Они засмеялись. Оба подумали о г-же Фогель.

– Бедная женщина! – вздохнула Сабина. – Какая она утомительная!

– Зато она сама никогда не утомляется! – ответил Кристоф с безнадежным видом.

Сабину развеселили слова и печальный вид Кристофа.

– Вам смешно? – спросил он. – Вам-то хорошо. Вы от нее защищены.

– Еще бы! – ответила Сабина. – Недаром я запираюсь на ключ.

Она засмеялась; смех у нее был негромкий, почти беззвучный. Кристоф в восхищении слушал. Он с наслаждением вдыхал свежий воздух, спокойствие ночи.

– До чего же хорошо молчать! – сказал он, потягиваясь на стуле.

– И до чего же бесполезно говорить! – подхватила Сабина.

– Да, – подтвердил Кристоф, – без слов все гораздо лучше понимаешь!

Снова воцарилось молчание. Ночная темнота мешала им видеть друг друга. Они улыбались.

Сидя бок о бок, они переживали одно и то же, – или, по крайней мере, так им казалось, – но они ничего не знали друг о друге. Сабину это нимало не тревожило. Кристоф был любопытнее. Как-то вечером он спросил Сабину:

– Вы любите музыку?

– Нет, – просто ответила она. – Очень быстро надоедает. Я в музыке ничего не понимаю.

Эта откровенность пленила Кристофа. Ему так надоела ложь, так надоели люди, которые заявляют, что без ума от музыки, а сами умирают от скуки, слушая ее, и он вменил Сабине чуть ли не в добродетель то, что она не любит музыку и открыто говорит об этом. Он осведомился, читает ли Сабина.

Не читает, да у нее и книг нет.

Кристоф предложил к ее услугам свою библиотеку.

– А книги серьезные? – спросила она тревожно.

Если она не хочет серьезных, есть несерьезные, например, стихи.

– Но это тоже серьезные книги.

– Тогда романы.

Сабина сделала гримаску.

Как, и романы ее не интересуют?

Интересовать-то интересуют, только они очень длинные, у нее не хватает терпения дочитать до конца. Она забывает начало, перескакивает через главы, в результате ничего не понимает, ну и бросает книгу.

Чудесное доказательство занимательности книги!

Нет, почему же, достаточно занимательно для выдуманных историй. Но она предпочитает интересоваться другим.

Театром, быть может?

Ах, нет!

Что же, она и в театр не ходит?

Да, не ходит. Там слишком жарко. Слишком много народа. Гораздо приятнее сидеть дома. К тому же яркий свет режет глаза, и актеры все такие уродливые.

Тут он был с ней согласен. Но ведь в театре есть и еще кое-что: пьесы.

– Да, – рассеянно согласилась Сабина. – Но у меня нет времени.

– Что же вы делаете с утра до вечера?

Она улыбнулась.

– Помилуйте, у меня столько дел!

– Вы правы, – согласился Кристоф, – ведь у вас магазин.

– О, магазином я не особенно много занимаюсь, – спокойно возразила Сабина.

– Значит, все ваше время отнимает дочь?

– Ах нет, бедная девочка! Она такая умненькая, она сама играет.

– Тогда что же?

Кристоф извинился за свою нескромность. Но Сабина, наоборот, находила разговор забавным.

– Столько, столько дел…

– Каких?

Сабина не могла объяснить. Всяких дел, разных. Утром нужно встать с постели, одеться, подумать об обеде, приготовить обед, съесть обед, подумать об ужине, прибрать комнаты… Так весь день и проходит… А ведь нужно еще хоть немножко времени, чтоб ничего не делать!

– И вы никогда не скучаете?

– Никогда.

– Даже когда ничего не делаете?

– Именно когда ничего не делаю. Вот делать что-нибудь – это, пожалуй, скучно.

Они, смеясь, посмотрели друг на друга.

– Какая же вы счастливая! – вздохнул Кристоф. – А я вот не умею ничего не делать.

– А по-моему, прекрасно умеете.

– Учусь последние дни.

– И успешно учитесь.

После разговора с Сабиной на душе у Кристофа становилось мирно и спокойно. Ему достаточно было просто смотреть на нее. Куда-то отходили все тревоги, раздражительность, нервическая тоска, сжимавшая сердце. Когда он говорил с ней, ничто не смущало его спокойствия. И ничто не смущало его спокойствия, когда он думал о ней. Он не смел признаться в этом самому себе, но когда он сидел рядом с ней, он чувствовал, как на него нисходит чудесное оцепенение, почти дремота. И ночами теперь он спал, как никогда не спал раньше.