– Но про то, кто когда умрет, я не говорил, - продолжал Тедди.
– Это совершенно ложные слухи... Я мог бы сказать им, но я знал, что в глубине души им этого знать не хотелось. Хотя они преподают религию и философию, все равно, я знал, смерти они побаиваются. Тедди помолчал, полулежа в шезлонге.
– Так глупо, - сказал он.
– Ты ведь просто бросаешь свое тело ко всем шутам... И все. Тыщу раз все это проделывали. А если кто забыл, так это еще не значит, что ничего такого не было. Так глупо.

– Допустим. Допустим, - сказал Никольсон.
– Но факт остается фактом, как бы разумно не...

– Так глупо, - повторил Тедди.
– Мне, например, через пять минут идти на плавание. Я спущусь к бассейну, а там, допустим, нет воды. Допустим, ее сегодня меняют. А дальше так: я подойду к краю, ну просто глянуть, есть ли вода, а моя сестренка подкрадется сзади и подтолкнет меня. Голова пополам - мгновенная смерть. Тедди взглянул на Никольсона.

– А почему бы и нет?
– сказал он.
– Моей сестренке всего шесть лет, и она прожила человеком не очень много жизней, и еще она меня недолюбливает. Так что все возможно. Но разве это такая уж трагедия? Я хочу сказать, чего так бояться? Произойдет только то, что мне предназначено, вот и все, разве нет? Никольсон хмыкнул.

– Для вас это, может быть, и не трагедия, - сказал он, - но ваши мама с папой были бы наверняка весьма опечалены. Об этом вы не подумали?

– Подумал, конечно, - ответил Тедди.
– Но это оттого, что у них на все уже заготовлены названия и чувства.

До сих пор он держал руки под коленками. А тут он оперся на подлокотники и посмотрел на Никольсона.

– Вы ведь знаете Свена? Из гимнастического зала?
– спросил Тедди. Он дождался, пока Никольсон утвердительно кивнул.
– Так вот, если бы Свену приснилось сегодня, что его собака умерла, о'н бы очень-очень мучился во сне, потому что он ужасно любит свою собаку. А проснулся бы - и увидел, что все в порядке. И понял бы, что все это ему приснилось. Никольсон кивнул. Что из этого следует?

– Из этого следует, что, если бы его собака и вправду умерла, было бы совершенно то же самое. Только он не понял бы этого. Он бы не проснулся, пока сам не умер, вот что я хочу сказать.

Никольсон, весь какой-то отрешенный, медленно и вдумчиво потирал правой рукой затылок. Его левая рука - с очередной незажженной сигаретой между пальцами-неподвижно лежала на подлокотнике и казалась странно белой и неживой под ярким солнечным светом. Внезапно Тедди поднялся.

– Извините, но мне в самом деле пора, - сказал он. Присев на подставку для ног, лицом к Никольсону, он заправил тенниску в шорты.

– У меня осталось, наверное, минуты полторы до бассейна, - сказал он.
– А это в самом низу, на палубе Е.

– Могу я вас спросить, почему вы посоветовали профессору Питу оставить преподавание после Нового года?
– не отставал Никольсон.
– Я хорошо знаю Боба. Потому и спрашиваю.

ТедДи затянул ремень из крокодиловой кожи.
– Потому что в нем сильно развито духовное начало, а эти лекции, которые он читает, только мешают настоящему духовному росту. Они выводят его из равновесия. Ему пора выбросить все из головы, а не забивать ее всякой всячиной. Стоит ему только захотеть, и он бы мог почти

целиком вытравить из себя яблоко еще в этой жизни. Он очень преуспел в медитации. Тедди встал.

– Правда, мне пора. Не хочется опаздывать. Никольсон пристально посмотрел на него, как бы удерживая взглядом.

– Что бы вы изменили в нашей системе образования?
– спросил он несколько туманно.
– Не задумывались над этим?

– Мне правда пора, - сказал Тедди.
– Ну, последний вопрос, настаивал Никольсон.
– Педагогика - это, так сказать, мое кровное дело. Я ведь преподаю. Потому и спрашиваю.

– М-м-м... даже не знаю, что бы я сделал, - сказал Тедди.
– Знаю только, что я не стал бы начинать с того, с чего обычно начинают в школах. Он скрестил руки и призадумался.
– Пожалуй, я прежде всего собрал бы всех детей и обучил их медитации. Я постарался бы научить их разбираться в том, кто они такие, а не просто знать, как их зовут и так далее... Но сначала я бы, наверно, помог им избавиться от всего, что внушили им родители и все вокруг. Даже если родители успели внушить им только, что СЛОН БОЛЬШОЙ, я бы заставил их и это забыть. Ведь слон большой только рядом с кем-то например, с собакой или с женщиной.

Тедди остановился и подумал.
– Я бы даже не стал им говорить, что у слона есть хобот. Просто покажу им слона, если тот окажется под рукой, и пусть они подойдут к слону, зная о нем не больше того, что слон знает о них. То же самое с травой и всем остальным. Я б даже не стал им говорить, что трава зеленая. Цвет - это всего лишь название. Сказать им, что трава зеленая, - значит подготовить их к тому, что она непременно такая, какой в ы ее видите, и никакая другая. Но ведь и х трава может оказаться ничуть не хуже вашей, может быть, куда лучше... Не знаю. Я бы сделал так, чтобы их стошнило этим яблоком, каждым кусочком, который они откусили по настоянию родителей и всех вокруг.