Эта свирепая Ева

Аннотация

Николай Яковлевич Шагурин ЭТА СВИРЕПАЯ ЕВА Фантастико-приключенческий роман Книга первая Люди и демоны Увертюра. Детище Хуракана Глава I. В застенке "Священного трибунала" Глава II. Паладины Зеленого храма Глава III. Демон под микроскопом Глава IV. Кто есть кто Глава V. "Океан-океанище" Глава VI. Демоны в подземелье Глава VII. Женщина в маске Книга вторая Шесть одиссеев Глава VIII. Синее вино Глава IX. Человек из сундучка чертушки Джонса Глава X. Вода и земля Глава XI. Колония "Нибелунгов" Глава XII. "Летучий американец" Глава XIII. "Жанна" Глава XIV. Цветы духов Глава XV. Мистерия под звездами Книга третья Генеральный эксперимент Глава XVI. "ОКО" предупреждает Глава XVII. "Сестра моя Ева" Глава XVIII. Глаз дракона Глава XIX. Лик Абисса Эпилог. Таинственный профессор Румянцев Ирине Александровне Шагуриной - верному другу и спутнику жизни моей - с любовью Человек открыл ящик Пандоры *, и оттуда вырвались демоны. Одних породила природа, они олицетворены в грозных стихийных явлениях - ураганах, землетрясениях, извержениях вулканов. Других произвело на свет само общество угнетения и насилия, это они сеют на планете зловещие семена войн, голода, нищеты, расизма, преступности. Эти демоны равно враждебны человеку, могущественны и беспредельно жестоки. Человечество ведет с ними борьбу не на жизнь, а на смерть. Эта борьба вступила в наиболее ожесточенный фазис. Будем верить, что Человек выйдет из нее победителем. Проф. К. А. Румянцев. Вызов демонам. Изд-во "Гидрокосмос". КНИГА ПЕРВАЯ ЛЮДИ И ДЕМОНЫ Увертюра. ДЕТИЩЕ ХУРАКАНА "Идет! Она идет!" - эта зловещая весть передается из уст в уста. Эфир заполнен трескотней морзянки: тире-тире-тире. Все остальные радиостанции прекращают работу, когда передаются три буквы "Т", экстренный сигнал предупреждения. Берегитесь, люди! Кровь холодеет в жилах у бывалых моряков, когда они заслышат доносящиеся из-за горизонта громкие стенания, истерические хохот и плач; суеверные считают их голосами безвременных жертв океана. Над головами проносятся клочья окровавленных облаков, а за ними вкрадчиво ползет мрак. Темнеет. Идет беда. Корабли ищут укрытия в бухтах, а от открытых причалов бегут в море. На палубах крепится все, что могут снести волны и ветер, крепчающий с минуты на минуту. Люди, сплачивайтесь! Противник могуч и грозен, в одиночку ему не противостоять. Только соединенными усилиями вы можете противоборствовать ему. Люди, будьте стойки! Соберитесь с духом! Зажмите нервы в кулак! Трусам и паникерам не должно быть места в ваших рядах. Предстоит борьба не на жизнь, а на смерть!.. Она родилась где-то в Атлантике, близ Антильских островов, вырвалась на волю, словно тигр из клетки, и через Карибское море понеслась на крыльях ветра к берегам Соединенных Штатов в свой опустошительный набег, сопровождаемая тучами, гигантскими волнами, громом и молниями. Первым засек ее метеоцентр на Острове Свободы. Здесь, на циклопической каменной глыбе Гран-Пьедра, неприступной, как сказочный замок, и вознесенной на тысячу с лишним метров над уровнем моря, совсем недавно при помощи советских специалистов был смонтирован локатор "Облако", идеально круглая сфера из радиопрозрачного материала. Днем и ночью несут здесь вахту часовые погоды. Дежурный метеоролог задумался у круглого, похожего на иллюминатор, экрана локатора. Голубоватое мерцание его и тишина навевали дрему. В мире так тихо, так спокойно... А где-то по океану идет теплоход и увозит далеко-далеко предмет его мечтаний... Впрочем, не только в его сердце оставила занозу изящная, обаятельная русская сеньора Люда из группы советских специалистов. Внезапно он вздрогнул: на экране возникло пятнышко. Дежурный встрепенулся, смахнул с губы потухшую сигарету, впился глазами в экран. Точка медленно росла, становилась похожей на космическую спиралевидную туманность. Изображение передавалось со спутника для слежения за ураганами. - Она! - вырвалось у него. Привлеченный возгласом подошел коллега. - Ты что, Мануэль? Они вместе принялись разглядывать изображение, на лицах появилась озабоченность. Оба отлично знали, что это означает. - Дело серьезное. Это будет, пожалуй, похлеще прошлогодней "Клары", - сказал Мануэль, продолжая наблюдать за туманностью, которая продолжала расти, словно катящийся с горы снежный ком. - Да будет милостива судьба к тем, кто находится сейчас в море, - добавил он дрогнувшим голосом, вспомнив сеньору Люду. Всего несколько часов назад он с товарищами проводил ее на лайнер "Бедуин", следовавший в Лондон. - Девятый по счету за этот год, следовательно, по каталогу - "Офелия", - отозвался коллега, снимая трубку внутреннего телефона. Звонок поднял сотрудников. Метеоцентр ожил. Изпод ключа радиста понеслись в эфир "Т-Т-Т", будоража людей. В ночь, в самое сердце хаоса, к центру бури, устремился самолет, самоотверженный и бесстрашный разведчик ураганов. В просторном, ярко освещенном подвальном помещении метеоцентра над разложенной на столе огромной картой хлопочут сотрудники, обобщая и нанося на прозрачные листы целлулоида, наложенные на карту данные, поступающие от авиаразведки. Здесь ураган, так сказать, ощупывается и обмеряется, ярость его переводится на язык цифр, предсказывается его дальнейшая трасса. Диспетчеры транспорта, вахтенные офицеры на судах трепетными руками берут сводки. "Сигнал тревоги № 1. Тропический циклон "Офелия" расположен на 14° северной широты и 147° восточной долготы 12 июня в 22 часа по Гринвичу. Максимальный ветер вблизи центра-60 узлов*. Предполагаемое перемещение: курсом 290°. Скорость перемещения: 16 узлов. Предполагаемое положение на 18 часов 13 июня: 15° с. ш. и 145° в. д., скорость ветра 80 узлов..." А она, уже нареченная именем "Офелия", продолжает свой путь в кромешной тьме, прорезаемой лезвиями молний, гоня перед собой бичом ветра стада смятенных туч, из которых извергается сплошным потоком вода. С апокалипсическим зверем можно сравнить этот вращающийся вихрь поперечником в 200 километров, где нет ни ночи, ни дня, да и потеряно само понятие о времени, где вода и ветер слились в одну сплошную массу обезумевшей материи. Задев побережье краем своей мантии, "Офелия" играючи разрушает железобетонные мосты, сбрасывает с путей тяжелогруженые поезда, сметает с лица земли поселки и затопляет города, оставляя за собой руины и трупы, плавающие на улицах, под корень, будто бритвой, срезает рощи, уничтожает плантации. Посейдон яростно трубит в рог, сотрясая пучину океана... Где-то в океане среди вздымающихся к небу волн из последних сил борется с рассвирепевшей стихией лайнер "Бедуин", одно из многих бедствующих судов. Главная машина у него слетела с фундамента, в трюмах течь. Это - агония. А