Женя выдержал эффектную паузу и, подняв палец, сказал:

— Сокровища спрятаны в твоей, Алексей, квартире, на набережной Карповки. Все, а уж тем более менты, рассуждают тривиально — пришел вор, украл деньги и унес их с собой. ан нет, господа, деньги-то он и не уносил! Они остались фактически там же, где и были, но переместились на несколько метров вправо или влево, и — все! Однако я слышу сигнал к обеду и завершу как в сказках «Тысячи и одной ночи»: тут Шахразада прекратила дозволенные речи… Режим дня, господа, превыше всего!

После обеда они долго сидели, обсуждали сложившуюся ситуацию, очень не простую и какую-то неправильную. Сколько раз во время долгого разговора Леха говорил сам себе:

— Не может такого быть!

И не потому, что выводы, к которым они совместно приходили, были фантастическими, а оттого, что совсем это не укладывалось в Лехины представления о жизни, дружбе, отношениях между людьми.

— Не может такого быть! — говорил он себе, слыша о сотрудничестве с чеченцами своего друга Петьки Чистякова, простоватого и внешне недалекого, которого и Петром-то никто не называл, не то что — Петром Васильевичем, а он, поди ж ты, увлекался криптографией и составил шифровку на каком-то древнем языке, да так ловко, что сам Женя Черных неделю ломал над ней голову.

В черно-белом мире Лехи Кастета люди однозначно делились на друзей и врагов, явных или потенциальных. Каждый чеченец был для него потенциальным врагом, от которого можно ждать любой подлости, но любой русский — потенциальный друг, друг по рождению, по крови, по Родине. Вот, к примеру, Кирей — вор в законе, но сейчас они с Кастетом делают одно общее дело, да и Гена Есаул — вроде неплохой человек, легла бы жизненная карта по-другому — они вполне могли разыгрывать эту партию вместе с Кастетом. Но Петька Чистяков…

В гостиницу он вернулся уже вечером, а в номере его, естественно, ждала Жанна. Одетая и накрашенная, она пила кофе и смотрела телевизор.

— Знаешь, дорогой, теперь, когда ты уходишь из дому, я внимательно просматриваю криминальную хронику. Похоже, ты сегодня не был в тире?

— Закрыт тир, — ответил Леха, — по случаю праздника трудящихся…

И подумал, что надо почистить и смазать пистолет.

— Ну, коли так, поедем развлекаться! Или у тебя другие планы на вечер?

— Все, что угодно, дорогая, лишь бы ты была рядом.

Пока он переодевался, Жанна добралась-таки до «бердыша», понюхала ствол и сказала с укоризной:

— Стрелял все-таки!

— Да я по голубям, всю машину изгадили…

Клуб «Занзибар», куда они приехали, не был модным заведением, где встречался питерский бомонд, не был он и местом молодежных тусовок, это было заведение «для своих». Если на первый этаж — в кафе — еще заходили случайные посетители, то вход на второй этаж, где, собственно, и начинался клуб, преграждали два наряженных пиратами детины с кремневыми пистолетами за поясом. Леха не удивился бы, узнав, что в карманах широких шаровар скрываются и вполне настоящие орудия убийств.

Оформление интерьера не обошлось владельцам клуба слишком дорого — лишенные штукатурки каменные стены со следами пуль и нарисованными красной краской кровавыми потеками и несколько пыльных искусственных пальм в деревянных кадках, стоящих в произвольном порядке, одна на самом проходе — то ли мешая посетителям выходить, то ли перекрывая возможность палить вдоль коридора.

Мебель была под стать интерьеру — деревянные, намертво приделанные к полу табуреты и неподъемные дубовые бочки вместо столов. Похоже, все делалось для того, чтобы избежать лишнего кровопролития во время возможной потасовки. А коли уж таковое произойдет, чтобы его следы органично вписались в оформление зала. В конце концов, новое кровавое пятно на стене только добавит шарма заведению.

По дороге в «Занзибар» Жанна рассказала, что это — единственное заведение в городе, куда папка категорически запретил ей ходить. А папка, «самый главный мент в городе», знал, что говорил.

— Чужие здесь не ходят, — подтвердил эти слова телохранитель Паша, видимо, не хуже главного мента владевший криминальной ситуацией, — я в машине посижу, на всякий случай, мало ли, когти рвать придется…

Встретили их в кафе неласково, можно сказать, никак не встретили. Наряженные пиратами официанты неспешно бродили по залу, обслуживая немногочисленных посетителей и попутно решая какие-то свои дела. Клиентура, похоже, была постоянной, потому что официанты не только подолгу задерживались у столиков-бочек, но и подсаживались к гостям, за компанию выпивая стопочку-другую спиртного из темных пузатых бутылок.

— Надеюсь, это не ром, — сказал Жанне Леха, с юношеских лет сохранивший самые неприятные воспоминания о кубинском роме, чуть ли не единственном иностранном спиртном, доступном широкой публике.

Жанна ничего не ответила.

Одноглазый бармен в рваной тельняшке, уныло перетиравший стаканы, пристально посмотрел на них, пожал плечами и вернулся к своему тоскливому занятию.

— Может, уйдем отсюда? — вполголоса спросил Леха после того, как они изучили небогатый интерьер, ряды красивых, но пустых бутылок за бар-ной стойкой и особенности убранства двух громил, дремлющих у ведущей на второй этаж лестницы.