Костиков поставил чашку на край стола, чуть приспустил тугой галстучный узел.

– Хмм… А вы, оказывается, говорливы! Честно сказать, не ожидал.

– Каюсь. Что есть, то есть. Должно быть, сказывается незаконченное высшее. Было время, разминал язычок до полной гуттаперчивости.

– А почему незаконченное, если не секрет?

– Какой там секрет. С дяденькой одним повздорил, а дяденька деканом оказался. Такое вот роковое совпадение.

Костиков покачал головой.

– Не боитесь?

– Чего?

Он усмехнулся.

– Уже и ответили. Спросили «чего», а не «кого».

– Это вы у Юнга вычитали?

– Откровенно говоря, не помню. Но уловка действительно неплохая.

– И много у вас таких в запасе?

– Немало… Если встретимся в более приличной обстановке, предоставлю возможность познакомиться с другими.

– Увы, сие вряд ли произойдет.

– Как же вы однако самоуверенны! – он шумно вздохнул. – Скажите, некий Буратино – ваш человек?

– Что, значит, мой? Люди принадлежат самим себе.

– А как же быть с клановостью?

– Тогда уж спросите заодно про членство всех и всюду. Сколько у нас членов разновеликих партий и союзов!

– Но Буратино-то работал под вашей опекой.

– Не понимаю, о ком вы говорите.

– Еще бы вам понять! Буратино, конечно, кличка. А зовут его Буртин Василий Афанасьевич. Мелкий фарцовщик, имел долю от киосков на Городском пруду, не чурался сводничества. Словом, личность во многих отношениях грязненькая.

– Что вы говорите! – я сложил губы бантиком. – Ай-яй-яй!

– Мда… Я полагал, что вы смелее. Зачем отрицать очевидное? Этого парня видели не раз заходящим в ваш офис.

– В моем офисе ежедневно крутится около полусотни гавриков. Это свои, а если считать гостей, то калькулятор потребуется. Короче, всех мне помнить необязательно, голова болеть будет. Но, если желаете, могу поинтересоваться у зама по кадрам. Так что там у нас стряслось – с этим Буртиным?

– Скончался ваш помощничек. И странно как-то, знаете ли, скончался. Записку оставил идиотскую, а главное – с телом у него некоторый непорядок.

– Что еще за непорядок?

– Пальчиков нет. На ногах. Носки одеты, поверх – вполне приличные туфли, а пальчики срезаны. Загадочно, правда?

– Скорее, омерзительно, – я нахмурился. О пальчиках мне ничего не передавали. Да и какого черта было проверять, что там под туфлями у покойника?

– Вот и я считаю, омерзительно.

– И что же? Вы всерьез подозреваете, что я способен на подобный садизм?

– А почему, собственно, нет? Имеется же у вас для подобных дел человечек. Имени его я, правда, не знаю… Пока не знаю. Но что он вытворяет со своими жертвами, имел удовольствие созерцать. Видел, к примеру, труп Хрома. Знавали такого?

– Увы, эта треклятая память на имена!

– Что ж… Нет – так нет, – Костиков взъерошил шевелюру и медлительно поднялся. – Однако засиделся я у вас. Пора и честь знать. Спасибо за кофеек. Напиток и впрямь отменный. Не обещаю угостить вас таким же, но что-нибудь интересное постараюсь приготовить. Уж ради такого гостя – грех не попотеть.

– Жаль, не придется попробовать.

– Думаю, придется. И очень скоро. До свидания, Павел Игнатьевич, – Костиков направился к выходу.

Дождавшись, когда он возьмется за дверную ручку, я с деланным безразличием бросил ему вслед.

– Надеетесь на ярость Ахметьева? Зря. Мертвые, знаете ли, не кусаются и не мстят. Они выше этого.

Капитан медленно обернулся. Уголки губ его нервно подрагивали, глаза тяжело смотрели на меня. Удара на посошок он явно не ожидал. Я глядел в его застывшее лицо, смакуя секунды и наперед жалея, что долго это не продлится. Так оно и вышло. Не проронив ни звука, Костиков отворил дверь и вышел из кабинета. Гордый и в очередной раз ущемленный Ланцелот.

Честное слово, нынешние журналисты подобны грифам – горласты, драчливы, с азартом слетаясь на запах падали, готовы и сами клевать насмерть. А уж как захлебываются слюной, прыгая на вздувшемся трупе! Иная пища их, похоже, уже и не занимает. В общем пичуги из неприятных, но в данном случае против любопытства стервятников я не возражал. Пусть клюют и копают, нестрашно. Лишь бы копали из нужной кучи, не отвлекаясь на постороннее. Ну, а должный аромат и нужные кучи мы уж как-нибудь им обеспечим. Вот вам и весь секрет манипулирования пресловутой четвертой вертикалью. Вовремя и щедро предлагать корм с руки, не забывая с искусством умелого престидижитатора подбрасывать что-нибудь из-за спины. Даже если они будут видеть, что их обманывают, природа возьмет свое, павловские рефлексы заставят вскипеть желудочным соком и ринуться к приманке. Такова еще одна особенность эпохи гласности. Юркий репортеришка – что твоя голодная щучка. Потому и ловится на самую дешевую блесну.