{232} Мое материальное положение сейчас вполне удовлетворительное. Есть у меня, примерно, пять фунтов, не считая карманных денег, которые я получаю в школе. И есть шанс на получение солидной суммы. Я знаю цену денег, которые у меня есть, и расходую их очень экономно, ибо это первые мои средства для осуществления хороших планов на будущее. Дело тут не во мне, а в возможности приезда в страну - твоего и мамы.

Вот видишь, Гиора, от самых сентиментальных ноток я пришла к делам сугубо прозаическим и материальным. Вероятно, нет никакого смысла выражать свод чувства в письмах. Хорошо бы посидеть с тобою рядом и долго, долго разговаривать, и в процессе беседы само собой нашло бы выражение все то, о чем человеку трудно писать - и потому, что не хватает слов, и потому, что человеку свойственна глупая скромность, и он стесняется выражать свои чувства к самым близким ему людям. Так, например, я стесняюсь писать, что я всплакнула возле своей пишущей машинки, а почему - и сама затрудняюсь сказать. Я люблю это место, мне здесь хорошо, и ни в чем я не разочаровалась. Но я уверена, ты меня поймешь, что есть, все же нечто, чего мне очень не достает: мамы и тебя, Гиора. Я бы даже могла сказать, что ее я видела два месяца назад, а с тобой уже очень давно мы не были вместе, ибо те дни в Лионе, как они ни были хороши, были слишком коротки, чтобы они могли как-то {233} сократить огромное разделяющее нас пространство.

Не сердись на меня, милый Гиора, что я так эгоистична. Желая облегчить свою душу, порчу тебе настроение. Прошу тебя поверить мне, что не всегда я в таком настроении. Уж так тебе "повезло", что именно в такой час я взялась писать тебе письмо...

18.12.1939 [Кружку "Макабия" в Будапеште].

... Если я мало пишу, то это вовсе не значит, что я мало о вас думаю. Во вторник вечером я всегда вспоминаю, что вы сейчас, вероятно, беседуете о нас - о стране израильтян. Какое чудесное ощущение, когда ты и себя можешь включить в их число! Я должна откровенно признаться, что лишь очень немного занималась здесь вопросами истории сионизма и его идеологии - не так, как дома. В то же время, я очень много говорю на иврите и очень близки мне сейчас халуцианские идеи и другие практические дела. И это вполне естественно. Дома планируют алию и закладывают фундамент для строительства, которое должно продолжаться. Я чувствую, что привезла с собой достаточно твердые основы, на которых смогу построить красивую и полезную жизнь.

Эти основы позволяют мне также принимать участие в совместных работах, которые здесь продолжаются.

После моих взволнованных эмоций дома вы, пожалуй, не почувствуете в этом письме прежнего вдохновения. Может быть, вы даже подумаете, что я отчаялась или, во всяком случае, {234} улетучился мой идеализм. Но я отнюдь не разочаровалась, и моя вера в страну не ослабла. Верно, я сейчас нижу, что не следует говорить о Палестине, как о стране грез. Многие не могут представить себе эту страну иной, чем с вечно голубым небом и, понятно, они испытывают впоследствии разочарование, когда убеждаются, что она подлинно земная, как, скажем сегодня: льет дождь, дует ветер и достаточно холодно. Да, погоды здесь не всегда хорошие. Есть экономические трудности, было много ошибок. На мы дома, мы свободны, у нас есть цель и будущее. Пожалуй, лишнее писать о том, что страна нам может дать, зачем мы сюда прибыли и что мы здесь получили.

Декабрь 1939

Мама, ты, вероятно, думаешь, что те письма, которые я тебе посылала до сих пор, немного поверхностные. Я всегда пишу только о своей работе, о месте, в котором живу, и о том, что видят мои глаза. Я уверена, что тебе очень хочется услышать от меня ответ на вопрос, который витает в воздухе. Ведь ты принесла жертву, когда меня отпустила, а я - когда рассталась с тобой. И ты, несомненно, жаждешь узнать: А стоило ли?

