– Сочувствую, но помочь не в силах. Придумай что-нибудь.

Через день снова та же история. "Не идет, таварыш камандыр". И песня без слов под кустом.

И батя придумал. (Отец будущего фантаста, как не придумать.)

Все это происходило уже на Полтавщине, в летних лагерях Двадцать пятой под Яреськами. Сейчас туда 1 час 40 минут пригородным от Полтавы - в 90-х я нередко туда выезжал: покупаться в Псле, заночевать под звездами. Места прекрасные: широкий заливной луг, далее сосновый лес, по другую сторону реки высокий, как гора, берег. Там же песчаные непахотные земли; на них танковоартиллерийский полигон - военные части занимали его до конца СССР. Я видел сей полигон уже после "мирного разгрома Советского Союза", учиненного Горбачевым: брошенные раскуроченные танки и пушки; действительно похоже на поле проигранного сражения. Только что трупы не смердят.

Все проходит. Как говорил Гераклит: "Все течет, все из меня..."

Итак, рота на марше. Первый привал. "Оправиться!" Батя (он верхом):

– Курсант Мамедов (может, и не Мамедов, черт его знает), ко мне!

Тот подбегает.

– Вот что, мы сейчас отправимся к заветному кусту. Я знаю, где он. Там как сядешь, сразу все пойдет хорошо. Проверено.

– Есть, таварыш камандыр!

Отец оставляет командование ротой на своего заместителя. Отправились. Через луг и лес на те самые песчаные непахотные, тогда еще без пушек и танков. От Яресек это километров 15, то есть часа три ходу.

... Я, блуждая в этих местах, живо представлял картину: комроты на лошади, ему что. А курсант Мамед с полной выкладкой, при винтовке, скатка шинели через плечо, патронташи, сумка. А солнце высоко, припекает. Когда на полигон вышли, ноги в песке вязнут. Самое время и место горестно поразмышлять: всего-то и требовалось поднатужиться; куда меньше работы, чем теперь песок месить. И еще неизвестно сколько.

– Таварыш камандыр, скора?..

– Во-он там он. Я уже вижу.

Подошли к тому месту: пенек.

– Эх, срубили! Пошли другой искать. Во-он там должен быть еще такой.

А Мамеду уже невтерпеж:

– Таварыш камандыр, скора?.. Скора ешшо?!

Батя точно почувствовал минуту, после которой он навалит в штаны, указал на первый попавшийся чахлый кустик:

– Ага, вот он! Давай туда быстро!..

Тот, на ходу расстегиваясь, стремглав к кусту. Успел.

...................

– Ай, таварыш камандыр, как харашо! Ай, спасыба, таварыш камандыр.

– Я ж тебе говорил. Если у тебя снова что-то не так, мы сюда еще раз сгуляем. Так и исцелишься.

– Нет, таварыш камандыр, тапер все. Больше не будет.

Забрались довольно далеко от Яресек, вернулись к вечеру. Уже и рота пришла, и совещание при штабе, ежевчерний разбор занятий, началось. Батя на него опоздал. Начальник школы на него волком:

– Почему опаздываешь? То рота, то теперь вот ты!..

– Все, опозданий больше не будет...
– и рассказал.

Батя умел живописать. Естественно, все командиры ржут, мычат и головами машут.

Под это взрывное "Го-го-го!", слышное из раскрытых окон, подкатывают две машины: нарком Ворошилов со свитой. Инспекционная поездка. Без оповещения. Им нужно было в другую часть дома, к комдиву - но завернули сюда. Входят. Все вскакивают. Начшколы руку под козырек, рапортует:

– Товариш Маршал Советского Союза! Проводится ежевечерний разбор занятий дивизионной школы 25-й Чапаевской дивизии!

– А что вы сейчас такое разбирали?
– спрашивает нарком.
– Что аж стекла дрожали.

– Да вот... доклад комроты Савченко, - и показывает.

Подставил по-товарищески. Все по стойке "смирно", молчат из последних сил, в глазах лютое любопытство: что будет дальше?..

Ворошилов поворачивается к отцу:

– И что вы такое интересное докладывали, товарищ комроты? Доложите и мне.

Это был вызов. От коллег ли чапаевцев, от маршала, от судьбы - вызов. И Савченко, отец своего сына, не мог его не принять. Каблуки сдвинуты, плечи расправлены, прямой взгляд, ладонь под козырек - военный аристократ среди военных аристократов. Четким голосом:

– Как киргиза срать водил, товарищ Маршал Советского Союза!

Ничего, обошлось. Маршал-то сам был из слесарей. Потом, когда дальше ехали, останавливались, оправлялись, сами, небось, гоготали, вспоминая про "заветный кустик".

4.

Это было в 1936-м, за которым последовал тот самый 37-й. Холуи-карикатуристы льстиво рисовали в газетах, как нарком НКВД Ежов взял страну в "ежовые рукавицы".

Отца арестовали весной 38-го.

Из рассказа "Жил-был мальчик"

"... Туманным утром однажды к ним пришли два человека. Мальчик, проснувшись и одевшись (он уже одевался сам и даже умел завязывать шнурки ботинок на бант), не понимал, почему тихо плакала мама, почему жались в уголок сестры. "Ты на работу, пап?" - спросил он, чтобы успокоить себя. "На работу," - отец поднял и поцеловал мальчика - чего не делал, уходя на работу.