Розанов Василий Васильевич
Шрифт:
Страшно, когда наступает озноб души… Душа зябнет.
— Вася, ты уйди, я постонаю.
— Стонай, Варя, при мне…
— Да я тебе мешаю.
— Деточка, кто же с тобой останется, если и я уйду? Да и мне хочется остаться…
(Когда Шура вторично ушла, 23 октября; на счете по изданиям).
Все-таки я умру в полном, в полном недоумении. В религиозном недоумении.
И больше всего в этом Фл. виноват. Его умолчания.
С Б. я никогда не расстанусь. Но остальное…
Ожидаемые и желаемые и высматриваемые качества митрополита Петербургского — скромность.
Ученость — хорошо, святость — прекрасно, подвиг жизни и аскетизм — превосходно: но выше всего скромность.
Молчаливость, тихость и послушание.
Если при этом хороший рост, мелодичный голос и достоинство манер и обращения — то такому «кандидату» не страшен был бы соперником и Филарет, и Златоуст, и «все три Святителя».
(28 октября перед † митр. Антония за вечерним чаем думаю).
Полуискренность — она сопутствует теперь всем делам церковным.
Ошибаются, кто говорит о неискренности. Ему сейчас укажут патетический голос, великий восторг, умиление, преданность.
Но не допрашивайте эту патетичность: щеки ее поблекнут, язык начнет путаться. Все пойдет в маленькую уклончивость и умолчание.
Все теперь — в «полу»… нигде — «полного»…
(тоже, перед † митр. Антония).
Даже если будет все это место полно червями и тлением — я останусь здесь.
С глупыми — останусь. С плутами — останусь.
Почему?
Здесь говорят о бессмертии души. О Боге. О Вечной Жизни. О Награде и Наказаниях.
Здесь — Алтарь. Воистину алтарь, один на земле.
И куда же мы все пойдем отсюда…
(перед кончиной митр. Антония. 28 октября, ночь).
Может быть, другие не имеют права умереть сами, но я имею право умереть сам.
И Тиллинг, директор Евангелической больницы, когда «она там лежала» (опасное кровотечение, — на краю могилы), умер.
Роше в Мюнхене, Наук где-то за границей, теперь вот Тиллинг (такой гигант был), еще раньше, виновный в кровотечении (велел массаж делать, не сняв швов), Рентельн — все † † †. И если Немезида…
Грех! Грех! Грех!!!
(28 окт. ночь).
В случае «если бы» — вот план для издания моих статей, еще не перепечатанных в книги:
1) Около церковных стен, III. Статьи о Церкви, об управлении ею, о духовных школах. Это все «в помощь попам», а отчасти в помощь нашему милому духовенству. Передольский хорошо его звал «Божьей родней». Оно — и есть таково: через 1000 лет пронесло и сохранило не колеблясь Идею Неба, идею Правды, идею Суда… Да помолится оно о несчастных рабах Божьих «Василии и Варваре». Свящ. Устьинский все время о нас молился. Спасибо ему, милому.
2) «О писателях и писательстве». Тома на 4. Статьи о литературе. Есть предисловие к этой книге, очень одушевленно написанное где-то. — Сюда должны войти (в рукописях) неоконченные статьи «Паскаль», «Христианство и язык», «Фауст».
3) «Юдаизм». Вначале — «Замечательная еврейская песнь», потом «Жид на Мойке» (из «Нового Пути»), «Чувство солнца и растений у древних евреев» и последним — «Юдаизм». Это — в I том. Во II том, с подзаголовком «Материалы», толстая тетрадь у меня в библиотеке, еврея Цинхенштейна; и затем бы — но этого никто не сумеет выбрать — отмеченные места из «Талмуда» и из «Ветхозав. храма».
4) «Сумерки просвещения» — вторым изданием, с дополнениями, а главное — с продолжением: «В обещаниях дня»: сюда собрать статьи, напечатанные в пору ломки и смуты школы и ее растерянности. Таким обр.: «Сумерки просвещения» — 1 т. «В обещаниях света», 1 т. Все — целое. Это — милым гимназистам.
5) «Семейный вопрос в России», том 3. Там одна статья: «В мире любви, испуганности и стыдливости». Это — добрым страдалицам.
6) «Эмбрионы». Из книг, из «Торгово-промышл. газеты» («Из дневника писателя»), «Попутные заметки» (из «Нов. Вр.»), из «Гражданина». Это нужно издавать в формате «Уединенного», начиная каждый афоризм с новой страницы. Смешивать и соединять в одну книгу с «Уединенным» никак не нужно. «Уединенное» — без читателя, «Эмбрионы» — к читателю.