Казис Казисович САЯ
ЧАЛЫЙ
Рассказ
Перевод с литовского Екатерины Йонайте
В переулке на городской окраине стояла телега, а запряженная в нее линялая чалая лошаденка грызла удила и досадливо хватала прохожих за одежду. Конь вымещал злобу за кнут своего хозяина, Вайнаускаса, и с завистью смотрел на людей, таких бодрых, сытых, не обремененных никакой поклажей. Время от времени Чалый отворачивался и косил большим карим глазом на телегу, где лежала добрая охапка душистого сена. Вайнаускас обложил им два блестящих бидона, и нет того, чтобы хоть клочок оставить лошади или прикрыть попоной ее взопревшую спину. Бросил под забором, на булыжной мостовой, а сам ушел - и с концом...
Такова уж лошадиная доля Чалого - простаивать в ожидании хозяина, и каждый раз все в тех же подворотнях, у того же столба. И пусть снег или дождь или оводы заедают, с рассветом Чалый уже караулит у коровника. Затем щиплет пыльную траву в овраге возле колхозного молокоприемного пункта и со вздохом думает о длинной каменистой дороге, доставляющей столько страданий его неподкованным копытам.
Протрусив полпути, Чалый по приказанию хозяина порой сворачивает в лес. По узкой колеистой тропе телега с грохотом вкатывается во двор и останавливается у плетня, обвешанного горшками. Из дому, покашливая, выходит заспанный человек, который обычно взволакивает на телегу еще один бидон.
В городе Чалый снова часами дремлет на улицах и во дворах, рядом со свалками и отхожими местами, покуда наконец его не привязывают к этому просмоленному телеграфному столбу.
Чем дольше просиживал хозяин в том приземистом домишке, тем больше ударов кнутом отвешивал он Чалому, тем сильнее натягивал удила и всю дорогу гнал некормленого, непоеного коня рысью.
Сегодня Чалый ждет Вайнаускаса дольше обычного. Он уже не озирается по сторонам, не задевает прохожих, а стоит, отрешенно опустив отяжелевшую голову. Лишь порой, вспомнив о чем-то, шевелит отвислой губой, и кажется, что Чалый от одиночества разговаривает сам с собой, а затем, всхрапывая, глубоко вздыхает.
Падок Вайнаускас до угощений. Не важно, что это будет - глазунья, каша или вчерашний свекольник, - ему за спасибо только подавай! Стащит Вайнаускас с головы кожаный картуз, выхлебает с воодушевлением полную миску и скажет:
– Ну вот, теперь и с проголодавшимися как-нибудь перебьюсь.
И хитер же он был! С каким удовольствием смаковал, бывало, по дороге мысль о том, что не кто иной, как он, кривой Вайнаускас, этот неуч, тишком-молчком умудряется водить за нос весь знакомый люд, начиная от его заботливой женушки и кончая Адольпиной, что щедро попотчевала его сегодня кровяной колбасой и на стакан самогона не поскупилась. А за что, спрашивается?
А за то, что Вайнаускас, сворачивая к лесничему, не забывает подбросить ей целый бидон этого добра. Адольпина же, сбыв товар, вручает Вайнаускасу деньги и, как водится, предлагает магарыч за услугу. Второе угощение с поллитровкой ждет его у лесничего Плайпы. Супруге Вайнаускаса остается только распрячь вечером коня да стащить с захмелевшего мужа сапоги.
В колхозе, где превыше всего ценят порядок, усердно записывают Вайнаускасу за каждое такое путешествие по трудодню, и никто при этом не называет его лентяем и дармоедом.
За едой принято поддерживать беседу, вот Вайнаускас и говорит Адольпине:
– Ох, не к добру это - целый день веко дрожит. Будто блоха туда залезла. А для меня это верный знак - случится что-то...
– О господи! Так, может, не везти сегодня эти деньги Плайпе?
– В том-то и дело, что обещался я. Человек знает, что не совру. Налей-ка еще чуток для храбрости, и пора трогаться.
Вытерев картузом губы, он еще раз пересчитывает приготовленные для Плайпы деньги, заворачивает их в узелок и на прощанье целует руку Адольпине.
– А как же глаз?
– спрашивает хозяйка.
– А-а!..
– отмахивается Вайнаускас, который после двух стаканчиков уже немного навеселе.
– Вот буду по дороге глядеть Чалому под хвост, и все пройдет. Это у меня первое средство - и от ячменя, и от дерганья...
В юности Чалый при виде хозяина, бывало, поднимал голову и приветствовал его радостным ржаньем. Нынче же он лишь прядает ушами да крепче закусывает удила. Вайнаускас распутывает вожжи и, не успев забраться в телегу, первым делом перетягивает коня кнутом.
– Н-но, ты, лодырь!
Чалый взмахивает хвостом и, опустив голову, рысью трогается в путь. Вайнаускас сегодня в прекрасном настроении: ему хочется громко кричать и размахивать кнутом.
– Н-но, дохлятина! Разомнись!
Расхлябанные колеса тарахтят по мостовой, громко звякают бидоны. Люди недоуменно оборачиваются, - ясное дело, хомут не свой, погоняй, не стой... Вайнаускас не прочь съездить по шее и этим зевакам. Ишь уставились, и не думают дорогу уступать. Интеллигенты несчастные!..