МИШЕЛЬ САГАРА
ПРИЗРАЧНЫЙ ЛЕС
Давно забывший о весне лес придавила зима; деревья покрылись льдом, и хотя игравшие на нем солнечные лучи украшали тени кружевом чистого и ясного света, панцирь застывшей воды не таял. Безмолвие правило здесь, и ветру не хватало сил даже шевельнуть ветку.
Джастин пробуждался медленно. Ныли спина и руки, натруженные вчерашней работой. В сухом и холодном воздухе колоть поленья для очага было легко. Хотя бы первые два часа.
Впрочем, когда мороз крепчал, он все равно не бросал своего дела.
– Джастин.
– Меня нет, я дрова рублю, - простонал он, услышав, что дверь в его комнату открылась.
– Ты слишком много спишь.
– Зато ты совсем не спишь. Пожалей, а?
– И сколько жалости тебе нужно?
– Сколько дашь. Только ныне у порядочной старшей сестры этого товара и вовсе нет.
– Сграбастав подушку, он швырнул ее в девушку, но она уклонилась.
– Ну, немного найдется. На горелке найдешь кофе, я только что сварила. И не щетину ли вижу я?
– На моем лице или на своих ногах?
Она с негодованием вскрикнула, рассмеялась и запустила подушкой ему в лицо:
– Вот тебе... а защищаться будешь за завтраком.
Кофе, как всегда, был хорош; Крис умела отменно сварить его. Чашка, можно сказать, стоила того, чтобы ради нее проснуться... почти стоила.
– Глазам не верю: тебе уже двадцать пять, а по утрам никак проснуться не можешь... Должно быть, виноват деревенский воздух.
– Поставив перед Джастином тарелку с солнышками яичницы, она прибавила к ним несколько ломтей бекона.
– Ну, здесь не совсем деревня, - ответил он.
– У тебя есть электричество, баки-отстойники для отходов, ты пользуешься асфальтированными дорогами, телефоном...
– Но обходятся они много дороже, чем тебе в Торонто.
– Теперь понимаю, почему ты не стала включать нагреватели.
Она улыбнулась, услышав подковырку.
– Тепло приходит и уходит. Посиди в солярии, там много солнца.
– Ты хочешь сказать: выйди наружу и присоединись к остальной растительности.
– Взявшись за тарелку и кружку, он уронил на пол вилку и, опустившись на колени, принялся искать ее.
– Джастин?
– позвала она.
– Что?
– Я люблю тебя, дурачок.
Солнце наполняло собой солярий, однако свет его был холоден, и морозец задернул нижнюю часть высоких окон. Двери, скользящие в желобках, примерзли. Слишком влажно.
Растения выстроились вдоль пяти сторон небольшой шестистенной комнаты. Джастин покачал головой, увидев побуревшие листья съежившейся восковой бегонии. Кактусы имели самый жалкий вид: грунт в горшках покрывал зеленый налет, подозрительно похожий на водоросли. Лишь амариллис стоял в цвету; по сравнению со всеми прочими растениями, он казался наиболее здоровым, но даже его цветы выглядели бледнее обычного.
– Крис?
Она появилась в дверях с дымящейся чашкой чая в руках.
– Все мы знаем, что у тебя черный глаз. Но как ты ухитрилась сглазить все цветы сразу?
– Сказав это, он вжал голову в плечи, но сестра рассмеялась. Знаешь, похоже, кто-то отдал тебе все мои растения, и ты погубила их.
Лицо Крис на мгновение окаменело; она поглядела за окно, на снег, укрывавший невысокий холм, начинавшийся у ее дома. Наконец тучка пробежала, и сестра улыбнулась:
– Учти, не один ты на свете знаешь толк в растениях.
– Ага, но ты одна из тех семерых, которые в них ничего не смыслят.
– Отлично. Мой братец до сих пор смеется собственным шуткам.
– А кто еще им будет смеяться?
– Съев желток второго яйца, он взялся за бекон.
– Джастин!
– Да, матушка.
– Он не любил белки и у себя дома к ним не прикасался.
– Ты должна позволить мне что-нибудь сделать с этими цветами.
– Делай с ними все, что угодно... Они находятся в твоем полном распоряжении.
– Куда ты собрался?
– Если я сумею сообразить, как привязать к ногам эти проклятые теннисные ракетки...
– Снегоступы.
– ...теннисные ракетки, то хотел бы пройтись.
– Но на улице по-настоящему холодно. Ты уверен, что действительно хочешь выйти?
– Я приехал не для того, чтобы сидеть взаперти; иначе сэкономил бы время и деньги и остался в Торонто.
– Спутница тебе не нужна?
– Как пожелаешь, но я вряд ли заблужусь.
Сестра уже натягивала еще один свитер.
– Все-таки я тебе не доверяю, - сказала она.