она несется вперед, набирая силу, сокрушая все на своем пути, детище Хуракана, древнего божества бури и разрушения, тропический циклон с красивым женским именем "Офелия", и человек пока не знает силы, способной обуздать ее. Пройдет несколько дней, и люди начнут заполнять скорбный лист убытков и жертв. В Лондоне, в главной конторе Ллойда*, посредине центрального зала этого почтенного учреждения, высится нечто вроде беседки - четыре колонны, увенчанные куполом с часами наверху. Под куполом висит колокол, поднятый с погибшего "Лютина", легендарного фрегата сокровищ. Клерк берется за рында-булинь*, и густой, басовитый звук заставляет притихнуть всех находящихся в зале. - Лайнер "Бедуин", собственность Трансокеанской компании "Гамбург-Америка-лайн", 12 тысяч тонн водоизмещения, команда 87 человек, 270 пассажиров, - бесстрастно объявляет клерк. По старинной традиции каждое сообщение о погибшем судне отмечается ударом колокола. Немного спустя - еще удар. Теплоход "Ланкастер". Потом еще удар. И еще... Это - поминальная по "Офелии". За каждым ударом - ушедшие в пучину корабли, агония сотен людей, слезы осиротевших жен и детей. Но вычислительным машинам Ллойда не до слез, они так же равнодушны, как притерпевшиеся ко всему клерки. Их дело подсчитать сумму убытков и размер страховых премий, которые предстоит выплатить, ибо в этих стенах все переводится на деньги и только на деньги. И, как заключительный аккорд трагедии, несколько строк в траурной рамке на четвертой полосе ленинградской газеты: "Коллективы научно-исследовательского института тайфунологии Академии наук СССР и Гидрометеоцентра выражают глубокое соболезнование заместителю директора института Евгению Максимовичу Кудоярову в связи с трагической гибелью его жены Людмилы Константиновны Кудояровой". Глава I. В ЗАСТЕНКЕ "СВЯЩЕННОГО ТРИБУНАЛА" Так как он отрицает - нет к нему милосер дия. Инквизиционная формула Четырехпалубный дизель-электроход "Академик Хмелевский", научно-исследовательское экспедиционное судно, вспарывает форштевнем гладь Тихого океана. Полный штиль, ни малейшего дуновения ветерка, только от движения корабля чуть шевелятся красный флаг на корме и белый с голубым вымпел советского научного флота на мачте. Вот-вот "Академик" пересечет тропик Козерога и войдет в тропическую зону океана. В каюте начальника экспедиции Евгения Максимовича Кудоярова открыты оба иллюминатора, и солнечные зайчики, отраженные водой, как зеркалом, рисуют на потолке замысловатые разводья. Кудояров, "Батыр", как называет его молодежь с легкой руки молодого научного работника азербайджанца Рахимкулова, или "Сам", по определению коллег постарше, сидит в низком глубоком плетеном кресле, закинув ногу на ногу, сцепив на колене крупные сильные кисти рук и попыхивая трубкой. Трубка эта из какого-то редкого дерева, украшенная резными фигурами и орнаментом, вывезена из путешествия на острова Гилберта, и представляет собой настоящий уникум, как многое другое в его каюте: огромные тропические раковины необычайной расцветки и красоты, старинный бронзовый корабельный колокол, модель каравеллы, выточенная из слоновой кости с мельчайшими деталями рангоута и такелажа и каким-то образом помещенная в пузатую бутылку из-под рома. К переборке под стеклом привинчена акварель работы известного мариниста, на которой изображен первенец советского научного флота шхуна "Персей". В первые годы Советской власти энтузиасты создали ее, использовав старый полуразвалившийся корпус деревянного судна. Так родился "Плавморнин", первый в стране плавучий морской научный институт. Рядом цветная фотография "Академика" на ходовых испытаниях. Словом, все говорит о том, что хозяин каюты - рослый, атлетически сложенный мужчина, с энергичным загорелым лицом, которому, несмотря на седые виски, не дать шестидесяти лет, тесно связан в своей деятельности с морями и океанами. Против Кудоярова в таких же креслах расположились молодой человек с боцманской бородой - корреспондент центральной морской газеты Андрей Апухтин и красивая девушка - младший научный сотрудник института и секретарь Кудоярова - Искра Попова. На невысоком столике между ними - телефон внутренней связи и вентилятор, шевелящий листы старинной рукописи. Но самое любопытное на этом столике - три шлема, напоминающие те, какие надевают мотоциклисты, только не пластмассовые, а из легкого сплава бледноголубого цвета, с короткими усиками антенн на темени и опускающимися на глаза зелеными шторками. - Я много слышал об этом удивительном аппарате, - сказал Апухтин, взяв шлем и рассматривая его. - Но, признаться, в руках держать не имел случая. Как он называется? - Сперва его хотели назвать по имени создателя "Трансформатор Толмачева". Но так как автор по скромности своей воспротивился, то и дали ему имя "ДРЗ-трансформатор". Расшифровывается так: "Делающий Речь Зримой". - На чем основано его действие? - спросила Искра. - На использовании биотоков мозга. С их помощью прибор преобразует слышимую речь в зрительные образы. Сейчас в производство запущена первая партия "ДРЗ", и сам Толмачев перед отправлением в экспедицию поднес мне как сувенир комплект из трех шлемов и зеркала. Сейчас, друзья, вы сможете сами ознакомиться с этим, на самом деле поразительным аппаратом в действии. Кудояров подошел к переборке, где между акварелью и фотографией висел какой-то плоский предмет с полметра в диаметре, завешенный пестрым шелковым платком, вероятно, тоже картина. Когда начальник экспедиции снял платок, предмет оказался не картиной, а зеркалом в тонкой металлической раме из того же материала, что и шлемы. - В этом зеркале, - сказал Кудояров, - вы можете увидеть прошлое и будущее. Важную роль, конечно, играет сила воображения рассказчика. При групповом слушании шлемы образуют единую сеть, зрительные образы координируются, и слушатели, по существу, видят одно и то же. Апухтин вскочил и подошел к зеркалу: поверхность его была блестяща и идеально отполирована. Но - поразительное дело! оно ничего не отражало, и как ни вглядывался Апухтин, ничто не замутило его светлого диска. - Должен сказать, - продолжал Кудояров, - что этот аппарат следует отнести скорее всего к области искусства. Сейчас трудно даже сказать, каково его будущее, но можно не сомневаться, что оно огромно. Во всяком случае, с уверенностью можно сказать, что говорящее зеркало в ближайшее время станет серьезным конкурентом кино и телевидения... Развернитесь, пожалуйста, лицом к зеркалу. Все внимание сосредоточьте на нем, а мысли - на том, чтоя буду читать. Наденьте шлемофоны. Вот так. Поверните вот этот рычажок у правого виска. Готовы? Опустите шторки на глаза. Кудояров надел шлемофон и взял со стола рукопись - пачку