Именно в это промежуточное время, - когда период дворянской революционности отошел в прошлое, не расцветшая буржуазная революционность уже увядала, а пролетарская революционность только еще всходила на первую ступень своего развития, - среди интеллигентов распространилось, как его называли в Польше, мировоззрение "позитивизма", то есть "положительной деятельности", равнозначное теории "малых дел" ("Наше время - не время великих задач" - говорили сторонники тех же взглядов в России 80-х годов; Щедрин называл и крупнейшие задачи, разрешимые с этой точки зрения например, лудить рукомойники в земской больнице). И в Польше и в России этот отказ от обобщающей идеи называли еще "работой у основ". Молодой Сенкевич, сотрудник газет и журналов, автор фельетонов, очерков, репортажей и рецензий (главным образом на книги для детей и юношества), примкнул к этому течению, которое казалось демократическим, прогрессивным и главное - реальным. (Из будущих крупных писателей к "позитивизму" примкнул также Болеслав Прус). Передовые буржуазные интеллигенты видели в программе "позитивизма" возможность установить связь с народом, оплот против охватившего интеллигенцию неверия.

Мы не будем подробнее характеризовать все течение "позитивизма", который приобрел в основном антиреволюционное, буржуазно-реакционное значение; у самого Сенкевича в его позднем романе "Водовороты" контрреволюционный смысл "позитивизма" выявился вполне. Но сейчас мы говорим лишь о ранней фазе еще во многом неопределившегося "позитивизма" и о том периоде в творчестве Сенкевича, когда он, автор рассказов, был отнюдь не таким абсолютным сторонником этого учения, как принято думать.

Один из характернейших рассказов Сенкевича, написанных в этот период, "Нет пророка в своем отечестве". Обычно его приводят в пример того, как сильно молодой литератор-шляхтич был захвачен либерально-постепеновской тенденцией.

Герой рассказа Вильк Гарбовецкий, образованный столичный житель, родовитый, но небогатый шляхтич по происхождению, купив небольшое и запущенное имение, решает применить идеи "позитивизма" на практике. Он изучил теорию сельского хозяйства и сам управляет своими делами; чтобы показать пример и крестьянам и помещикам, он сам работает в поле наряду со своими батраками. Имение в короткий срок становится образцовым. Кроме того, Вильк Гарбовецкий бьется над тем, чтобы приохотить к чтению помещиков и чиновников уездного городка, организует для этого читальню, для которой выписывает книги по сельскому хозяйству. Он надеется таким образом улучшить положение крестьян, сделать помещиков полезными руководителями сельскохозяйственного производства, побороть дворянское чванство, уничтожить сословную вражду. Но пропаганда его имеет лишь незначительный успех. В Варшаве среди крупных бар еще находились люди, которые, не разделяя его взглядов, все же ценили ум и образованность молодого шляхтича. Провинциальные же "полугоспода" видят в нем опасного смутьяна, "красного" и оскорблены тем, что он роняет достоинство всего дворянского сословия. Постепенно все объединяются против него. Его травят, преследуют тупыми насмешками и издевательствами; подсылают к нему соседних крестьян, чтобы они губили его посевы и срубали посаженные им плодовые деревья - и крестьяне охотно идут на это за малую плату, потому что тоже не уважают и не любят этого помещика, идущего за плугом, он "ненастоящий барин" и с их точки зрения Вильк Гарбовецкий вынужден вступить в войну не только с шляхтой, но и с крестьянами, взыскивая с них штрафы за потраву и порубку, как всякий помещик, и даже еще более неуклонно, ибо хочет через суд привить крестьянам понятие о "законности". Наконец, его провоцируют на дуэль с местным обедневшим шляхтичем, прихлебателем местных богачей Вильк Гарбовецкий убит пулей, которую послало в него в сущности все реакционно-дворянское сословие. Комиссия, составленная из местных дворян, подтверждает: "Покойный страдал известного рода манией, каковая была очевидна всем разумным людям и каковая со временем, перейдя в полное помешательство, стала причиной самоубийства".

Всем своим рассказом Сенкевич тоже подтверждает, что поведение Вилька Гарбовецкого было самоубийством. Самоубийство выступать в одиночку против реакции, взывать к уму и совести тупой, жадной и чванной шляхты, надеяться, что в ее среде найдешь себе союзников. Конечно, Вильк Гарбовецкий не маньяк; его идеи, думает Сенкевич, разумны и благородны; но его способ пропаганды и осуществления этих идей безнадежен.

Какой же способ следует предпочесть? Этого Сенкевич не говорит.

