— Вероятно потому, что мне нечего сказать.

— Факт остается фактом, — настаивал он, — ты был в Институте времени. При мысли об этом проекте, я прямо сгораю от любопытства. Хоть ты сможешь нам рассказать, о чем там шла речь. Особенно мне интересно, почему ты уволился.

— Я не увольнялся, меня выперли, вышвырнули, дали под зад коленкой. Предпосылки проекта вам известны. Исходная и самая главная предпосылка заключается в том, что если мы выберемся за пределы солнечной системы — в смысле, если надеемся достичь звезд — то должны знать о концепции пространства-времени чуточку больше, чем теперь.

— До меня доходили кое-какие слухи об ужасном скандале, — вмешался Леонард. — По моим сведениям…

— Не знаю, насколько он был ужасен, — перебил я, — но насколько я понимаю, это был своего рода крах. Видите ли, я собирался устроить им развод — отделить пространство от времени, превратив их в две отдельные сущности. Ведь, будь они прокляты, стоит немного подумать, то сразу ясно, что это два отдельных фактора. Но ученые столько времени болтали о пространственно-временном континууме, что он стал научным идолом. Похоже, в науке превалирует мысль о том, что при попытке разделить их Вселенная разлетится на кусочки, что они каким-то образом сплавлены между собой — дескать, сие и породило Вселенную. Но если ты намерен работать со временем, так и работай с одним лишь временем, без всяких довесков. Либо ты работаешь с временем, либо работаешь с пустым местом.

— На мой взгляд, это философские рассуждения, — заметил Старик Пратер.

— Вы и кое-кто еще из здешних педагогов учили нас философскому подходу. Помню, как вы говорили: «Думайте интенсивно и напрямик, и к чертям всякие выкрутасы».

Он весьма искусственно закашлялся.

— Сомневаюсь, что я облек данное выражение именно в такую форму.

— Ну конечно нет, в моем исполнении это звучит несколько упрощенно. Ваши слова были куда вежливее и намного витиеватей. Никакой философии тут нет, это всего лишь здравый смысл — результат этих напряженных и незамысловатых рассуждений, к которым вы всегда нас призывали. Если ты намерен с чем-нибудь работать, то сперва разберись, с чем собираешься работать, или хотя бы выдай какую-нибудь теорию на сей счет. Разумеется, теория может быть и ошибочной.

— Вот потому-то, — воткнул шпильку Леонард, — от тебя и избавились.

— Вот потому-то от меня и избавились. Мол, это нереалистичный подход, дескать, никто этим не будет заниматься.

Пока я говорил, Старик Пратер успел встать из-за стола, подойти к возвышавшемуся в углу древнему комоду и вытащить из ящика какую-то книгу. Вернувшись к столу, он вручил книгу Леонарду и уселся на свое место.

Леонард открыл книгу и зашелестел страницами, потом внезапно перестал листать и пристально уставился в текст.

— Где вы это взяли? — озадаченно поглядел он на Пратера.

— Помнишь, я говорил, что благодаря машине времени появляются кое-какие объекты? Появляются и исчезают…

— Что за объекты? — спросила Мэри.

— Разные вещи, по большей части общеупотребительные. Помнится, были даже бейсбольная бита, сломанное велосипедное колесо, ящики, бутылки, всякий другой хлам — все появлялось поблизости от этой конструкции, но мы позволяли им исчезнуть, боялись подойти к ней чересчур близко. Не стоит шутить с эффектами времени — кто знает, к чему это может привести.

— Но ведь кто-то же утащил эту книгу? — усомнился Леонард.

— Колченогий. Он немного туповат, но почему-то очень интересуется книгами — и вовсе не потому, что может из них вычитать для себя что-нибудь понятное. Особенно из этой.

— Да уж, надо думать! — согласился Леонард. Потом заметил мой пристальный взгляд. — Ладно, Чарльз, слушай: это математика, совершенно новый раздел математики. Мне надо его изучить.

— Из будущего?

— Из будущего, которое наступит через двести лет, — сообщил Старик Пратер, — если верить дате издания.

— А есть повод не доверять ей?

— Абсолютно никакого, — со счастливой улыбкой ответил он.

— Вы не упомянули лишь одного, — сказал я, — размеров своей машины. Насколько она велика?

— Если ты думаешь о контейнере, в котором мог бы помеситься пассажир, то нет — для этого она маловата. Это цилиндр длиной не более трех футов. Сделан из чего-то вроде металла — просто металлический цилиндр. С обоих концов какие-то решетки, но ни следа какого-либо механизма. Словом, по виду она совершенно не похожа на представления о машинах времени, но по результатам деятельности является таковой. Во-первых, объекты то появляются, то исчезают. Во-вторых, миражи. Мы зовем их так из-за отсутствия в нашем языке более подходящего определения. Например, пагода, которая на самом деле рухнула, мелькает то там, то тут. Ходят какие-то люди — какие-то чужаки — появятся, а потом исчезнут. Проявляются какие-то призрачные структуры — частью пребывающие в настоящем, а частью вроде бы в будущем. Должно быть, в будущем, потому что в прошлом ничего подобного здесь не было. Взять хотя бы лодку на пруду — на здешнем прудике никогда не было никакой лодки, он для этого слишком мал. Если помните, это просто лужа.

— Вы приняли меры, чтобы никто не слонялся в поле действия машины?

— Поставили вокруг нее забор. Обычно кто-нибудь за ним присматривает, чтобы отсылать прочь приблудных посетителей. Завтра после завтрака первым делом сходим поглядеть на нее.

— А почему не теперь же? — поинтересовался Леонард.

— Нет смысла. Мы почти ничего не увидим — там темно. Однако, если вы желаете…

Леонард отмахнулся:

— Да нет, завтра вполне сойдет.

— Быть может, вы ломаете голову еще над одним вопросом, — добавил Старик Пратер, — как она туда попала. Как я говорил, ее нашел садовник. Сначала я заявил, что она упала, потом поправился и сказал, что прибыла. Поправка была не вполне корректной: есть доказательства того, что она упала — в березовой рощице некоторые ветки поломаны. Это может может служить свидетельством движения цилиндра среди крон деревьев.