пергаментных листов, сшитых шнурком и покрытых выцветшими строками. Запах тления, казалось, шел от этих страниц, - Готовы? - повторил Кудояров. - Представьте себе, что вы находитесь в Испании конца XVI века, в камере пыток "святейшей" инквизиции. Этакое подземелье с серыми каменными стенами, сочащимися сыростью. В колеблющемся свете свечей бусинки воды кажутся каплями крови, возможно, это и есть кровь. За столом - члены священного трибунала, три инквизитора в черных рясах с откинутыми капюшонами... По зеркалу пробежала муаровая волна, затем возникли какие-то колеблющиеся тени, и - произошло удивительное: слушатели явственно увидели и каземат, и худые зловещие физиономии инквизиторов, и на столе перед ними распятие, толстую книгу с крестом на переплете, и бумаги. Изображение было объемное и цветное. - За отдельным низким пюпитром в таком же одеянии секретарь трибунала, - продолжал Кудояров. Палата пыток как будто отодвигалась, открывая взору общий план с инквизиторами, секретарем и палачом в желтой кожаной безрукавке, покрытой рыжими пятнами, и красном капюшоне, сквозь прорези которого, как угли, поблескивали глаза. Около него на скамье были разложены орудия его ремесла - тиски, клещи, железные маски голода, а над головой с блока свисала веревочная петля. Секретарь прилежно скрипел гусиным пером, а затем громко и внятно прочитал написанное вслух, и это был уже не голос Кудоярова: звук шел из уст секретаря... - К вящей славе господней. В городе Севилье, в лето от рождества Христова 1599-е, июня 26-го. Протокол допроса. Учинен сей допрос трибуналом святейшей инквизиции в составе: главного инквизитора города Севильи дона Алонсо де Перальта, членов трибунала: епархиального инквизитора Гутьерре де Кирос и ординария* Хуана де Маскино при секретаре канонике Педро Маньоска - брату-отступнику Доминиканского монашеского ордена Мигелю Альваресу, нераскаянному еретику. Зашевелились губы старшего инквизитора, высохшего, совершенно седого старца с мрачным лицом фанатика: - Брат-отступник Мигель, клянешься ли ты богом и этим святым крестом говорить правду? Зрители увидели брата-отступника. Он также был в рясе, подпоясанной веревкой, бос, руки скручены за спиной. Изможденный до последней степени, он был очень высок ростом и поэтому смотрел на инквизитора сверху вниз. - Клянусь, - внятно произнес он. - Установлено и доказано, - продолжал глава трибунала, что ты хранил и изучал безбожное сочинение древнеримского язычника Лукреция* "О природе вещей". Отвечай на вопрос: ведомо ли тебе, что сочинение это внесено святейшим господином нашим папой Климентом Восьмым и святым апостолическим престолом в список книг, подлежащих запрету и сожжению? - Да, я знал об этом, - отвечал Альварес. - Зачем же ты нарушил установление апостолического престола? - Стремясь к познанию истины. - Истина содержится в священном писании, - вмешался второй инквизитор. Альварес промолчал. Потом до слушателей донесся его слабый голос: - Но ведь блаженной памяти папа Сикст Четвертый особой декреталией запретил мирянам читать библию. Где же искать истину? - Презренный! - воскликнул ординарий, сидевший по левую руку от главного инквизитора. - Он еще обсуждает папскую декреталию! Разъясняем тебе: для мирян есть творения отцов церкви, толкующие священное писание. - Вы правы, достопочтенный отец, - заметил председатель. - Брат-отступник, напоминаем тебе, что ты не на диспуте. Отвечай на вопрос: где ты добыл указанное еретическое сочинение? - Я купил его три года назад в городе Гренаде, - отвечал Альварес, - у одного ученого еврея, имени которого не запомнил, и заплатил два цехина. Главный инспектор взял со стола рукопись: - Вот список этого сочинения. Написавший его римский язычник Лукрецкий, уже шестнадцать веков горит в адском пламени и будет гореть вечно (тут инквизитор осенил себя крестным знамением), - но посеянные им дьявольские семена распространились по свету. Как явствует из собственноручных пометок Альвареса на рукописи, особое внимание он обращал на наиболее богопротивные места. Вот здесь подчеркнуто рассуждение Лукреция о мироздании, в котором отвергается вмешательство бога в мирские дела. Затем место, где говорится о громе, молнии, землетрясении, извержениях вулканов. Лукреций утверждает, что не десница господня мечет молнии, но происходит это от столкновения облаков. Также и другие явления, приводящие людей в страх божий, толкуются только как проявления сил природы. Достопочтенный отец Гутьерре, зачитайте вслух вот это место, - главный инквизитор передал рукопись сидевшему слева члену трибунала. Отец Гутьерре поднес список к близоруким глазам и прочел дребезжащим голосом: "Приписывание этих явлений божественному промыслу есть ложь и суеверие. Мир так далек от совершенства, что трудно предположить какое-нибудь участие в его делах всезнающего и всеблагого провидения". - Довольно, отец Гутьерре, - сказал председатель и обратился к Альваресу. - Мало того, что ты хранил и читал сочинение Лукреция. При обыске в твоей келье, в тайнике, обнаружена твоя собственная рукопись, озаглавленная "Размышления о стихийных разрушительных силах". В каковой ты, проникшись еретическими мыслями Лукреция, развиваешь их. Это сочинение ты читал братьям по ордену Гонсалесу и Леофанте, о чем они донесли генералу ордена, и он незамедлительно передал дело святейшей инквизиции. - Брат-отступник, отвечай на вопросы. Твоей ли рукой это писано? Читал ли ты рукопись братьям по ордену? - Да! - отвечал Альварес. - Это моя рукопись. Я действительно читал отрывки из нее названным здесь братьям-предателям. - Ты утверждаешь, что ураганы и бури не являются проявлением промысла божия, посылаемыми на род человеческий за грехи его, но есть плод взаимодействия моря, воздуха и солнца, и что воля господа здесь ни при чем. Это твой домысел? - Я полагаю, господин главный инквизитор, что господу не может быть присуща злая воля. И что придет время, когда люди научатся управлять погодой, по своему усмотрению вызывать ведро или дождь, разгонять или призывать тучи, усмирять ураганы и успокаивать водные хляби... - Подобные действия можно творить только войдя в союз с дьяволом, - внушительно заявил председатель. - Это подтверждено последними процессами ведьм в Сарагоссе и Валенсии. Вступив в связь с бесами в мужском образе, ведьмы эти своими наговорами, чарами и заклинаниями вызывали град на нивы, заморозки на плодовые сады в пору цветения, вихри и смерчи на море, препятствуя судоходству. Святейшая инквизиция отправила их на костер. - Но вы, достопочтенный отец, - сказал Альварес, - несколько минут назад утверждали, что бедствия эти исходят от промысла божия. Достопочтенный отец, не ожидавший такого