после отъезда милиции, мне стало плохо. И Алла Андреевна дала мне какого-то лекарства. И я заснул. Проснулся совсем недавно. А сейчас уже четвертый час идет...
– Ну? Проснулись и что?
– Записка на столе. "Маму забрали в больницу, у неё плохо с сердцем. Алла Андреевна." Да вот она...
– Так, - прочитал записку Дьяконов.
– Любопытно... Очень любопытно...
В это время раздался звонок по мобильному телефону Игоря.
– Алло!
– Интересные новости я узнал, Игоряха, - услышал он голос Порошина. От нашего драгоценного Родиона Петровича.
– Эксперта?!
– Да... Так вот, Игоряха... Веревкин был убит с расстояния сорок восемь сантиметров из того самого обнаруженного рядом с трупом пистолета Макарова. На пистолете отпечатки пальцев самого Веревкина, и больше никаких отпечатков нет. Но убийца мог вполне быть в перчатках. А около трупа следы женских сапог тридцать восьмого размера и мужских сорок четвертого... Ну, это довольно приблизительно, сам знаешь, какой шел тогда снегопад, но все же...
– Ах вот как...
– Игорь бросил быстрый взгляд на Олега.
– Еще вот что... На обочине следы протекторов импортной резины "Кондор". Там под большой густой еловой веткой было место, куда не попадал снег.
– На БМВ Литовченко была резина "Кондор"!
– крикнул Игорь, вскакивая с места.
– Все, Лева, спасибо тебе, спасибо! Беги к прокурору, пусть на Литовченко объявят розыск, требуй, добивайся!
– И на Самарцева тоже?
– решил уточнить Порошин.
– Перезвоню, перезвоню, - загадочно произнес Игорь.
– Да, вот ещё что - ту записку "Я больше не могу. Степан." Веревкин написал этой самой дамочке, с которой мы беседовали. В этом она уверена. Они пару дней назад поссорились, он приехал к ней и положил записку в почтовый ящик. Она её с собой и привезла. Причем, как она припомнила, записка целый вечер лежала на столе, за которым они пировали...
– Понятно, понятно, утром настоящий убийца зашел в дом Веревкина и обнаружил на столе эту записку, - говорил Игорь, не стесняясь присутствия Олега Гордеева, внимательно глядящего на него с каким-то остекленелым лицом.
– Она ему очень пригодилась... Кстати, не узнали, кто такие ночные гости Веревкина Саша и Зина? Их показания могли бы нам очень пригодиться.