Шрифт:
В этот миг в затихшем зрительном зале в третий раз прозвучал голос генерала. Но теперь это было не ругательство, а глубоко взволнованное восклицание:
– Молодчина! Настоящий японский молодец!
Подполковник Ходзуми еще раз украдкой взглянул на генерала. На его загорелых щеках блестели следы слез. «Генерал – хороший человек!» – с легким презрением и в то же время доброжелательно подумал подполковник.
В это время занавес медленно закрылся под гром аплодисментов. Воспользовавшись этим, подполковник Ходзуми встал и вышел из зала.
Полчаса спустя подполковник, покуривая папиросу, гулял с одним из своих сослуживцев, майором Накамура, по пустырю на окраине деревни.
– Спектакль имел большой успех. Его превосходительство Н. очень доволен, – сказал майор Накамура, покручивая кончики своих «кайзеровских» усов.
– Спектакль? А, «Разбойник с пистолетом»?
– Не только «Разбойник с пистолетом». Его превосходительство вызвал распорядителя и приказал экстренно сыграть еще одну пьесу. Вернее, отрывок из пьесы об Акагаки Гэндзо [5] . Как она называется, эта сцена? «Токури-но вакарэ»? [6] Подполковник Ходзуми, улыбаясь глазами, смотрел на широкие поля. Над уже зазеленевшей землей расстилалась легкая дымка.
5
Один из «сорока семи самураев», прославившихся актом совершения мести за смерть своего господина (нач. XVIII в.); для театра Кабуки была написана и пьеса о нем.
6
«Токури-но вакарэ» – расставание за бутылочкой сакэ (токури – бутылка особой формы, узкая и высокая).
– Она тоже имела большой успех, – продолжал майор Накамура. – Говорят, его превосходительство поручил распорядителю спектакля сегодня в семь часов устроить что-нибудь вроде эстрадного вечера.
– Эстрадный вечер? С рассказчиком смешных историй, что ли?
– Нет, какое там! Будут рассказывать сказания. Кажется, «Как князь Мито ходил по стране».
Подполковник Ходзуми криво усмехнулся. Но собеседник, не обратив на это внимания, веселым тоном продолжал:
– Его превосходительство, говорят, любит князя Мито. Он сказал: «Я, как верноподданный, больше всего чту князя Мито и Като Киемаса» [7] .
7
Токугава Мицукуни, князь Мито – один из феодалов-политиков XIX в., прославляемый националистической литературой как образец просвещенного и гуманного правителя и борца за национальные идеалы; Като Киемаса – феодал конца XVI в., прославляемый как образец феодальной верности господину, храбрости и простоты.
Подполковник Ходзуми, не отвечая, посмотрел наверх. В небе, между ветвями ив, плыли тонкие слюдяные облачка. Подполковник глубоко вздохнул.
– Весна, хоть и в Маньчжурии!
– А в Японии уже ходят в летнем.
Майор Накамура подумал о Токио. О жене, умеющей вкусно готовить. О детях, посещающих начальную школу. И… чуть-чуть затосковал.
– Вон цветут абрикосы!
Подполковник Ходзуми радостно показал на купы розовых цветов далеко за насыпью. «Ecoute moi, Madeleine» [8] – неожиданно пришли ему на память стихи Гюго [9] .
8
Послушай меня, Мадлен (фр.).
9
Строка из стихотворения В.Гюго «Мадлен», в нем воспевается весеннее цветение.
4. ОТЕЦ И СЫН
Однажды поздно вечером в октябре седьмого года Тайсе [10] генерал-майор Накамура, в свое время штабной офицер майор Накамура, в своей обставленной по-европейски гостиной задумчиво сидел в кресле с дымящейся сигарой в зубах.
Двадцать с лишним лет праздности превратили его в милого старичка. А в этот вечер, может быть, благодаря японскому костюму, в его облысевшем лбу, в припухлых очертаниях рта чувствовалось что-то особенно добродушное. Откинувшись на спинку кресла, он медленно обвел взглядом комнату и вдруг вздохнул.
10
1918 год.
Стены были увешаны фотографиями, по-видимому, репродукциями европейских картин. На одной из них была изображена грустная девушка, прильнувшая к окну. На другой – пейзаж: кипарисы, сквозь которые виднелось солнце. В электрическом свете фотографии придавали старомодной гостиной несколько холодный, чопорный вид, однако генерал-майору все это, кажется, не нравилось.
Некоторое время царила тишина, затем генерал-майор вдруг услыхал легкий стук в дверь.
– Войдите!
В ответ на эти слова в гостиную вошел высокий юноша в студенческой форме. Остановившись перед генерал-майором, он протянул руку к стулу и грубовато спросил:
– Что-нибудь нужно, отец?
– Да. Садись!
Юноша послушно сел.
– В чем дело?
Генерал-майор вопросительно взглянул на золотые пуговицы сына.
– А сегодня?..
– Сегодня было собрание в память Каваи – отец, вероятно, не знает, это студент филологического факультета, как и я. Так вот, я только что оттуда вернулся.
Генерал-майор кивнул и выдохнул густой дым «гаваны». Затем он несколько торжественно приступил к сути разговора:
– Вот картины на стенах, это ты их переменил?
– Да, я не успел сказать, я переменил их сегодня утром. А разве плохо?
– Не то что плохо. Не плохо, но мне хотелось бы, чтобы ты оставил хоть фотографию его превосходительства Н.
– Рядом с этими?
Юноша невольно улыбнулся.
– А разве рядом с этими ее повесить нельзя?
– Не то что нельзя, но это будет смешно.
– Ведь здесь есть портреты! – Генерал-майор указал на стену над камином. Со стены из рамы на генерал-майора спокойно взирал пятидесятилетний Рембрандт.