афронта, разгневанно хлопнул рукой по рукописи: - Молчи, презренный! Признай лучше, что сам дьявол водил твоей рукой, когда ты излагал эти мысли для совращения в ересь верующих. Перегнувшись через стол и глядя в глаза брата-отступника, он вкрадчиво спросил: - Признавайся: когда и при каких обстоятельствах ты заключил договор с дьяволом и скрепил его своей кровью? Альварес отшатнулся: - В этом я не повинен, всемилостивейшие господа инквизиторы. Главный инквизитор встал и, протягивая к нему распятие, сказал: - Именем Иисуса милосердного увещеваю тебя: отрекись от дьявольского учения Лукреция и своих еретических заблуждений. Повинись и раскайся. Альварес помолчал, потом тихо сказал: - Велико милосердие господне, но мне не в чем раскаиваться и не от чего отрекаться. Инквизиторы перешептывались. Наконец главный инквизитор торжественно произнес: - Так как он отрицает, нет к нему милосердия. Пишите, брат Педро, - сказал он, обращаясь к секретарю. - Постановление о пытке. Принимая во внимание документы, улики и доказательства по сему делу против брата-отступника Мигеля Альвареса, долженствуя осудить и осуждая, ввиду того, что он* продолжает пребывать отрицающим, постановляем, чтобы он был подвергнут пытке. Приказываем, чтобы пытка продолжалась до тех пор, пока он не раскается и не отречется от своих заблуждений. Сим постановили. Написал? Предупреждаем тебя, обратился он к Альваресу, - что если при пытке последует кровотечение, переломы костей или раздробление частей тела, то это произойдет по твоей вине. Альварес спокойно ответил: - В добрый час, господа инквизиторы! - Палач! Заплечных дел мастер, давно уже притерпевшийся ко всему, и, казалось, дремавший, прислонясь к стене, встрепенулся и подошел к Альваресу. - Приступай к делу. Палач разодрал на Альваресе рясу до пояса, обнажив худое тело. Опустив петлю, он прикрепил ее к кистям связанных за спиной рук отступника. Потом, деловито перебирая мускулистыми руками, стал подтягивать тело к потолку. Слышно было, как хрустнули кости в суставах, и голос Альвареса: - Добрый Иисусе, пресвятая дева, помогите мне... Секретарь скрипел пером, читая вслух написанное: "И не сказал больше ничего. Таким образом еще трижды увещевали его и каждый раз выворачивали ему руки...." - Так как он продолжает упорствовать в своих заблуждениях, пытка будет продолжаться, - провозгласил главный инквизитор. - Палач! Привязать его к кобыле и надеть гарроты * на голени. Завинчивай!... Пять оборотов. После увещевания ему надели гарроты на правое и левое колена. Он тихо сказал, что ему не в чем раскаиваться и не от чего отрекаться. После четырех оборотов винтов он тихо произнес: - Ах, господи, на тебя надеюсь, на тебя полагаюсь. И не сказал больше ничего. После шести оборотов винтов, когда до зрителей донесся хруст костей, Альварес потерял сознание. ...И вдруг все исчезло. Девушка сорвала с головы шлемофон и, закрывши лицо руками, громко разрыдалась. - От этого... с ума... можно сойти! - прорвалось сквозь рыдания. В ушах еще стоял вопль Альвареса, в котором не было ничего человеческого: "Господи Иисусе... Иису..." Андрей поторопился подать ей стакан воды: - Не надо, успокойтесь! А у самого, бледного как полотно, тоже дрожали губы. - Сцена, действительно, тяжелая, - сказал Кудояров. - Извините, Искра Демидовна. Искра, придя в себя, отерла глаза: - Это вы уж меня извините, Евгений Максимович! - и добавила просительным тоном: - Знаете что, давайте уж так дочитаем... без зрительных впечатлений. - Ладно, - кивнул головой Кудояров, взяв листки. "Подсудимого отвязали и привели в себя. На увещевание, чтобы он раскаялся и отрекся, Альварес ответил: "Ах, господа инквизиторы, я уже все сказал". Тогда было приказано привязать его к скамье, вложить в рот распорку и влить кувшин воды объемом в половину ведра. Вода была влита и распорка вынута. Он сказал, что уже сказал все во имя отчета, который должен дать господу. Ему влили еще кувшин воды и после того, как вынули распорку, он с жаром сказал: "Я сказал все, что имел сказать. Мне не в чем раскаиваться и не от чего отрекаться, то же повторю перед лицом Иисуса Христа". И не сказал больше ничего. Ввиду этого господа инквизиторы, недостаточно пытав подсудимого, приказали приостановить пытку с предупреждением, что возобновят ее, как только им будет удобно. И он сказал: "В добрый час! Продолжайте!" Засим его развязали, врач осмотрел его и вправил вывихнутые суставы. После чего его перенесли в камеру. Допрос сей был закончен к полудню. Секретарь Священного трибунала - Педро Маньоска". Кудояров положил листки на стол и потянулся за трубкой. - Ведь это был человек из того же теста, что и Джордано Бруно, один из светильников во мраке средневековья. - Да-а! Святейшая... - сказал Андрей. - А какое мужество! - откликнулась Искра. - Вот так, друзья! - сказал Кудояров. - Было время, когда сама мысль о небожественном происхождении стихийных сил природы, считалась богохульственной и приводила на костер. А вы, Андрей Сергеевич, Лукреция все-таки прочитайте... Я вам дам. Он встал и подошел к полке с книгами. - Это его "хобби", - шепнула Искра Андрею, - всякая старина, особенно морская или имеющая отношение к метеорологии. - Да, я знаю, - отозвался Андрей. Кудояров протянул бородачу небольшой томик: - Вот он, Лукреций... Это вам пригодится. - Спасибо, Евгений Максимович, обязательно прочитаю, заверил Андрей. - Но скажите, пожалуйста, где вы раскопали этот изуверский документ? - В Порт-оф-Пренсе, когда мы стояли там, в лавочке у одного антиквара. Кстати, он навязывал мне еще в качестве сувенира высушенную человеческую голову и разные эсэсовские регалии. Как попал этот протокол из архивов инквизиции на Тринидад, одному аллаху ведомо. Подлинник, правда, в отличной сохранности, однако написан на варварской средневековой латыни, и мне пришлось изрядно побиться с переводом. Ведь любопытно? - Да, конечно, - сказал Андрей - И страшно... - добавила Искра. - Вот я и посчитал, что вам интересно будет познакомиться с этим документом: Андрею Сергеевичу как литератору и журналисту, ведь он подключился к "тайфунологии", мечтает книгу написать на эту тему... А вам, Искра Демидовна, как метеорологу - ведь ваша профессия очень романтическая... - Почему же романтическая, Евгений Максимович? - подняла брови Искра. - Нет, нет, не удивляйтесь... Вы и не подозреваете, какая опасность угрожала вам совсем недавно. Как курьез сообщу вам: в Англии всего несколько лет назад отменен средневековый закон, по которому за предсказание погоды, как за колдовство, полагалось сожжение на костре. Серьезно. - Да, много еще родимых пятен средневековья прячется под электронно-ракетным обличием космического века, - задумчиво