– Обрати внимание - ни деревца. И это - "Улица под липами! Гитлер распорядился срубить их, чтобы не мешали маршировать его колоннам... И срубили.

На следующий день мы побывали у памятника Воину-освободителю в Трептов-парке, шли медленно, я старательно отводил взгляд, делая вид, что не замечаю, как он смахивает слезы.

– Все ещё твердят о российских просторах... Гитлер, дескать, не учел растянутость фронта, российских дорог, жутких морозов... А российские ребята, прикрывшие собой страну? С нашего курса вернулась только половина, а было всем по 18-19 лет.

После этих походов он становился молчаливым, и только вечером, когда мы оставались одни, давал волю чувствам. В его словах звучало безграничное удивление перед всесилием воинственного идиотизма. У него не укладывалось голове, как можно истреблять людей в таких гигантских масштабах. Я не знал тогда содержания его книги "Цена войны".

Во многих городах Германии, а потом и Чехии мы видели сохранившиеся "чумные столбы" - памятники, сооруженные по случаю окончания чумных эпидемии.

– Ты посмотри, - говорил он, - чуму победили, другие особо опасные инфекции, а собственную глупость одолеть не можем. Когда уже мы, наконец, поставим ей памятник...

В командировках он любил бывать в книжных магазинах. Потянуло его к ним и в Берлине. Мы стояли на площади у телецентра, до отъезда оставалось несколько часов и вдруг Лев Евгеньевич произнес свою сакраментальную фразу:

– Слушай, а книжный?

– Может не стоит, заблудимся, - пытался возразить я, уже предчувствуя, что это бесполезно.

– Язык до Киева доведет.

– Но мы в Берлине, Лев Евгеньевич. Я кроме "хенде хох" и "битте" ничего не знаю.

Он повернулся к какой-то молодой паре и, жестикулируя, вращая глазами и запинаясь, начал по-немецки излагать нашу проблему. Через 10 минут мы уже катились в берлинском трамвае по известному одному только ему направлению. Я благоразумно молчал. Потом мы шли, снова ехали и оказались на берегу Шпрее, рядом на площади виднелся огромный книжный магазин.

– Вас случайно не забрасывали из-под Сталинграда в Берлин?
– спросил я. Он только загадочно улыбался.

В магазине был большой отдел литературы на русском языке. Это теперь в Москве можно найти любую книгу, а в те годы доступ к книгам имели только избранные. Поэтому библиофилы, оказавшись по воле случая за рубежом, нагружались книгами до предела. С гигантскими пакетами мы вышли из магазина и теперь уже проверенным путем вернулись к телецентру.

Вечером мы отправились в Грейфсвальд. Нас сопровождал капитан из штаба Группы советских войск в Германии (ГСВГ). Черная "Волга" неслась по автобану, обгоняя многочисленные "Трабанты". Внезапно Лев Евгеньевич забеспокоился, какая-то новая мысль овладела им. Я сделал вид, что ничего не замечаю. Наконец он повернулся ко мне и твердо сказал:

– Надо позвонить Кларе Ивановне.

– Лев Евгеньевич, помилуйте, в чистом поле, в Германии, какие звонки... И потом мы всего три дня, как из дома.

– Я не говорю - сию минуту, но мы должны позвонить. Представляешь, как она удивится?
– он сверкнул глазами от предвкушаемого удовольствия. Капитан, сидевший рядом с водителем, повернулся к нам:

– Здесь впереди, часа через полтора, недалеко от автобана будет штаб армии. Можно запросто позвонить.

– Спасибо вам большое. Значит так, сворачиваем в штаб. К тому времени она как раз будет дома.

В штабе мы разыскали начальника медслужбы армии, им оказался наш старый знакомый - Р.И. Маджанов. Его темное восточное лицо просияло от удовольствия, едва он увидел нас. Они ушли к телефонистам, а я остался в кабинете Маджанова. ВСтол был завален бумагами - было время годовых отчетов. Минут через двадцать они вернулись.

– Ну вот, а ты говоришь...
– с порога начал Лев Евгеньевич, - У нас ничего невозможного нет. Связались с ЛенВО, те набрали мой домашний номер и все. Слышимость прекрасная... Привет тебе от Клары Ивановны.

– Как там погода?
– только и нашелся сказать я.

– Мороз, представляешь?
– он потер руки и повернулся Маджанову.

– Так какие проблемы. Рустам Искандерович?

– Годовой отчет заколебал. Лев Евгеньевич. Кто только его придумал? Маджанов сокрушенно покачал головой.

– Бестактный вопрос, - заметил я и кивнул в сторону Льва Евгеньевича.

– Не поможете?
– Маджанов вымолвил это без всякой адежды на успех.

– Конечно, поможем, какой разговор...

Лев Евгеньевич снял китель и подсел к столу. Пришлось снимать китель и мне. Я показал Маджанову кулак и тоже присел к бумагам.