Возможно, что я еще не смогу дать окончательный ответ. Но вопреки всему, я попытаюсь откровенно сказать тебе, что я чувствую сейчас, в эту минуту. Мой ответ, дорогая мама, - да, стоило! Не стану отрицать, бывают минуты, {235} когда я готова уплатить очень дорогую цену за короткую встречу с тобой. Если бы я хотя бы чувствовала, что вы близко от меня. Но в трудные минуты я думаю о том, что год или два, которые мне суждено быть далеко от вас - это цена за мое право жить здесь. В своем воображении я представляю, как будет хорошо, когда мы снова будем вместе. Понятно, не легко мне без вас, и это вполне естественно. Я все это знала заранее и все это учитывала. Но, поверь мне, мама, это совершенно серьезно, что ни о чем другом из моей прежней жизни дома я не тоскую. Удивительно быстро я приспособилась к среде, к новому образу жизни и к своей работе. И если бы не слишком короткое время моего пребывания здесь, я бы даже осмелилась утверждать, что я научилась любить все это. Ясно, что нельзя говорить так обобщено, потому что любить можно лишь отдельных людей в определенную работу.

Но во всем этом нет пока ответа на вопрос: а стоило ли? Положительный ответ вытекает из моей непоколебимой веры в то, что из многих путей - это путь истинный. Всей душой и всем сердцем верю, что только Эрец-Исраэль единственное и подлинное решение для меня и всех нас. Да, стоило сюда приехать, ибо тут я приобрела удивительное чувство, что я - равноправный человек и живу у себя дома (другое дело, что пока - лишь в ощущениях). Стоило сюда приехать, чтобы обрести эту уверенность, и когда я иду по улице, я не должна {236} думать о том, еврей или нееврей - человек, идущий мне навстречу. И как хорошо, что я не должно по каждому пустяковому делу мысленно взвешивать - разрешено это евреям или нет.

Ясно, что отрицательного аргумента - отсутствия антисемитизма, - еще недостаточно. Решающий ответ заключается в том факте, что здесь, в стране развивается новая здоровая еврейская жизнь.

Я бы это выразила так: евреи в диаспоре печальны, когда у них нет особых причин для веселья. Здесь же, как и у всех здоровых наций, царит веселье и радость, когда нет причины для печали.

10.1.1940

Моя работа очень приятная. Когда я мою коров, - облачаюсь в брюки, надеваю резиновый передник и обуваю сапоги. И не страшно. Ты бы не узнала меня, мама. Я представляю себе, какие кривые улыбки появились бы на лицах моих прежних подруг по школе, если бы они увидели меня за этой работой, которая для меня вполне естественна. А если корова упрямится и не хочет вставать, поднять ноги или подчиниться моей просьбе, несмотря на пинки и жесты, я пользуюсь тем, что никто вокруг меня не знает венгерского, и обращаюсь к ней с такими выражениями, которые пока не в состоянии произнести на иврите (я еще не научилась ругаться на нашем родном языке). К счастью, и коровы не понимают моих проклятий, {237} и посему между нами царят дружеские отношения.

Сегодня на работе у меня произошла неприятность, когда я чистила отсек для телят. Мне надо было перевести их из одного отсека в другой. Потом мне объяснили, что обычно это делают вдвоем, чтобы телята не разбегались. Но я, ничего не подозревая, открыла калитку и начала выгонять их. Не прошло и минуты, как пять моих телок разбежались в пять разных концов сарая и начали соревноваться в беге... Вместе с подружкой по комнате, которая тоже здесь работает, мы десять минут гнались за ними, пока нам, наконец, удалось собрать их вместе и привести в нужный отсек. Мы как следует попотели, но это хорошо. Не столь хорошо было, когда мы начали толкать вагонетки с навозом. Мы вывозили его из трех хлевов прямо в бетонное навозохранилище. Все делается автоматически - есть рельсы, поворотные круги, опрокидыватели вагонеток. Но, понятно, и для нас остается немало работы. Короче говоря, когда я ступила в навозную массу, мой сапог так глубоко в ней застрял, что я с трудом вытащила ногу.

Тут есть три бетонных хлева, рассчитанных на 70 и более голов скота. Всюду водоводы и автоматические поилки, так что нетрудно соблюдать чистоту. По-видимому, чистота, царящая здесь, не уступает чистоте в столовой. Коров мы моем ежедневно. Место, где они стоят, мы чистим, когда меняем подстилку, так что не {238} увидишь здесь и соломинки. Каждые два дня мы моем корыта щеткой, а стены и пол - ежедневно. В каждом углу есть, разумеется, краны, резиновые шланги - очень хорошая и гигиеничная оснастка. Понятно, что такую чистоту можно соблюдать лишь в учебном заведении, а в реальной жизни многим приходится жертвовать. Но тот, кто приучится к чистоте в школе, будет стараться и потом всегда соблюдать ее.