заметил Андрей. - Казалось бы: похоронено и каменной плитой придавлено, не вылезет... Ан нет, глядишь - и высунутся оттуда, из подспудных дебрей, кровавые когти: то какие-нибудь поклонники сатаны с человеческими жертвоприношениями, то допросы "третьей степени", а то и просто открытая проповедь садизма по телевидению и в кино. Но я вот о чем думаю, Евгений Максимович, сядь сегодня ваш профессор Румянцев на машину времени и соверши экскурсию в Испанию XVI века, круто ему пришлось бы! Какую-нибудь специальную пытку, неслыханную, для него выдумали бы! - Для этого вовсе нет необходимости в машине времени, спокойно сказал Кудояров, поглядывая на собеседника из-под густых бровей. - Я имею в виду то самое, о чем вы только что говорили, Андрей Сергеевич. Инквизиция существует и сейчас. - Вы шутите, Евгений Максимович! - воскликнула Искра. - Ничуть, уважаемая Искра Демидовна. Это не фантастика и не шутка. Не скажу, как у них там нынче обстоит дело с пытками, но вот не так давно конгрегация святейшей инквизиции при папском престоле издала декрет, утвержденный самим папой римским. Этим декретом господа инквизиторы угрожают отлучением от церкви и вечным проклятием всем католикам, которые будут на выборах голосовать за коммунистов. И не только за коммунистов, но даже за кандидатов тех партий, которые в какой-либо мере с ними блокируются, например, за социалистов или демократов. Представьте себе, что мы телепортировали нашего уважаемого Кирилла Андреевича Румянцева не в дремучее историческое средневековье, а в нынешний Ватикан, перед лицо современной святейшей инквизиции. Кстати сказать, она недавно переименована иполучила вполне невинное название "Конгрегация доктрины веры". Да не в названии суть: тот же Санька, только в других санках... Не правда ли, интересно было посмотреть, как это могло выглядеть? - А вы представляете, Евгений Максимович? - спросила заинтересованная Искра. - Примерно да. - Так расскажите. - Попробую. Думаю, что Кирилл Андреевич не понесет никакого ущерба от такого обращения с его особой. А ситуация интересная: настоящее вступает в поединок с прошлым. Только предупреждаю: это в некотором роде будет гротеск. Наденьте еще раз шлемофоны. - Только, пожалуйста, без ужасов, - умоляюще сказала Искра. - Ну, ладно. Снова перед глазами возник тот же застенок, те же инквизиторы. Только секретарь писал теперь не гусиным пером, а стучал на машинке. И все тот же безучастный палач застыл возле, скрестив на груди руки. Перед инквизиторами спиной к зрителям стоял коренастый человек в современном европейском костюме. Андрей и Искра могли только догадываться, что это и есть профессор Румянцев. Они хотя и были много наслышаны о нем, но никогда не видели в лицо этого загадочного человека. - Как видите, они нисколько не изменились за четыреста лет, - звучал голос Кудоярова. - Если не считать того, что и сюда пришла новая техника. Черная рать Ватикана и нынче, во времена атомной энергии и космических полетов... Секретарь трибунала бойко отстукивал: "В год от рождества Христова 1985-й..." - ...ведет себя так, будто не существовало ни Галилея, ни Ньютона, ни Энштейна, ни Карла Маркса, будто не было освободительных войн и революций и человек не ступил на Луну... Инквизиторы впились взглядами в профессора Румянцева, который невозмутимо стоял перед ними, скрестив руки на груди. Андрей и Искра, приглядевшись, обратили внимание на странноеобстоятельство: фигура его не заслоняла членов трибунала. Они и предметы на столе и пламя свечей явственно просматривались сквозь профессора. - Кто ты? - спросил главный инквизитор с дрожью в голосе. - Как проник сюда, в тайный застенок? Ты слышишь?! Я спрашиваю тебя, кто ты? - Ученый, - ответил Румянцев. - А-а! Но как ты, представитель науки, даешь себе возможность проникать сквозь стены? Какая преисподняя тебя извергла? Тот итальянец, что выращивает младенцев вне материнского чрева? Или доктор Кристиан Барнард, производящий пересадки сердец? Или Космонавт 54-й, вторгающийся в самое обиталище всемогущего бога? - Я - профессор Румянцев. - Как, тот самый Румянцев, которого знают все, но никто никогда не видел?! Румянцев, создатель дьявольской установки, пожирающей ураганы? Пока не поздно: отрекись от своих сатанинских замыслов! - Мне не от чего отрекаться перед теми, кто веками стремился погасить факел разума. - Как ты смеешь, еретик! Профессор отвернулся и закрыл глаза рукой: - Какое странное наваждение! Я сплю или нет? Какие-то ожившие кошмары в духе офортов Франсиско Гойя... "Сон разума рождает чудовищ" - так, кажется? Главный инквизитор схватий распятие и замахнулся им на Румянцева. - Именем господа заклинаю тебя: сгинь! - На меня это не действует, достопочтенный отец, - саркастически заметил профессор. - Сгинь, призрак! - Это вы призраки! - Как ты смеешь! - Да, я смею, потому что ваш час пробил! Вы останетесь в памяти человечества как дурной сон. Вы уже не в силах остановить ход истории: часы подсказывают наступление новой эры, когда люди будут повелевать стихиями и станут как боги... - Палач! - завопил инквизитор. Палач с решительным видом двинулся к профессору и - отпрянул: фигура Румянцева начала истаивать, как бы растворяясь в душном воздухе подземелья, и исчезла. Еще несколько секунд Андрей и Искра могли наблюдать искаженные и ошеломленные лица инквизиторов, потом свечи на столе стали медленно угасать, и все погрузилось во мрак. Молодые люди сняли шлемофоны. - Потому-то я и называю метеорологию наукой романтической, Искра Демидовна, - сказал Кудояров, - что она выстрадана в застенках, закалена в огне инквизиционных костров, пронесена сквозь столетия, как... - Эстафета... - подсказала Искра. - Совершенно верно, как эстафета! От Лукреция до вольнодумца XVI века, о судьбе которого рассказал этот протокол, до вас, наших современников, идущих на грозу и ураган... Мечту о власти над стихиями лелеяли люди, которые были дрожжами человечества. Теперь - эстафета в ваших руках, молодежь. И вам дано все, чтобы донести ее до финала. Но нельзя ни на секунду забывать, что рядом продолжают существовать самые темные силы, так сказать, на уровне средневековья, даже хуже. И в особенности та инквизиция, которая рядится в тогу миротворца и готова величайшие свершения человека обратить во вред человечеству. Вы понимаете, конечно, кого я имею в виду. Хроники XX век. ГАЛВЕСТОН. ШТАТ ТЕХАС. СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ. Сентябрь 1900 г. "То, что увидели люди после урагана в это воскресное утро, представляло ужасное зрелище, какого до сих пор не видел цивилизованный мир. Повсюду была смерть. Мертвые люди, лошади, коровы, собаки лежали рядами или поодиночке. Развалины города, покрытые