Они всласть наплавались на закате Европы, пришлось купить плавки первая разменянная пятисотка из татьяниных - отужинали в непомерно дорогом кабаке возле казино и отправились играть в рулетку. Народу было много, все - пляжные, надушенные, загорелые. Мужички с золотыми цепями на бычьих шеях, с "картье" на крепких запястьях, дамы - у каждой в мочке уха по трехкомнатной квартире, на безымянном пальце по шале... Попадались и персонажи, словно вырезанные из целлулоида черно-белых фильмов. Так под стеклянным колпаком, колоннами отгороженного, бара величаво накачивался фрачный Кери Грант, а в холле гуляла молодая и прелестная сумасшедшая в развевающихся лиловых шелках.

Борис играл второй раз в жизни. Никакой системы у него не было. Он поставил сотню на красное. Вышел ноль.

– Ты в тюряге,- сказал Реми,- тебя заперли. Затем вышло красное, и Борис сотню забрал. Какое-то время он наблюдал за играющими, потом решил, что если черное выйдет трижды, он поставит дважды на красное. Он поставил и выиграл, удвоил до четырехсот и выиграл снова.

Пьер приехал без документов, и его в казино не пустили. Он сказал, чтоб про него забыли - он вернется сам. Люк ушел с какой-то пухлой, как надувной матрас, девицей на пляж. Реми зевал и ставил сотню за сотней на 26. Хорошо иметь вместо папы сейф размером с Триумфальную арку... В начале первого Борис удвоил свой капитал. Кроме отыгранных татьяниных у него теперь был собственный запас тысячи в три с половиной. К двум утра у него оставалось несколько сотен. Он отыграл тысячу и злой и усталый отошел от стола. В голове звенело. Голос крупье, объявлявший: - Vingt-six, noire, paire et passe.." - звучал глухо, как из-под воды.

Люк вернулся без девицы, но с косяком травы и они долго сидели на берегу, потягивая из фляжки старый "арманьяк", покуривая и глядя, как волны набегают на песок. В небе меж звезд двигался поток огней, точно такой же мелькал на горизонте в океане.

– Представляешь, - говорил Люк,- я с ней был в одном классе. Сонная такая, невзрачная писюшка была, а по математике, по физике, по немецкому забивала всех. Сколько мы? Лет десять не виделись? Вышла за типа, у которого сеть пошивочных, переехала сюда. Тип этот её болтанул с какой-то полячкой и отвалил открывать свои швейные в Краков. Вот она теперь пашет в ресторане казино, ждет вестей о разводе. Дома пацан двух лет. Была очкастая, худенькая, теперь линзы носит и прибавила 200 мега, разнесло её, видел? Банально, как куча говна. Называется - жизнь.

– Не пора ли сваливать, - уныло спросил Реми.
– Мне завтра нужно быть в полной форме.

– Она сейчас вернется, - сказал Люк.
– У нее здесь две подружки, из местных. Пойдем посидим хоть с полчаса...

Толстушку звали Клотильдой. Одна подружка уже спала, но вторую, Розу, уложить можно было только силой. Они пошли к Розе, которая жила на первом этаже уютного нормандского домика и просидели до четырех. Сначала пили холодное белое, потом кофе, Роза лезла к Реми, расстегивала ему рубашку, гладила по груди. Реми зевал, закатывал глаза, вяло отшучивался, но в итоге был уведен на антресоли и появился взъерошенный и взлохмаченный, с блудливой улыбкой на губах.

– Поехали?
– бодро спросил он.

Они расцеловались с Клотильдой, Роза так и не спустилась вниз, и вышли на улицу. Поднимался свежий утренний ветер. Океан зло ворчал. Где-то всё ещё наяривала музыка.

В машине, ища кассету и не попадая ею в щель проигрывателя, Реми жаловался:

– Динамо! Крутанула мне стопроцентное динамо! Говорит, что вторую неделю на антибиотиках. Клянусь, в жизни у меня так не стоял! Разве что на Корсике, когда меня пчела под самый корень ужалила...

Несмотря на ранний час по автостраде шпарили трейлеры и ближе к Парижу они даже попали в небольшую пробку.

* *

В пустой брассри Борис уселся у окна и заказал большую чашку кофе с молоком, тартинку с ветчиной, два круассана и мёд. Он был зверски голоден.

Позже он вышел купить газету, а когда вернулся гарсон, принесший вторую чашку кофе с молоком, сказал ему, что его спрашивал какой-то иностранец.

Он заканчивал просматривать Либе, когда кто-то плюхнулся на диван рядом с ним.

– Ты меня пасешь, что ли?
– спросил Борис недовольно.

Зорин был гладко выбрит, бледен. Лакостовская рубаха-поло была туго натянута на его крутые бугры. От него несло смесью дешевого лосьона и дезодоранта.

– D'ac, Андрюша - сказал Борис.
– Я тебя слушаю.

– Завтра или послезавтра в Москве будет переворот.

По лицу Зорина было видно, что ему жутко.

– Откуда ты знаешь?

– С самого верха.

– У тебя есть доказательства?

Зорин положил перед ним фотокопию факса.

– Ну это, знаешь, кто угодно может послать...

– Ты прочитал?
– тихо спросил Зорин.

Борис дочитал до конца, взял круассан и обмакнул в кофе.

– Что ты за это хочешь?

– У тебя есть свои люди в ОФПРА.

– Может ты думаешь, что я на зарплате в ДСТ?

– Нет, но я знаю, что с ОФПРА у тебя хорошие отношения. В русском отделе. У нас на тебя была в свое время информация. Ты помог Ефимову, ты пропихнул без очереди Рухина.

– Но ты же сам знаешь - убежище больше не дают!