– Трудно приходится, насколько я понимаю, - сказал отец, выслушав Эйзенхауэра.

– Да, сэр. Тяжелая работа.

– Так как же будет? Каковы ваши расчеты?

– Простите, я не понимаю.

– Сколько времени вам нужно, чтобы покончить с этим делом?

– Разрешите мне одно «если», сэр.

Отец рассмеялся.

– Если погода будет мало-мальски сносной, к концу весны мы их всех загоним в мешок или сбросим в море.

– Что означает «конец весны» - июнь?

– Возможно, еще к середине мая. Июнь - это крайний срок.

Такие темпы показались мне необычайно быстрыми. Отец, видимо, тоже был доволен.

Часов в пять зашел на несколько минут вкрадчивый, учтивый Мэрфи. Эйзенхауэр и отец обсуждали с ним только один вопрос - политику в отношении Франции. Мэрфи стремился убедить отца в достоинствах Жиро, в том, что он очень способный администратор и вообще идеальная для американцев кандидатура. Несколько минут я присутствовал при разговоре, а потом отец кивком головы разрешил мне удалиться, и я ушел.

Объединенный совет начальников штабов должен был представить премьер-министру и отцу доклад о результатах своих совещаний, состоявшихся после завтрака; поэтому я направился к парадной двери, чтобы встретить членов Совета. Черчилль явился на несколько минут раньше назначенного срока, ведя за собой трех английских офицеров; он хотел представить их отцу до совещания, назначенного на 5.30. Я провел их к отцу. Это были генерал Александер, главный маршал авиации сэр Артур Теддер и генерал сэр Гастингс Исмэй из министерства обороны. Теперь, точно так же, как и в Арджентии, на каждого из наших штабных офицеров приходилось чуть ли не по два английских советника.

Генерал Александер прилетел прямо из своего штаба в Западной пустыне [5] , где он руководил операциями по преследованию Африканского корпуса Роммеля. У англичан он был, пожалуй, самым одаренным из командующих. Одетый в полевую форму, небритый, загорелый и усталый, он выглядел как суровый целеустремленный воин. Кратко, но содержательно он рассказал об ударах английского молота, которые гнали гитлеровцев к американской наковальне, поджидавшей их в центральной части Северной Африки.

Воспользовавшись моментом, когда внимание отца было чем-то отвлечено, я шепнул ему на ухо:

– Папа, насколько я понимаю, на этих штабных совещаниях на каждого английского офицера должен приходиться соответствующий американский офицер?

– Да.

– Они привезли Теддера. Почему же здесь нет Спаатса?

– А ведь верно - почему? Пойди разыщи Хэпа Арнольда и попроси его возможно скорей вызвать сюда Спаатса, если только он может отлучиться с фронта.

Мой начальник «Туи» Спаатс прилетел спустя день или два и участвовал в последующих штабных совещаниях. Чтобы дать представление о том, как были организованы эти совещания, достаточно сказать, что среди участников совещания Объединенного совета начальников штабов, вызванных в тот день для доклада Черчиллю и отцу, было девять англичан и только пять американцев. Возможно, конечно, что наши начальники говорили вдвое больше. Не знаю - я не присутствовал на этом совещании.

После полуторачасовой беседы с Объединенным советом начальников штабов отцу пришлось заниматься делами еще полчаса, так как к нему пришли Аверелл Гарриман и английский министр транспорта военного времени лорд Лезерс. Это был один из тех визитов, на которые по плану отводилось «всего пять минут»; фактически он растянулся на тридцать пять.

Наконец, отец получил возможность выпить «старомодный» коктейль, который я ему приготовил.

– Как раз то, что мне нужно, - заметил он, удобно располагаясь на диване.

– Все идет хорошо?

– Как будто, как будто, - сказал он, улыбаясь какому-то воспоминанию.

– Что такое?

– На сегодняшнем совещании англичане подняли вопрос о Бирме.

Отец не спеша прихлебывал свой коктейль.

– Знаешь, Эллиот, нам и так не легко убеждать адмирала Кинга в необходимости перебросить какое-то количество тоннажа и десантных судов на атлантические театры - основные театры войны. Так вот, представь себе, как он отнесся к разговорам о Бирме. Он блестящий поборник интересов флота. «Войны выигрывает только флот. Поэтому планы флота - это лучшие планы; единственный морской театр - это тихоокеанский театр, и поэтому он должен быть главным театром».
– Отец рассмеялся.
– Он рассуждает не совсем так, но очень похоже.

– Папа, - сказал я.

– Да?

– У меня есть сюрприз для тебя. Он прибыл сегодня.

В комнату вошел мой брат Франклин. Произошла радостная встреча. Франклин служил офицером на эсминце «Мэйрант», участвовавшем в штурме Касабланки. Ему очень хотелось рассказать об этом, а нам было интересно послушать его. Вместе с нами рассказ Франклина слушали Маршалл и Эйзенхауэр, которые через несколько минут пришли к нам на обед. Разговоры о боях, об участии во вторжении и в последующих боевых действиях - тут мне тоже удалось вставить словечко - вызвали у отца чувство зависти, и он вспомнил, что во время прошлой войны он тоже побывал на фронте в качестве заместителя морского министра.

– Я и теперь поеду на фронт.

Маршалл и Эйзенхауэр переглянулись и продолжали есть.

– Ну, - настаивал отец, - что же вы молчите?

– Может быть, молчание - знак согласия?
– вмешался мой брат.

Маршалл бросил на него свирепый взгляд, и Франклин скромно поджал губы.

– Это невозможно, сэр, - сказал генерал Эйзенхауэр.

– Совершенно исключено, - подтвердил генерал Маршалл.

– Почему? Вряд ли опасность так уж велика. Разве вам пришлось претерпеть много неприятностей, когда вы летели сюда? Что вы скажете, Айк? Разве кто-нибудь на вас нападал между Алжиром и Касабланкой?