толстым слоем грязи и слизи, издавали невыносимое зловоние. Жалок был вид уцелевших. Едва волоча ноги, мужчина с изможденным лицом и ввалившимися глазами брел там, где всего несколько часов назад была улица. Он пытался отыскать жену и ребенка, которых, как он втайне страшился, ему никогда не суждено больше увидеть. Женщина, прижимающая к груди мертвого ребенка, переходила с места на место, тщетно надеясь найти своего мужа. Старики и дети, заливаясь слезами, бродили по грязи среди трупов, искали своих близких и в то же время боялись увидеть их. Половина города была уничтожена, а то, что уцелело, носило следы разрушений, произведенных ураганом всего за одни сутки. Связь с внешним миром была утрачена. Невозможно было ни развести огонь, ни приготовить пищу, ни раздобыть воды, чтобы утолить жажду. В довершение всего появились шайки мародеров, грабивших мертвых и живых... Вскоре из разных частей страны стала прибывать помощь. Был учрежден военно-полевой суд. Честные люди взялись за оружие, и десятки мародеров были расстреляны на месте. Пока национальные гвардейцы расправлялись с грабителями и помогали бездомным обрести хоть какой-то кров, в город вошел отряд рабочих. Первым делом он принялся очищать Галвестон от смерти и тлена: Трупы грузили на баржи, буксиры отводили их подальше в море, где страшный груз сбрасывался в воды Мексиканского залива. Когда эта жуткая работа была завершена, занялись подсчетами. Оказалось, что в некоторых случаях бесследно исчезли целые семьи, в иных остались лишь малые дети, которые только и могли помнить имя отца и матери... Число лиц, чья гибель была установлена, насчитывалось шесть тысяч; позже выяснилось, что погибло значительно больше людей, чем сообщалось в официальных отчетах. Айзек Клайн, старший синоптик бюро погоды города Галвестона". Глава II. ПАЛАДИНЫ* ЗЕЛЕНОГО ХРАМА В просторы Океана, В манящий синий плен Влечет нас неустанно Волшебный зов сирен. Поль Вернейль. "Одиссеи" Дневник Андрея Апухтина На борту дизель-электрохода "Академик Хмелевскнй" Атлантика, 16 июля. - Вы - человек водоплавающий, по хлябям морским аки посуху ходите, вам и карты в руки! - сказал редактор, подписывая мне командировку в Ленинград, на международный симпозиум океанологов. До сих пор не могу опомниться от удачи, которая мне привалила. С симпозиума все и началось... Один из моих коллег-журналистов, из тех, кто "ради красного словца не пощадит родного отца", иронически заметил, что я становлюсь "отъявленным маринистом". В самом деле, в позапрошлом году я сделал рейс на большом морозильном траулере "Тунец", не пассажиром, нет, матросом второго класса. Рыбу мы брали на юге Атлантики. А минувшим летом с банной полки тропиков угодил в ледяную прорубь Арктики - ходил на научно-исследовательской подводной лодке "Полярница". Первый вояж претворился в книгу о рыбаках, которую я .назвал "Перекати-море". Второй - в серию очерков. Но при чем здесь "водоплавающий" и "отъявленный маринист"? Впрочем, я даже горжусь этими ярлычками, ибо они дали мне невыразимую радость общения с морем. Да бог с ними, с остроумцами. Главное - я иду на "Академике" и плавание, которое сулит быть необычайно интересным, возможно - историческим. 17 июля За хлопотами и сборами только сейчас вплотную взялся за дневник. Назад, к симпозиуму. Я не ожидал, что он будет так многолюден. Огромный конференц-зал Института океанологии принял более трехсот участников из тридцати шести стран плюс многочисленных гостей. В коридорах - толчея. Собрание многолико, многоязычно, многокрасочно. Строгие костюмы из серого твида и наимоднейшие "весьма клетчатые" пиджаки с шестью шлицами, цветные кожаные рубашки со светлыми пуговками (мечта мужчины!) и экзотические национальные одеяния африканцев и малайзийцев, вязаные жилеты, пестрые галстуки и, конечно, форменные кители и курточки,- черные, синие, белые, рукава которых густо засеяны золотыми шевронами: академический флот, морская гидрометеослужба, министерство морского флота. Я вижу смуглого индуса в белом тюрбане, который прохаживается под руку с миниатюрным японцем в огромных очках, оживленно беседуя. Белобрысый верзила-датчанин спорит о чем-то с красивым, черным как деготь, негром. Седоусый француз обменивается шутками с русским полковником, грудь которого украшает значок летчика-космонавта и две Золотых Звездочка Героя. Звонок. Конференц-зал заполняют океанологи и океанографы, среди которых немало выдающихся ученых, специалистов по физике, химии и биологии моря, метеорологи, географы, моряки люди, стоящие на разных ступенях лестницы, ведущей в храм науки, но равно имеющие отношение к изучению океана и практическому использованию его богатств. Те, кто принадлежит к ученому сословию, предпочитают, как правило, работать не столько в тиши кабинетов и лабораторий, сколько в океане, так как лабораторией для них является сам океан. Для остальных это их цех, их рабочее место... На хорах легион журналистов, русских и иностранных. Над столом президиума большая эмблема: серебяный многоугольник, на котором между лазурью неба и густой синевой океана сверкает золотое кольцо космической станции с расходящимися от нее концентрическими кругами радиоволн. Таков символ современной океанологии, 19 июля Многие доклады и сообщения были интересны даже для гостей, не посвященных в тайны "планеты" Океан. Но с особым нетерпением ожидали доклад, обозначенный в расписании второго дня симпозиума: "Тропические циклоны и борьба с ними. Профессор К. А. Румянцев. Ленинград". И когда председательствующий объявил, что слово предоставляется начальнику отдела морских экспедиционных работ Института тайфунологии Академии наук СССР Евгению Максимовичу Кудоярову, доктору географических и физико-математических наук, по залу пронесся шепоток разочарования. Однако не замедлили и аплодисменты: имя Кудоярова было достаточно известно и авторитетно. К трибуне твердым шагом направляется широкоплечий, хорошего роста, осанистый человек. Мне доводилось встречаться с Кудояровым года три назад, когда я брал у него интервью для "Морской газеты". Тогда он сидел в своем кабинете спиной к окну, да и не было у меня времени разглядывать его лицо, все внимание было обращено в блокнот. Но все же потом я задавался вопросом: почему оно, лицо это, даже при беглом знакомстве, будто бы особо не примечательное, так привлекает и запоминается? Но теперь, когда оно было хорошо освещено, секрет его привлекательности стал мне понятен. Я сидел на боковых местах и видел его в профиль. Сказать, что это было "волевое" лицо, значяло бы изречь банальность. Да, это было мужественное, резко очерченное лицо зрелого, в расцвете сил, мужчины, но главное - оно, сильно загорелое, было