Там она разыскала Кайкейю.

– Беда, беда, о махарани!
– запричитала служанка.
– Ты сидишь у окна и любуешься павлином в саду, а Рама уже готов надеть на голову корону отца... Почему ты не побледнела от испуга?

– Я уже слышала эту новость от самого Рамы, - спокойно ответила Кайкейя.
– Так будет лучше, это решил сам раджа. Почему я должна бледнеть? Мне бояться нечего.

– Подумай, что ты говоришь, госпожа!
– продолжала горбунья.
– Разве ты не понимаешь, как изменится теперь твоя жизнь? Сегодня ты любимая жена правителя, первая среди трех жен, а завтра? Он покинет дворец, и ты станешь никем. Рама коварен, он не захочет делить власть с твоим сыном, он изгонит его из страны, а тебя начнут унижать и превратят в простую служанку.

Кайкейя была доброй, но очень недалекой женщиной. Услыхав слова горбуньи, она испугалась. "А что, если и верно Рама и его мать до сих пор только притворялись моими друзьями?
– подумала она.
– Ведь раджа больше всех жен любит меня, значит, они не могут мне не завидовать... Неужели я стану нищей? Бедный мой сын!"

И, обращаясь к горбунье, вся в слезах, она попросила:

– Что делать? Научи меня!

Надо сказать, что служанка давно втайне вынашивала коварный замысел, как избавиться от Рамы и сделать сына Кайкейи единственным наследником.

Теперь она рассказала все госпоже.

Скрепя сердце Кайкейя согласилась с коварными планами горбуньи. Растрепав волосы и размазав по лицу слезы (они были уже не такими притворными), она стала ждать, когда раджа в обычный час навестит ее.

Он пришел вечером, когда павлины в садах перестают ворчать и усаживаются на ветки, а беспокойные мангусты - гроза змей и лягушек выходят на охоту. Увидя Кайкейю, лежащую на полу и сотрясающуюся от рыданий, царь воскликнул:

– Кто посмел обидеть тебя?

На что Кайкейя отвечала:

– Никто, о царь. Но я плачу потому, что ты, такой честный и преданный долгу, забыл свои обещания.

– О чем ты говоришь, Кайкейя?!
– воскликнул царь.
– Не было случая, чтобы я не держал данное мной слово.

– Это так, - возразила младшая жена, - но помнишь, много лет назад, битву под стенами города? Ты дрался, не ведая страха, но был сражен копьем. Истекающий кровью, лежал ты на поле, и коршуны уже кружили над тобой.

– Так, - сказал царь, потому что всегда помнил этот страшный миг.

– Кто прокрался ночью на поле брани, нашел тебя, омыл и перевязал раны? Кто отогнал злых птиц и приложил к губам твоим целебные травы? Кто перенес тебя во дворец?

– Это сделала ты, Кайкейя!
– сказал царь.

– И вот тогда, вспомни, придя в себя, ты предложил исполнить любые мои два желания. Ты умолял назвать их...

– Да, я прекрасно помню все это, - не подозревая ничего худого, весело сказал царь.
– Я и сейчас готов исполнить обещание. Тогда ты сказала, что повременишь, назови эти два желания теперь.

– Хорошо, я скажу. Вот они: первое - чтобы правителем страны после твоей смерти стал мой сын. Второе - чтобы Рама тотчас отправился бы в изгнание. Он должен уйти в лес и прожить там четырнадцать лет. Я сказала. Долго молчал царь, не в силах поверить услышанному.

– О Кайкейя!
– наконец воскликнул он.
– Что слышу я? Или это дурной сон и мне только кажется, что я разговариваю с тобой? Или в груди у тебя камень вместо сердца? Ты знаешь, что ни один раджа, если он действительно раджа, а не злобный временщик, никогда не посмеет отказаться от своего слова. Что требуешь ты? Зачем? Неужели я столько лет обманывался, считая тебе доброй?.. Но я обещал, и я исполню твои желания.

С этими словами царь удалился, а Кайкейя, оставшись одна, снова залилась слезами. Она все-таки была доброй женщиной и не радовалась этой победе, понимая, что теперь ей предстоит быть жестокой до конца.

ИЗГНАНИЕ РАМЫ

На другой день чуть свет она приказала позвать Раму к отцу.

– Я прибыл!
– сказал Рама, входя в зал и почтительно склоняясь перед раджой.
– Ты хочешь мне что-то сказать, отец?

Но подавленный горем старик молчал. И тогда заговорила сидевшая у его ног Кайкейя.

– Готов ли ты исполнить волю своего родителя, Рама?
– спросила она.

– Всегда, матушка! (В старых индийских семьях, когда случалось одному мужчине иметь несколько жен, дети их всех называли матерями.)

– Какой бы суровой она ни была?

– Пусть отец приказывает.

– Отцу больно говорить, и его волю сообщу я. Он решил, что ты должен отправиться в лес и жить там четырнадцать лет, не вмешиваясь в дела государства. После этого ты можешь вернуться. Я сказала.

Ошеломленный, стоял Рама перед отцом.