школу и встретится с учителем истории.

Островский, историк, был самым старшим среди учителей школы, наводил страх, успевая спросить за двадцать минут половину класса и продиктовать

добрых пять страниц по новой теме. Он вел так

называемый 'Уголок истории', вывешивая каждую неделю ответы на любые вопросы, анонимные и подписанные, язвительные, злобные, потрясавшие основы строя. На день Победы Островский пришел в своем обычном костюме со скромной наградной колодкой, да еще его фотография висела на доске

ветеранов войны. Сергей имел у него твердую четверку, потому что получить выше у изможденного, сильно хромавшего, со взглядом фанатика Островского возможно было только при выдающихся знаниях.

Сергей посмотрел на часы - пять часов, вокруг.

Фишер уже не было рядом. Школа, как Сергей знал, переехала очередной раз к 'Чернышевской', за кинотеатром 'Спартак'. Дошел он до нее за полчаса. Школа еще не была закрыта. Как и десять лет назад, возле школы собирались группки. Сергей ощутил, как жар опаляет ему лицо, когда он разыскал в расписании 'Островский П.А.', понедельник - два урока с десяти и два урока в конце дня...

Он едва дождался понедельника. Вышел в восемь утра, совершенно бодрый, хотя и проворочался всю

ночь и заснул под утро на два часа. К десяти Сергей подходил к школе, от ударов сердца, казалось, дрожала рубашка. Сергей собирался побродить невдалеке от школы, даже дошел до скамеек перед кассами кинотеатра, но дальше не отошел и просидел, наблюдая за движением стрелок

часов.

В половине двенадцатого он пересек порог школы.

Коридоры были пустынны. Около соседнего с нужным ему кабинетом расхаживали высоченные ребята, изредка окидывали оценивающими взглядами Сергея. За ближайшей дверью громко заговорили, она с шумом раскрылась, пропустила парня с дерзко задранным подбородком. Выйдя в коридор, он проскрежетал : "Пошел на...", хлопнул дверью и

застучал шагами. Дверь вторично распахнулась, быстро поднимаясь и опускаясь, вылетел Островский, поднял кулак : "Не выучишь - и не думай приходить !" Повернувшись, внимательно, чуть

наклонив голову, посмотрел на Сергея, строго сказал : "Из десятого пятого, семьдесят второй год, Зандер. Через пять минут освобожусь."

Звонок оглушил. Коридор мгновенно заполнился галдевшей молодежью. Дверь опередила руку Сергея.

Высокий, уже снова знакомый настолько, будто и

не прошло десяти лет, человек впустил Сергея в

класс. "Ну, рассказывай, как первые десять лет ?" В его огромной ладони потерялась рука Сергея.

"Рассказывать особо нечего - учился, женился, работал по распределению. Как обычно." "А учился где ?" "В ЛЭТИ, на радиотехническом." - Сергей пустил нить разговора на волю течения : "А вы нынешних также гоняете ?" "Ты про того, кого я намедни выгнал! Умнейший парень, но спорит о том, о чем ни черта не знает..." "А чего он не знает ?" - Сергей, помня свой опыт обучения истории 'по Островскому', воспринял виденную им сцену, как должное. "Они молодые ребята, им хочется всего очень быстро," - Островский превратился в учителя : "и чтобы им дали дорогу.

В общем, социализм или другое. Ты знаешь, что у вас трое уехало ?" Сергей медленно покачал головой. "Этот тоже уедет, я уверен! Ему там будет лучше, но это ему, а другие, скажу откровенно, не такие талантливые, а которые его поддерживают, еще поймут, но на своей шкуре, что такое уверенность в будущем! Вот возьмем тебя - ты получил высшее образование, прожил вольные шесть лет, будем откровенны, не зная, нужно ли тебе это образование !.." Сергей пристально посмотрел ему в глаза. Глаза историка

сверкнули : "Я прошу не обижаться..." "Эта уверенность стоит слишком много крови!" Островский

задумался, не отрывая своего обжигающего взгляда. Он колебался, но Сергей сказал : "Нам друг от друга нечего скрывать - мы оба знаем, что такое война" Тогда тот просто ответил : "К сожалению, из умирающих империй вытекает человеческая кровь и чем больше империя, тем этой крови больше." Оба помолчали. "Сергей, ты когда вернулся ?" "Три недели назад." Островский снова обжег глазами : "Теперь ты первый выпускник - участник войн периода распада." "Петр Антонович, я вдруг понял, что мне ближе немцы..." - Сергей медлил : "...потому что и они и мы воевали с народом и, чтобы выжить, мы должны были убивать любого." В коридоре надолго зазвенело. Переждав звонок, Островский хрипло проговорил : "Наш батальон, уже в Восточной Пруссии, в Гольдапе, однажды подняли по тревоге из-за вервольфов. Приехали в фольварк. А там жили переселенцы откуда-то из Белоруссии. Вообще,

их давно приказано было отправить домой, но, сам понимаешь, вместо деревни - одни колышки. Так они возле нас кормились : девки, ребятишки. Мне, как тебе, двадцать пять лет. Бойцы у меня

– все больше дядьки после сорока, домовитые мужички. Они наладились к этим девахам бегать, а

я за них каждые два дня получаю по шее. Куришь ?" Сергей достал свою зажигалку. Оба неторопливо задымили 'Беломором'. "Значит, приезжаем, " Островский замахал рукой, разгоняя дым : "оказалось, кинули гранату в хату. Трое раненых, убитых - девка одна, блаженная была, и