как бы вычеканено из бронзы. У Кудоярова был медальный профиль, цепко ложащийся в память. И теперь я заметил еще, как поседели у него виски, чего прежде не было. Воспроизвожу в общих чертах доклад по записям в блокноте. - Товарищи, коллеги, друзья! Дамы и господа! - негромко начинает Кудояров. - Прежде всего я должен принести вам извинения от имени Кирилла Андреевича Румянцева. По болезни профессор не смог прочитать свой доклад лично и поручил сделать это мне. Надеюсь, возражений не будет? (Голоса в зале: нет, нет, пожалуйста) Наш нынешний весьма представительный симпозиум проходит под девизом "Освоение Мирового Океана как среды обитания человека". Уважаемые коллеги в предыдущих выступлениях сообщили много ценного и нового, в частности, о динамике великой триады Атмосфера - Океан - Солнце, иначе говоря, о работе исполинской тепловой машины, какую представляет собой земная атмосфера, тесно взаимодействующая с Океаном и приводимая в движение Солнцем. Закономерно нынешний симпозиум привлек такое внимание мировой общественности: освоение Океана с его колоссальными пищевыми и промышленными ресурсами - фундаментальная проблема современности, завтрашнего дня и более отдаленного будущего, в которой заинтересовано все человечество. Здесь совершенно справедливо подчеркивалось, что это задача интернациональная и решение ее будет способствовать международному взаимопониманию и сотрудничеству. Как это ни парадоксально, но до конца первой половины века мы знали о Луне больше, чем об Океане. И только с пятидесятых годов нашего века началось пристальное изучение гигантского водоема нашей планеты, столь же многоликого, как Космос. Появился и получил права гражданства термин "Гидрокосмос". По существу за последние 30-40 лет мы узнали о нем больше, чем за предыдущие два тысячелетия. Современная наука и техника достигли такого уровня, что сегодня мы можем сказать Мировому Океану: "Сезам, откройся!" (аплодисменты). Успехи океанологии и акватехники дают все основания полагать, что уже при жизни нынешнего молодого поколения оно станет свидетелем создания подводных городов и мощных промышленных комплексов, подводных плантаций и рыбоводческих ферм, добывающих, выращивающих и обрабатывающих дары Океана. Уже ведутся работы по строительству искуственных плавучих островов, которые станут зоной обитания непрерывного возрастающего населения планеты. Уже эксплуатируются подводные рудники в Индийском океане и нефтедобывающие комплексы в прибрежных шельфах разных стран. Словом, штурм гидрокосмоса начался, и мы стоим на пороге мирного его завоевания. Однако в каких бы аспектах мы ни рассматривали эту проблему, человек неизменно упирается в преграду, которая до сих пор считалась неодолимой. Речь идет о стихийных силах, олицетворенных в тропических циклонах, ураганах, тайфунах. Они так величественны и могучи, что человек чувствует себя перед ними песчинкой. Долгие века люди были беспомощны перед лицом бушующих стихий - тайфуны, землетрясения, наводнения, извержения вулканов несли с собой катастрофические разрушения, пожирали множество человеческих жизней. Вспомните хотя бы ураган в Бенгалии 1970 года, когда, по самым скромным подсчетам, погибло и пропало без вести более 600 тысяч человек. Что же это за грозные силы, способные за несколько часов вызвать разрушения и жертвы, для которых понадобились бы месяцы войны? И вообще - возможно ли бороться е ними? Трудность борьбы с ураганами состоит в том, что в них, как и почти во всех атмосферных процессах, развивается энергия космического масштаба. Власть над стихиями, по представлениям древних, составляет привилегию одних лишь богов. Но боги богами, а разум человеческий не дремлет. Вокруг задачи укрощения ураганов концентрируется сейчас научная мысль. В нашем веке выдвигался ряд проектов: например, применить для этой цели атомный взрыв. Было предложение увеличить наклон земной оси на 45° и довести общую ширину обеих зон, прилегающих к экватору, до 90°. Тем самым изменилось бы годовое распределение тепла на поверхности земли, и ураганы исчезли бы сами собой. Не дали сколько-нибудь серьезного эффекта работы по проекту "Шторм-фьюри" - засеивание штормовых облаков кристаллами сухого льда или йодистого серебра. Были и другие проекты, но все они оказались, к сожалению, либо несостоятельными, либо невыполнимыми. А решить эту задачу необходимо: для успешного освоения сокровищ "голубого континента" нам нужен океан мирный и спокойный. Ураганы препятствуют нормальному судоходству и организации подводных работ. У всех в памяти ураган "Эльза", который уничтожил замечательное творение человека - плавающий .город океанских строителей "Посейдонида" с 12 тысячами обитателей и уникальную плавучую буровую вышку "Инженер Ирасек". На каком этапе находится работа над этой проблемой сегодня? Прогнозирование ураганов достигло высокой степени точности: чудовище еще в колыбели, в каком-то пункте океана-, а на станциях слежения и предупреждения, за многие сотни миль, приборы уже регистрируют его рождение, и вычисляется путь, по которому оно пойдет в ближайшие часы своего существования. Больше того, мы можем предсказать, где и когда ураган должен зародиться. Но все же - это только оборона, а нам нужно наступление. К счастью, современная наука дает человечеству в руки такие возможности целенаправленного воздействия на природу, о которых оно раньше не смело и помышлять. Я уполномочен доложить симпозиуму, что открытие профессора Румянцева дает людям оружие борьбы со стихиями, которые не только поможет обуздывать ураганы, но, возможно, использовать в дальнейшем их чудовищную энергию на пользу человечеству. Сейчас закончился теоретический этап разработки идей профессора Румянцева и близится этап эксперимента. Группа океанологов, метеорологов и физиков, которую возглавляет профессор Румянцев, претворила идею в установку "Перехватчик ураганов", сокращенно "ПУР". Но эта установка экспериментальная, модель № 1, ее нужно испытать в природных условиях. С этой целью в ближайшее время отправляется в специальный рейс научно-исследовательское экспедиционное судно Института тайфунологии - дизель-электроход "Академик Хмелевский". Это мощное судно новейшей конструкции недавно сошло со стапелей Николаевского судостроительного завода, и предстоящий рейс будет его первым плаванием и экзаменом для него самого. После некоторых исследований в Атлантике "Академик Хмелевский" пойдет в Тихий океан для проведения генерального эксперимента, который получил кодовое название "Дракон". 