Нельзя не видеть в этом рассказе по меньшей мере скептического отношения к "позитивизму" Нельзя не оценить по достоинству и признание Сенкевича, что самый просвещенный и демократичный помещик останется в глазах крестьян прежде всего помещиком, человеком чуждым и враждебным; его отличие лишь в том, что он не облечен всей мощью старозаветного барства, то есть он "не настоящий господин". Половинчатость общественной позиции Вилька сказывается на каждом шагу.

Недаром Сенкевич издал рассказ "Нет пророка в своем отечестве" в цикле, названном "Юморески из портфеля Воршиллы" (Воршилла - фамилия лица, повествующего о судьбе Вилька). Сатирического осмеяния заслуживают не одни реакционеры; Вильк Гарбовецкий тоже не трагическая, а трагикомическая фигура.

Только склонность Сенкевича к чрезмерному увлечению отдельными сторонами изображаемого объекта могла привести к тому, что критики обычно толкуют этот рассказ как правоверное исповедание "позитивизма". Действительно, об идеалах Вилька Гарбовецкого Сенкевич говорит слишком всерьез, слишком высоко; идейной, политически реакционной стороны "позитивизма" - его буржуазности, его консерватизма - Сенкевич не понял. Зато он понял его практическое бессилие, его чуждость трудовому классу, фатальную неспособность провозвестников нового прогрессизма оторваться от привилегированных классов. Как писатель-реалист, Сенкевич показал это не кривя душой, а это было уже много в ту пору увлечения "позитивизмом". Что же касается изображения "местной знати", то здесь Сенкевич даже в этот ранний период своей литературной работы проявил себя писателем высоко одаренным и умелым.

Очень характерны для общественного настроения и для художественного склада Сенкевича также два рассказа 1875 года - "Старый слуга" и "Ганя" (третий рассказ из этого цикла "Селим Мирза" Сенкевич считал неудачным и не переиздавал).

Герой первого из этих рассказов Миколай Суховольский - старый шляхтич из обнищавшего рода. Уже его отец не имел земли и работал по найму, сам же Миколай, бывший солдат, до старости служит у помещика, сына его командира в наполеоновских войнах. Миколай выполняет обязанности и ключника и лакея, присматривает за полевыми работами. В свое отношение к барину он вносит нечто от "благородного вассала" старых времен; в его отношении к господским детям есть искренняя привязанность доброго человека и сознание своей ответственности за барчат, которых родители обижают и плохо воспитывают (он немного напоминает Савельича из "Капитанской дочки", немного матроса Чижика из известного рассказа Станюковича "Нянька"). Помещик с помещицей относятся к слуге-дворянину "по-старинному": принимая его лакейские услуги, они ценят его шляхетскую преданность, по-своему любят его, скорбят о его смерти, берут в свою семью его осиротевшую внучку.

В этой историй, в типах слуги и помещиков литературные критики обычно видят доказательство старошляхетских иллюзий самого Сенкевича - своего рода патриархальную идиллию. Действительно, Сенкевич изображает эту сторону характеров очень рельефно и, рассказывая о ней со своим обычным увлечением, не говорит ничего, что могло бы ослабить впечатление. Но подлинно ли это идиллия? Не так уж идиллична судьба самого Миколая. Пусть он хранит в себе старозаветную честь - все-таки он всего лишь лакей и, при всем своем дворянстве, вынужден исполнять лакейские обязанности. Его сын, выросший здесь же, в помещичьем доме, сбивается с пути, становится пьяницей и бродягой, погибает вдали от отца. Его красавица дочь становится гулящей девкой и тоже погибает Сенкевич не разъясняет причину их гибели, он коротко говорит, что старик "был несчастлив в детях", но не ясно ли, что молодых людей погубило ложное положение "благородных" прислужников, к которому легко привык "патриархальный" отец, что к гибели их привел мучительный контраст между привилегированным происхождением и действительным общественным положением?

Это не идиллия. Это - шляхетская выморочность.

Второй рассказ из этого цикла - "Ганя" - продолжает развивать ту же тему. Ганя - внучка Миколая, дочь его дочери. Господа приняли ее, сироту, под свою опеку, стали ее сажать с собой за стол, переселили из каморки, где она жила с дедом-лакеем, в комнату и начали обучать наукам - правда, сомневаясь, нужны ли они ей в том же объеме, что барским детям, потому что ведь лучшее, к чему ее надо подготовить, - это брак с непьющим и добропорядочным мелким чиновником. При этой не очень приятной оговорке надо все же признать, что поступок помещика в память о верном слуге - хороший.