– Но со временем...

– Нет, Павел Андреевич. Прошу прощения, что перебил вас, но не могу не заметить категорически: "со временем" ничего не будет. Вы отрицаете религию, но здесь у вас рецидив религиозного христианского мировоззрения - считать, что по мере приближения Страшного суда человек будет хоть потихоньку, но исправляться.

– Однако советская власть делает все усилия, чтобы новый человек появился, и в этом я солидарен с ней!

– Очень может быть. Но я пришел к выводу, что одними социальными мерами тут никак не справиться. Отбери у человека вещественную собственность - он займет какой-нибудь официальный пост и будет к этому посту относиться, как раньше к сундуку с ассигнациями. Отмени иерархию, а значит, и государство и под шумок вседозволенности и анархии ушлый человек снова обретет тот же сундук. Выходит замкнутый круг...

– Вы еще молоды, а уже во всем разочарованы. Это у вас байронизм какой-то!
– проворчал Свешницкий.
– Все же сложно вам, потомственным дворянам, разделить оптимизм новой эпохи!

– А мне кажется, - вступила в разговор дочь Свешницкого, до сих пор внимательно слушавшая нас, - что Александр Федорович говорит не о разочарованности... а просто хочет предложить свой вариант обновления человека.

– Очень верно изволили заметить, Елизавета Павловна, - улыбнулся я. Спасибо за поддержку. У меня действительно есть одна идея на этот счет... Только она уж слишком фантастична.

– Фантастична?..
– Учитель встрепенулся, как боевой конь, и мигом спала с него маска ворчливого старика.
– Ну-ка, давайте...

– Пока сложно представлять мою идею на суд общественности - у меня слишком мало данных внешнего порядка, и я не знаю, возможно ли это в принципе. Да и моральные сомнения терзают меня...

Мысль, которую я все же решил высказать в учительском доме, у меня появилась еще давно, накануне революции. Поездка в Москву, где я посетил Московскую психиатрическую клинику, как раз имела отношение к этому делу.

– Исследования Ломброзо и многих других психиатров, в том числе наших, Сербского и Ганнушкина, позволяют говорить нам, что подлинный талант и даже гений возникает в человеке тогда, когда он имеет многие признаки душевнобольного. Вернее, те признаки, которые общество считает свойственными душевнобольным и даже идиотам. Точно так же я узнал, что многие болезни, и особенно шизофрения, не могут и болезнями-то считаться в строго научном смысле. От них не повышается температура, никто не умирает...

– Но страдает, - заметила Свешницкая.

– Да, однако что это за страдания? Это не физические страдания, которые являются объектом изучения медицины и лечения ее средствами, но духовные. А духовные страдания свойственны и поэту, осознающему невозможность написать самое прекрасное стихотворение, и мыслителю, видящему глубокое несовершенство души человеческой, и ученому, поражающемуся ничтожности людских знаний по отношению ко всему бесконечному разнообразию Вселенной. Что - это свидетельство их неполноценности? Скорее наоборот.

– Александр Федорович, и в чем же заключается ваша мысль?
– спросила Елизавета.
– Выпустить из психических больниц всех идиотов и именно им дать власть, чтобы они не собирали сундуков с ассигнациями?

– Не совсем так, хотя вы верно подметили, что многие из тех, кого называют сумасшедшими, вполне бескорыстные люди. То есть именно они ближе всего к идее нестяжания...

– Это церковное слово!
– замахал руками Свешницкий.

– Ну называйте коммунизмом, если хотите... Просто нестяжанием обозначается понятие более конкретное. Но, как верно иронизировала Елизавета Павловна, далеко не всякий клиент желтого дома есть действительно человек высшего склада. Однако в работах западных и наших ученых мне приходилось читать, что болезнь dementia praecox, или шизофрения, отличается тем, что не затрагивает и не роняет умственного уровня ее носителя, а лишь уменьшает эмоциональные силы человека, то есть накал страстей. Что есть жадность, жесткость, как не чувства?

– Но ведь и любовь - тоже чувство, - заметила Елизавета.

– Любовь - явление сложное, и для умного человека она не исчерпывается эмоцией. Ведь любишь того, с кем тебе интересно, а интерес уже есть свойство ума... Что же касается поражения эмоций, тут мы и приходим к бесстрастию.

Я особенно выделил последнее слово и тише добавил:

– То есть к тому, что считалось одним из главных добродетелей монашествующих. В чести это чувство и у новой власти: бесстрастное уничтожение врагов социализма, несмотря на личные отношения, скромность в быту и так далее. Да, бесстрастие - вот признак совершенного человека!

– Я согласен с вами, - ответил учитель, - хоть и зря вы применяете религиозные термины, это только путает дело... Но как же вы будете создавать такого бесстрастного человека?

– Я консультировался... узнавал, откуда возникает у людей эта таинственная dementia praecox. Выяснилось, что предрасположенность такого рода есть у многих, кто хоть немного странен. Пускай даже был таковым в детстве, до тех пор, пока его не обтесало общество. А потом... у немногих это выплывает само собой, а для других нужны какие-нибудь внешние толчки. Сильные потрясения я отбросил сразу. А вот инфекции и особенно интоксикации в целях привития человеку особого состояния...