Второй известный андоррский живописец, Сергио Мае, уехал куда-то, и я не смог повидаться с ним. Он работает с деревом, вырезает интереснейшие композиции- это вообще в традиции андоррцев, резьба по дереву, очень строгая, реалистичная, но это реализм горцев, где натура не довлеет, а лишь дает повод быть точным, если ты любишь свою страну, и своих людей, и женщин, которые набирают воду в кувшины, склонившись к пенной жути студеной воды...

Андорра - пожалуй, самый чистый и аккуратный город из всех, какие я видел. Здесь господствует подлинная "эпидемия" чистоты; ранним утром в витрины сотен магазинов забираются девушки с замшевыми тряпками и драят стекло так, что солнце разбивается вдрызг на тысячи зеркальных лучиков, которые слепят глаза. Колвин пошутил:

– Это специально для того, чтобы продавать как можно больше дымчатых очков, - наверное, девушкам приплачивают продавцы оптики.

Аккуратность здесь во всем, даже в том, как вас знакомят с Андоррой. Сначала вам рассказывают о Принсипате, потом о двух принцах; затем о двух синдикатах; после о трех реках - Гран Валира, Валира дю норд и Валира д'ориент; потом о четырех мостах - Сан-Антонио, Эскалалес-Ингорданьи, ла Маргинеда, Эскалес; потом о пяти церквах - Санта-Колома, Сан-Хуан Казеллес, Сан-Михель Инголастер Мэриджель и Сан-Стефан; затем о шести "паришах" административных районах Принсипата - Канильо, Инкамм, Ордино, Ля Массана, Андорра и Сан-Хулиа, а уже под конец знакомят с семью наиболее занятными фактами из истории и экономики маленького пиренейского государства, причем особо выделяется тот факт, что республиканская Франция в 1789 году отказалась признать феодальный закон Андорры, но Бонапарт в 1806 году вновь признал этот закон.

В свое время Виктор Гюго сказал: "Пиренеи - это страна контрабандистов и поэтов". Контрабанда - табак. Курят в Андорре все, даже пятнадцатилетние школьницы двух - испанской и французской - местных школ; поэт в Андорре один Хоан Путч-и-Саларик, который верен своему языку, обычаям страны, ее истории, ее народу. Однако в Андорре нет ни издательства, ни театра, ни концертного зала. Библиотека крайне бедная. Здесь нет ни одного высшего или среднего специального учебного заведения, в то время как тяга к знанию огромна. Молодежь хочет учиться, но родители не имеют возможности отправлять детей за границу в университеты, и вот вечерами стайки юношей и девушек толкутся в фойе трех столичных кинотеатров, где крутят одни лишь ковбойские фильмы и голос единственного андоррского поэта остается гласом вопиющего в пустыне.

Большая проблема маленькой страны - культурное и духовное обнищание, постоянное ощущение изолированности.

Я уезжал во Францию через Пас де ля Каса. Лежал снег, и бронзоволицые лыжники носились с гор стремительно и шумно - скрип стальных ободьев на лыжах слышен в здешнем прозрачном воздухе издалека. Спустившись в городок, лыжники отправлялись в бары или в магазины - шумная рождественская ярмарка зазывала в десятки магазинищ, магазинов, магазинчиков и лавчонок. День угасал, и сумерки были красивы, как и все здесь красиво, и туристы разбредались по местам трафаретного веселья - дансингам или ночным клубам, а местные жители продолжали готовить еду, торговать фотоаппаратами без пошлины и сувенирами. Они продолжали мыть витрины, чтобы наутро солнце разбилось о стеклянную хрупкую чистоту и чтобы владельцы оптических магазинов продали как можно больше дымчатых очков. Они продолжали мечтать о том, что случится чудо и их маленькие сбережения позволят им заняться большим бизнесом, а художник Хаиме Пуих, забравшись на скалу, продолжал писать картину "Закат солнца" и смотрел на огоньки, которые загорались на склонах гор, и мечталось ему о том времени, когда в этой сказочной, красивой стране красивых и добрых людей вспомнят, "что не хлебом единым жив человек". Смысл этой старой библейской истины наполнен сегодня содержанием отнюдь не мистическим, а классовым. * * *

Рыжий австралиец с седыми, ришельевскими усами, ворвался в полицейский участок, побелев от ярости.

– Поезд из Хоспиталитэ отходит в восемь пятнадцать!
– крикнул он мне. Если у вас проблема с паспортом, заберите багаж из автобуса и позвольте нам ехать дальше!

Французский жандарм посмотрел на часы.

– Вы успеете, - сказал он, лениво передвинув сигарету из правого угла рта в левый, - от Андорры до Хоспиталитэ всего полтора часа, а сейчас половина шестого...

– Я привык всюду быть загодя! Может полететь колесо! Или сделается дурно кому-либо из пассажиров. Все может случиться в дороге!

– Помолчите, - так же лениво сказал жандарм, - вы мне мешаете...

– В автобусе нервничают дамы!

– Дамы всегда нервничают, на то они и женщины... Выйдите отсюда, месье, я не могу работать, когда шумят...

Австралиец, бормоча ругательства, вышел, а жандарм, закурив новую сигарету, продолжал меня допрашивать- когда и как я перешел франко-испанскую границу в Порт By, и почему в моем паспорте есть штамп испанской полиции, но штампа французской нет. Он долго составлял протокол, звонил в Тулузу, а потом, когда я нашел штамп французской полиции и показал этот злополучный штамп, из-за которого в автобусе так нервничали австралийские женщины, возвращавшиеся из Андорры в Париж, жандарм так же обстоятельно рвал протокол, составлял новый, по поводу уничтожения первого, расспрашивал, какая погода в Мадриде, и лишь когда рыжий австралиец снова ворвался в полицейский участок, а шофер автобуса начал давать частые гудки, жандарм пожелал мне хорошей дороги и интересных впечатлений.

Женщины в автобусе, самой младшей из которых было лет семьдесят, смотрели на меня с легким испугом: не каждый день увидишь, как на границе "красного" задерживает полиция.

Невольно я оказался для них некиим незапланированным в программе "туристским объектом".

Господи, сколько же я видел на аэродромах, вокзалах, в гостиницах и на шоссе мира этих фарфоровозубых, с синими или рыжими волосами, в мини-юбках старух-путешественниц, туристок первого класса! Им бы внуков нянчить, а вот поди ж ты, шлындают бабки по миру, наверстывают упущенное, торопятся истратить накопленное, а внуки их, оборванные, грязные, голодные, "добровольно отверженные" хиппи-внуки, бросив вызов чванливой и хвастливой сытости, заполнили улицы западных столиц, сделав тротуар - постелью, походный рюкзак подушкой, небо, изорванное в клочья звездами, - одеялом...

– Они обыскивали вас?
– спросила меня соседка, самая юная, семидесятилетняя путешественница.

– Нет, они меня не обыскивали.

– Но они вас задержали, не так ли?
– спросила самая старшая из путешественниц, восьмидесятитрехлетняя дама из Сиднея, поджарая, в обтягивающих брюках и тяжелых горнолыжных ботинках.

– Нет, они лишь выполнили обязательную формальность- смотрели наличие французской визы.

– Значит, вам все-таки нужна французская виза, - хохотнул рыжий, с седыми усами, - а я думал, что красным во Франции теперь виза не требуется.