– Разрешите?

Двое мужчин, сидевшие в креслах по обе стороны директорского стола, почти одновременно вскочили мне навстречу. И я с удовлетворением отметила, как мрачная физиономия испанца быстро возвращается в свое нормальное состояние: то есть обретает улыбку и живой интерес, то, что сегодня весь вечер демонстрировал мне телеэкран. Только в настоящую минуту причиной положительных эмоций дона Мигеля Мартинеса явилась не встреча с юностью, а встреча с частным детективом Таней Ивановой. Это было совершенно очевидно.

Директор выглядел минимум лет на десяток постарше своего собеседника. Он был невысок, слегка полноват, седоват и лысоват; а впрочем, черты его круглого лица были правильными и даже приятными. Словом, Федор Ильич полностью соответствовал голосу, который я слышала по телефону, и моим представлениям о театральных директорах.

Прежде чем он успел открыть рот, герой сегодняшних информационных новостей уже стоял рядом со мной:

– Позвольте за вами поухаживать!

Мои ноздри уловили аромат коньяка и чего-то пряно-парфюмерного по-моему, из "опиумной" серии.

В течение нескольких последующих секунд (а может, и минут - мне как-то не пришло в голову наблюдать время) он галантно освободил меня от пальто; изящно склонив голову, обеими руками поднес мою лапку к своим губам; проигнорировав этикет и робкие попытки хозяина кабинета, лично представился мне, сказав, что его имя Мигель или Михаил - как мне больше нравится. И добавил: он просто сражен тем фактом, что известный в Тарасове частный детектив является одновременно "потрясающей" девушкой, в присутствии которой говорить о делах - просто преступление.

По правде говоря, я приняла меры, чтобы выглядеть и в самом деле потрясающе, так что комплимент не был просто комплиментом.

Мне пришлось в тон ему ответить тем же: я, мол, тоже удивлена, что всемирно известная звезда оперы оказалась таким галантным кабальеро.

При слове "звезда" он поморщился:

– Таня, пожалуйста, не портите впечатление от нашей встречи, оно уже и без того подпорчено - этой дурацкой кражей! Я так не люблю "звездизма", всяких дифирамбов, журналистской трескотни... Хотя понимаю, что без этого не обойтись - издержки профессии! Поверьте, в жизни я совсем простой парень, и если бы не грустный повод нашего знакомства, я бы сейчас пригласил вас погулять по ночным улицам этого чудесного города. Если вы, конечно, не были бы против...

Черт возьми, еще бы я была против! Но вслух этого говорить не стала, пожалуй, прозвучало бы слишком откровенно. И без того я чувствовала, что общество Мигеля-Михаила становится мне все приятней и приятней. Но вот ему-то об этом знать вовсе не обязательно! По крайней мере, так сразу...

Чтобы смотреть ему в глаза - смеющиеся, с блестящими "чертиками", мне приходилось задирать нос кверху (а ведь я была в сапогах на высоченном каблуке!). Но даже это не было неприятно. Я не ощущала никакого напряжения, мне казалось, что мы знакомы всю жизнь и лишь по какой-то странной прихоти продолжаем обращаться друг к другу на "вы". И, когда Федору Ильичу удалось наконец вставить словцо, мы оба сильно удивились, что в комнате есть еще кто-то, кроме нас.

– Друзья мои, я рад, что вы нашли общий язык. Но время идет.., уже достаточно поздно.

Может быть, обсудим наше дело?

– Конечно, Федор, простите меня.

Тень снова легла на лицо Мигеля, но это не помешало ему опять, сверкнув глазами, приложить к губам мою ручку. Затем он пододвинул мне кресло и, обогнув маленький столик, образующий вместе с директорским букву "Т", вернулся на свое место.

Только сейчас я заметила источник коньячных паров: на столике стояла початая бутылка армянского пятизвездочного и открытая коробка московских "ассорти".

– Как вы относитесь к коньяку, Танечка? Это мы тут с горя себе позволили.., раз уж с радости не получилось, - извиняющимся тоном добавил хозяин кабинета.
– У нас ведь сейчас по программе банкет, Таня. Но какое уж тут веселье...

Нам с Мигелем едва удалось улизнуть: он сослался на усталость, а я на свою язву. Слава Богу, что наш маэстро сегодня тоже исчез пораньше разнервничался на спектакле, а то бы мы от него не скрылись.

К коньяку я отношусь положительно, тем паче - если мне предстоит минутное увлечение. Так что Федору Ильичу пришлось сходить в подсобку за третьей рюмкой.

– Знаете, Танечка, что для меня самое скверное в заграничной жизни? спросил испанец, разливая по рюмкам густую янтарную жидкость.
– Чертовски трудно достать настоящий армянский коньяк и настоящий российский шоколад. А я, как назло, не могу изменить этим двум привязанностям своей юности!

Мы выпили за успех операции под кодовым названием "Плащ Радамеса", и Михаил Викторович, опять посерьезнев, изложил мне все, что ему было известно об обстоятельствах его исчезновения. Изложил, кстати, весьма толково для творческой личности, которой положено быть непрактичной и сумбурной.