Шрифт:
Вообще прыгать с парашютом всем страшно, даже очень храбрым людям. Только храбрые никому не говорят об этом, а делают смелое лицо и... прыгают, а трусливые люди в это время дрожат, как зайцы, и стараются как-нибудь увильнуть от прыжков, например, говорят, что у них болит живот, или голова, или ещё что-нибудь, а на самом деле у них ничего не болит, просто они боятся.
Чтобы никто не догадался, что ему страшно, Николай Яковлевич решил весь день перед прыжками улыбаться, но только он так решил, как тут же почувствовал, что рядом с ним под шинелью дрожит солдат Карасёв, которого все называли Селёдкиным. Коля услышал даже, как у этого Селёдкина стучат зубы. Тут он вспомнил, что Селёдкин тоже сегодня должен будет первый раз в жизни прыгать с парашютом и, наверное, поэтому дрожит от страха.
"Трус!" - подумал Николай Яковлевич и от этого сам стал бояться немного меньше.
Николай Яковлевич решил подремать ещё немножко и, может быть, досмотреть сон про то, как он в детстве пошёл собирать грибы и заблудился в лесу.
Но только он стал засыпать, как дневальный закричал:
– Подъём!
И Николай Яковлевич в одну секунду спрыгнул с нар, потому что команда "Подъём!" в армии означает, что надо тут же проснуться, за несколько секунд одеться и стремглав выскочить на улицу.
Чтобы быть сильным, здоровым и ловким, солдат в первую очередь делает физкультурную зарядку. И зимой, и летом, и в жару, и в мороз, и в дождь, и когда нет дождя - каждое утро солдат пятнадцать минут бегает, прыгает, гнётся по-разному, подтягивается на турнике, скачет через "коня" и всё это делает без рубашки и поэтому никогда не простуживается.
В то утро Николай Яковлевич особенно бодро бегал, и никто из солдат или офицеров даже подумать не мог, что он боится прыгать с парашютом.
А трусливый Селёдкин трусил за ним вялой трусцой и только и думал, какую бы ему придумать неправду, чтобы увильнуть от прыжков.
Потом солдаты умылись хорошенько, почистили зубы и с песней пошли завтракать.
Это уж у солдат так заведено: когда они шагают в солдатском строю, они поют солдатские песни. Под такие песни легко шагать в ногу, под такие песни хочется улыбаться, под такие песни ничего не страшно!
...Эх, граната, моя граната!
Мы с тобой не пропадём.
Мы с тобой, моя граната,
В бой за Родину пойдём!
В бой за Родину пойдём!..
Уже в столовой Николай Яковлевич почувствовал, что совсем не хочет есть, но он всё-таки съел всё, что ему дали, потому что хотел быть сильным и побольше вырасти. А солдат Карасёв, который сидел рядом, ничего не ел от страха.
После завтрака солдат Исаев и солдат Карасёв отправились укладывать свои парашюты.
В небе парашют похож на огромный зонтик, под которым на двадцати четырёх тонких верёвочках-стропах висит парашютист.
Стропы эти ещё на земле нужно очень аккуратно уложить все вместе, чтобы потом в воздухе они не запутались и парашют раскрылся легко и быстро и плавно опустил тебя на землю. Но у солдата Карасёва от страха так дрожали руки, что тонкие стропы всё время путались, и он никак не мог уложить их как следует.
– Эх ты!
– сказал ему инструктор, - укладчик, который учил солдат укладывать парашюты.
– Кто ж так укладывает?! Давай я тебе помогу, а ты смотри внимательно и учись.
Через час солдат Исаев и солдат Карасёв уже шагали по полевой дороге на прыжки. За спиной у каждого на лямках висел уложенный парашют.
Скоро они увидели, как из-за леса поднимается аэростат. Десантники в шутку называли его "колбасой". Он действительно был похож на большую толстую колбасу, только серебряного цвета, под которой на четырёх крепких канатах висела лёгонькая открытая кабинка. Она была такой маленькой, что в ней еле-еле умещались три парашютиста и инструктор, который следил, чтобы молодые десантники правильно прыгали с парашютом.
Как только Карасёв увидел в небе эту "колбасу", увидел, как из кабинки один за другим выпрыгнули три человека, он тут же сказал:
– У меня болит живот.
В небе спускались три парашютиста.
– Может, отдохнём, - предложил Коля, - и твой живот перестанет болеть. А?..
– Нет, - уверенно сказал Карасёв.
– Я свой живот знаю, он теперь долго будет болеть.
– А прыжки?
– спросил Коля.
Но Карасёв только руками развёл:
– Подумаешь - прыжки! Если бы не живот, я бы целыми днями только и прыгал!
– Он похлопал Николая Яковлевича по плечу.
– Ты иди, Исаев, иди, не бойся. А я - к доктору, живот лечить.