– А мы чем интересуемся? Не тем же ли самым?
– не понял Леня.

– Нет, не тем... Главное, не так. Он заинтересован в том только, чтобы завод сдать как годный к эксплуатации, а мы - в том, чтобы этот завод работал у нас без перебоев, - это большая разница, конечно. Вот завод выдал серию печей - отлично. Вот завод выдал все печи без забурения - еще лучше. Мы завод приняли. Фирма денежки получила - и до свиданья. А у нас потом забуряются печи сплошь. Почему? Потому что уголь не однороден, это тебе известно, конечно. И вот, насколько я присмотрелся к этому аппарату, он дает только три показателя: черта пошла вверх, потом упала низко - первый показатель. Что он значит? Значит он, что уголь при коксовании будет пучиться и может попортить стенки, но коксуется хорошо. Затем - черта идет вот так, как волна, а хвост низко не опускается - второй показатель. Значит он, что уголь плохой: будет очень пучиться и забурять печь. И, наконец, третий показатель: черта самая скромная, в гору не лезет, а норовит скорее опуститься вниз; это - самый хороший уголь, и кокс будет выдаваться как малина. Однако найди поди такой уголь. Подобрать шихту по этим данным можно? Ни в коем случае.

– А идея все-таки хорошая, - пробормотал Леня.

– Куцая.

– То есть не охватывает всех углей, но вот видишь - отмечает же, насколько вспучивается уголь при коксовании.

– То есть приблизительно указывает, сравнительно с другим сортом угля указывает, сколько в нем битума, больше ли, меньше ли, а сколько именно?

– Да это совсем и не нужно, сколько именно.

– Ну, этого уж ты мне не толкуй.

– А идея все-таки здоровая. Все ведь постигается путем сравнения... А тут сравниваются целых три типа углей.

– Да, если бы их только и было, что три типа, а не триста двадцать три, например.

– Однако аппарат этот может здорово помочь в их классификации.

– В том-то и дело, что ничуть, ни вот на столько не помогает, - и Шамов показал ноготь мизинца.

Когда Леня увидел аппарат Копперса, то быстро прикинул его размеры снаружи и размер металлического стакана внутри, куда насыпался истолченный в порошок уголь; острым и цепким глазом человека, привыкшего все делать своими руками, схватил - что, куда и как прикреплено и из чего сделано, и, наконец, сказал Шамову тихо, но убедительно:

– Знаешь, что?.. Через неделю я все объеду, где тут, в Донбассе, мне нужно еще взять пробы, а через две недели у меня на столе, на нашей коксовой станции, будет стоять точь-в-точь такая штука.

III

К Гаврику обратился Леня:

– Послушай-ка, кузен и все прочее, ты ведь, кажется, говорил, что готовишься стать токарем по металлу?

Гаврик сдвинул брови и ответил важно:

– Чего же мне готовиться, когда я уж и плиты шлифую и все делаю сам... Мне готовиться уж нечего, я и так готов.

– Так что, если я тебе дам чертеж и материал, можешь ты мне довести этот материал до дела?

– А почему же нет?

– И высверлить можешь цилиндр, например, небольшого диаметра?

– А что же тут такого страшного?

– Ну, раз для тебя ничего страшного нет, тогда молодчина. Тогда я тебе дам заказ.

– Специальный?

– Непременно. Для нашей коксовой станции. Идет?

– Идет.

Леня достал подходящего железа и с помощью Гаврика, с одной стороны, и Студнева, с другой, смонтировал аппарат системы Копперса. Все пробы, вывезенные Леней из его поездки по Донбассу, одна за другой прошли через этот аппарат, и кривую вспучивания при коксовании каждой пробы Леня занес, очень тщательно перечертив ее, в особую ведомость донецких углей.

Как-то к нему в подвал, где он готовился к дипломной работе, которую думал назвать "Методика определения коксуемости углей", зашел неожиданно Гаврик.

– Ты что? Чего-нибудь тебе нужно?
– забеспокоился Леня.

– Нет, ничего особенного... Хочу просто на дело рук своих поглядеть... Работает?

– Работает, брат... У нас будет работать; вот, смотри.

Гаврик посмотрел, помолчал, потом сказал, чуть-чуть улыбнувшись:

– Однако я ведь тоже работал... и сверхурочно работал... А у нас, в Советской республике, так заведено: кто работал, тот что-нибудь должен получить за работу.

– А я тебе ничего не дал, верно... Ну что же я тебе могу? Денег у меня нет.

– Зачем у тебя? У вашего учреждения - какое оно там, - мои заработанные деньги, я так думаю, а совсем не у тебя.

– Э, с нашими папашами возиться - сто бумажек надо написать, и вообще это целое дело... Вон велосипед мой стоит, хочешь взять за эту работу?

– Ну вот еще. Велосипед же твой личный?

– Конечно, личный... Да он мне по дешевке достался... Ничего, бери.

– Да я на нем и ездить не умею...

– Тем лучше, значит - учись.

– Я взять могу, конечно, на время, попрактиковаться, если у меня его ребята не поломают...
– сумрачно сказал Гаврик.
– А денег ты все-таки расстарайся.

– Попытаюсь. Только надо тебе знать, что пыл Коксостроя к нам значительно охладел и с новыми затратами на станцию - дела тугие... Даже стараются подсократить штат. Была тут у нас, например, как лаборантка Лиза Ключарева - ушла; ее никем и не думают замещать. Правду сказать, толку от всей нашей работы очень мало. А если это просто лаборатория для практики студентов, то почему ее должен финансировать Коксострой? У него и своих расходов довольно... Так что ты велосипед бери и не стесняйся... А если мне когда понадобится, я у тебя его возьму на время, ничего. Пусть так и будет: велосипед теперь твой.