265

Я считаю не вполне зрелыми по культуре те нации Европы, у которых высшее общество придает большое значение своему национальному костюму.

266

Человеку необходимо иметь сознание долга, который он должен исполнять во что бы то ни стало. В противном случае он теряет смысл своего существования.

267

Если вспомнить, что теперь еще находятся матери, которые делают своим детям (девочкам) дырки в ушах, чтобы они могли носить серьги, то можно задать себе вопрос: неужели цивилизация отличает европейских женщин от диких только тем, что первые не носят колец в носу, как последние.

268

Европа интересна своим прошлым, Америка - будущим. Во всяком случае настоящее в этих обеих частях света мало утешительно.

269

Девятнадцатое столетие, кроме многого другого, отличается еще тем, что оно потрясло все до сих пор считавшиеся непоколебимыми институты и доказало человечеству их несостоятельность. Так что теперь уже не является невозможным предугадать дальнейший путь человечества (понятно, не принимая в соображение продолжительность времени). Едва ли возможно ожидать чего-либо абсолютно нового. Вероятнее всего, человечество будет вертеться в колесе все того же старого. Европа идет мало-помалу навстречу федеративной республике, Америка - монархии, с тем чтобы опять вернуться: Европе - к монархии, Америке - к республике, постоянно восстановляя между этими двумя крайностями конституцию в виде переходной ступени. Европе предстоит великая борьба рас, после которой народы опять образуют нации, затем общины и, позднее, семейства. Следовательно, произойдет обратное шествие истории, по которому человечество когда-то уже прошло. И по отношению к религии можно ожидать того же: люди опять обратятся к многобожию, чтобы вновь вернуться к одному Богу. Возможно, что человечество, наконец, придет к золотому веку и сделается человечеством братьев одного семейства, с одной общей религией, единственной общей формой правления, без войн, социализма, без золотого тельца и т. д. Но это случится, вероятно, лишь тогда, когда будет предстоять в самом близком времени конец мира.

270

Люди совершают свои действия и поступки, обыкновенно, с мыслью о Боге. Если бы они, при всех своих поступках, имели в виду мысль о человечестве, они действовали бы менее легкомысленно, ибо Бог милостив, но не люди.

271

Себялюбие - обыкновенно и всеобще. Самопомощь - трудна, но встречается. Самокритика - очень тяжела и встречается редко. Самоубийство исключение, потому что оно - "ultima ratio"*.

272

Есть и питаться - слова, которые кажутся синонимами, но в общеупотребительном смысле это весьма различные понятия: богатый - ест, бедный - питается.

273

Писание - удовлетворение, печатание - ответственность.

274

"Les extremes se touchent"**. Следовательно, Россия и Франция могут заключить союз.

275

Для евреев я христианин, для христиан - еврей. Для русских я немец, для немцев - русский. Для классиков я будущник, будущникам - ретроград, и т. д. Вывод: ни рыба ни мясо, существо, достойное сожаления.

276

Меня упрекают в том, что я мало двигаюсь, но я могу думать только сидя и лежа. Если мне во время ходьбы придет какая-либо мысль, я должен остановиться, чтобы подумать над этой мыслью и развить ее. Хождение мешает размышлению. Во время ходьбы мысли тоже движутся, они даже перегоняют друг друга. Гигиеническое же хождение без мысли я охотно предоставляю любителям прогулок.

277

Самое ужасное, что можно себе представить - это анархист. Ибо это животное в человеческом образе, и даже животное не в нормальном состоянии, а в бешенстве.

278

Оперный композитор не должен бояться "слишком многого", "слишком длинного", "слишком широкого" в своем сочинении. Это достояние капельмейстера, который счел бы себя оскорбленным в своем достоинстве, если бы в каком-нибудь сочинении не имел возможности чего-нибудь сократить, "похерить", урезать. Иначе композитор рискует, что ему урежут в сочинении его самое главное и самое лучшее, так как сокращение должно непременно быть. Это - "con-ditio sine qua nоn"* принятия чего-нибудь к постановке.

279

От выдающегося артиста можно было бы ждать, кроме его творчества, жизненного совета или указания для жаждущего научиться его искусству. А публика и дамы в особенности требуют от него уроков, как от любого профессионала.

280

Незнание языков ведет к взаимному недоразумению народов между собой. Если друг друга понимаешь и можешь разговориться - судишь совсем иначе.

281

Величайшее данное человеку благо - это солнечный свет. О, свет солнца! Мне непостижимо, как могут люди, живующие под голубым солнечным небом, иметь те же политические и социальные недовольства, как те, которые приговорены к жизни под серыми облаками и в тумане.

282

Досадна дерзость музыкальных рецензентов, когда они, прослушав всего один раз какое-нибудь произведение, не чувствуют никакой ответственности, решая категорически и безапелляционно, что "это хорошо, а то дурно". Самый крупный музыкант не решится окончательно судить об опере, оратории, симфонии и т. д. после первого исполнения, ибо как часто вещь после нескольких исполнений нравится нам больше, чем в первый раз, а иногда и наоборот. Но я еще никогда не читал отчета рецензента, в котором после того, как он однажды порицал какую-нибудь вещь, было бы сказано: "На этот раз эта вещь мне больше понравилась", или если он ее похвалил: "На этот раз вещь эта мне меньше понравилась".

283

Публика не всегда бывает многоголовой гидрой. Она часто бывает и многоглавым, весьма добродушным, существом. Я прихожу к этому убеждению при посещении театров. В большинстве этих великолепных зданий, возведенных за последнее время во многих больших городах, всю сцену, все происходящее на сцене видит лишь одна часть публики, другая же часть видит лишь половину сцены, а третья часть публики ровно ничего не видит.

284

Крайние принципы недопустимы. Золотая середина обычно бывает правильной, но она остается без внимания. Потому, что если человеку преподать какое-либо правило и заметить при этом, что допускается то или другое исключение, - он с особою любовью будет руководствоваться исключением.