Доктор пожал плечами.

– Это нормально. Мечты, фантазии... Нужен же нам для чего-нибудь мозг.

– Я способен предсказывать погоду. Я знал о сегодняшнем дожде.

– Да? А что вы, собственно, о нем знали?

– Ну...
– я несколько растерялся.
– Знал, что польет как из ведра, что будет холодно.

– Это частенько чувствуют.

– Но я не чувствую, я знаю!

– Гмм... Ну, а что, например, будет завтра? Снова дождь?

Я покачал головой.

– Дождя не будет, но температура упадет до пяти-шести градусов. А ночью лужи покроются коркой льда.

– Занятно, - доктор улыбнулся и, вооружившись хромированным молоточком, предложил:

– Встаньте-ка на секундочку.

Мы отошли от поцарапанного, видавшего виды стола, и я мысленно зевнул.

– Тэк-с... Ну, и какой же у нас нынче день, милейший?

– При чем здесь это?
– я раздражено засопел.
– Забывчивостью я не страдаю. И год могу назвать, и месяц, если понадобится.

– Что ж, тогда приступим. Глаза налево, вверх, сюда!.. Согните руки...

Когда глупости с проверкой рефлексов прекратились, я решился наконец объяснить то, за чем и пришел.

– Вы понимаете... Я боюсь. Все время боюсь.

– Чего же, голубчик?

Я поморщился. Было в этом "голубчике" и вообще в интонациях доктора что-то снисходительно-сострадательное. Так обращались когда-то к лакеям и кучерам. Во всяком случае - судя по фильмам. Впрочем, за этим самым снисхождением я, возможно, сюда и явился. За состраданием и снисхождением.

– Видите ли, меня пугают совершеннейшие пустяки. Из-за них я просто не могу спать.

– Рассказывайте, рассказывайте!
– доктор присел за стол, уютно скрестил на груди руки.
– Так что конкретно вас пугает?

– Да что угодно! Грубые голоса прохожих, лай собак, ночные шорохи. Понимаете, когда десятиклашек одевают в хэбэ и дают в руки автоматы, то сразу на верное столетие приближается всеобщее оледенение. Странная вещь, дезертиры не убивают, а патриоты как раз наоборот... А иногда меня начинает пугать вообще все. Такое ощущение, будто мое присутствие здесь ошибка. Я не приспособлен для этой атмосферы, этой гравитации. Это как кактус, который время от времени цветет. Только опять же наоборот. Вы меня понимаете?

– В некотором смысле, - доктор снова поднялся и с самым задумчивым видом зашарил пальцами у меня на горле. Не пугайтесь - вовсе не для того, чтобы задушить, - он что-то там выискивал.

– Тэк-с... Базедовой болезни, кажется, не наблюдается.

– При чем здесь базедова болезнь? Я вам говорю о другом!

– Разумеется, голубчик, разумеется. Тут все говорят о другом. Но это им только так кажется. На самом деле все людские разговоры об одном и том же. Психастения, навязчивые фобии, вечная неуверенность в собственном "я". Это нормально.

– Нормально?

– Если вы в состоянии контролировать себя, значит, нормально.

– Но дело в том, что я боюсь именно потому, что знаю о завтрашнем холоде. Я угадываю причинно-следственную связь!

– Какая-то, голубчик, ерундистика. Сначала была погода, затем страх, а теперь вы приплетаете сюда причинно-следственную связь?

– Все правильно, - заверил я его.
– Потому что наше "сегодня" теснейшим образом увязывается с днем еще не наступившим.

Доктор раздражено крякнул.

– Это что же? Мы кузнецы, и дух наш молод?

– Не совсем, но...

– Минуточку! Я так понимаю, что сегодняшний дождь вы пытаетесь увязать с завтрашними заморозками?

– Да нет же. Дождь оттого, что вчера на рынке я видел безобразную драку. А сегодня две женщины в троллейбусе сказали мне гадости. Одной не понравился мой зонт, вторая, передавая абонемент, не сказала ни "спасибо", ни "пожалуйста".

– И вы реагируете на такие мелочи?

– Если бы только я! Но ведь и природа!..

– Что природа?

– Тоже реагирует.

– Мда...
– врач вернулся за стол.
– Говорите вы в общем-то нормально, а вот мысли... Впрочем, мысли у нас у всех малость того, - он остро взглянул мне в лицо. Точно уколол глазами-буравчиками.

– Послушайте! А может, вы верующий?

– Смотря во что.

Доктора такой ответ не устраивал, и он громко фыркнул.

– Но в церковь-то вы, конечно, заглядываете?

– Нет, не заглядываю. Хотя пару раз бывал. Слушал, как поют.