20 июля В зачитанном докладе была в общих чертах и очень кратко изложена суть идей профессора Румянцева: возможность создания волн особого рода, которые автор условно назвал "антиэнергией". Шум поднялся ужасный. В перерыве кулуары симпозиума гудели, как растревоженная пасека. Идея профессора Румянцева, как и всякая новая, ошеломляющая своей необычностью мысль, нашла своих сторонников и противников. Последние оспаривали ее с таким ожесточением, что можно было подумать, будто дело происходит во времена Галилея. Идею эту называли безумной и даже еретической. Но средневековые еретики брали под сомнение существование бога, а тут дело было посерьезнее: роль бога играло первое начало термодинамики, с которыми вступала в противоречие "безумная" идея профессора Румянцева. Нашлись, конечно, ученые мужи, занявшие нейтральную позицию: поживем-увидим... * * * Пресс-конференция Не случайно на пресс-конференции после закрытия симпозиума большая часть вопросов была задана Кудоярову. Вот некоторые вопросы и ответы на них: Жанна Лярош. (Газета "Фигаро". Париж). Идею профессора Румянцева некоторые называют "безумной", его открытие "фантастическим". Как вы относитесь к этим утверждениям? Кудояров. Что касается "безумности" идеи, то разрешите напомнить вам, что такой ярлык уже не раз в истории навешивался на гипотезы,* позже получившие все права гражданства и составившие этапы в развитии науки. По этому поводу хорошо сказал великий физик нашей эпохи Нильс Бор: "Идея безумна, но нужно выяснить, достаточно ли она безумна, чтобы быть истинной". * О "фантастичности". Мы живем в такое время, когда фантастику следует искать не в романах, а в научных отчетах академий и институтов. Я могу перечислить ряд гипотез, которые каких-нибудь 10-15 лет назад считались ненаучными. Сегодня они являются предметом серьезного исследования и освещаются в печати без тени иронии. К слову сказать, я познакомился с откликами в зарубежной прессе на доклад профессора Румянцева. Их тон объективен и в общем-то серьезен. Неприятен только душок сенсационности. Господа корреспонденты! Сенсации в науке - дурной тон, всякая шумиха науке противопоказана, и я просил бы вас учесть это. Томас Нэш. (Газета "Трибюн", Лондон). Почему советская наука проявляет столь пристальный интерес к ураганам? У вас даже есть специальный институт тайфунологии, какого нет в других странах. А между тем ураганы в Советском Союзе крайне редкое явление. Кудояров. В последнем вы правы. У нас наблюдаются два вида ураганов - на Дальнем Востоке - тайфуны, и в Новороссийске - знаменитая бора. Но не следует забывать, что СССР - великая морская и авиационная держава, наши корабли бороздят все моря и океаны земного шара, наши самолеты летают в самые отдаленные его уголки. Они страдают от этих ураганов, и уже этой одной причины достаточно, чтобы наши ученые интересовались проблемой борьбы со стихиями. Я уже не говорю о множестве других причин, так как о них уже было сказано в зачитанном мною докладе профессора Румянцева. Могу только сожалеть, что господин корреспондент, по-видимому, пропустил этот доклад (смех в зале). Христина Стэд. (Газета "Таймс", Канберра, Австралия.) Скажите, пожалуйста, правда ли, мистер Кудояров, что вы пишете фантастические романы? Как это отражается на вашей научно-исследовательской работе? Кудояров. Хитрый вопрос (смех в зале). Да, пишу. Но что же? Многие видные ученые у нас и за рубежом отдали дань этому литературному жанру. Назову хотя бы астронома англичанина Артура Кларка, биолога Айзека Азимова и астрофизика Фреда Хойлав Америке, у нас в СССР - геолога Обручева и палеонтолога Ефремова, ныне покойных. Что же касается области, в которой я работаю, то недавно один журналист на страницах очень распространенного научно-популярного издания заявил: "Оставим пока борьбу с тайфунами фантастам". Ну что же, фантасты поднимают брошенную перчатку (аплодисменты), ибо, как сказал Жюль Берн, этот великий романтик науки: "Нет такой, самой смелой фантазии, которую человек не мог бы осуществить". Ганс Бем. (Журнал "Штерн", Гамбург). Господин Кудояров, вы считаете, что проблема укрощения ураганов близка в разрешению? Как это будет выглядеть? Каков принцип действия установки "Перехватчик ураганов?" Кудояров. На первый вопрос уже отвечено в докладе профессора Румянцева. На второй - отвечать преждевременно. Представьте себе, что Уатт, увидав, как пар поднимает крышку чайника, понесся бы сразу брать патент на паровую машину. Так не бывает. В данном случае профессору Румянцеву удалось построить математическую модель аппарата, вырабатывающего "антиэнергию". Затем была создана реальная модель "Перехватчика ураганов". Теперь дело за практическим экспериментом. Здесь речь шла о двух различных вещах: об открытии профессора Румянцева и об изобретении аппарата "Перехватчик ураганов". Для тех гостей симпозиума, которые недостаточно ясно представляют себе различия между этими понятиями, могу пояснить: открытием называется установление новых закономерностей в природе, доселе неизвестных, а изобретением - создание технических устройств на основе того или иного открытия. Принцип действия "ПУР" основан на открытии профессора Румянцева, а конструктивное решение установки разработано его сотрудниками. Теперь дело за экспериментом, ведь это пробный камень, на котором испытывается жизненность открытия. Но это будет эксперимент уже не в лабораторных условиях, а непосредственно на природе,1 в океане. Если он увенчается успехом, то никто не станет делать секрета из открытия профессора Румянцева, ведь в этом заинтересовано все человечество. Конрад Стыпулковский (Газета "Людове новины", Варшава). Как вы смотрите на проект укрощения ураганов с помощью атомного взрыва? Кудояров. Этот проект, предложенный некоторыми американскими учеными, трудно признать состоятельным. "Сила взрыва сброшенной в центр урагана атомной или водородной бомбы переместит воздушные массы, и если ураган не утихнет совсем, то по крайней мере свернет в сторону от материка", - утверждали они. Однако было бы наивно думать, что взрыв атомной или водородной бомбы мог усмирить ураган, потому что энергия, сосредоточенная в урагане, в тысячи раз больше, чем энергия высвобождающаяся при взрыве самой большой атомной бомбы. Попытаться провести подобный эксперимент было бы равносильно попытке остановить штормовую волну струей из пожарного шланга. Добавлю, что такое "лекарство" могло бы оказаться хуже самой болезни: весьма вероятно, что атомный взрыв только усилил бы циркуляцию воздушных масс и мог бы направить ураган в сторону населенных пунктов. Отравление воздуха и воды продуктами радиоактивного распада - слишком дорогая цена за подобный эксперимент. Говоря образно, это был бы "мяч в свои ворота". Юрген Хансен. (Газета "Афтонбладет", Стокгольм). Принимают ли участие в эксперименте ученые других стран? Хотелось бы узнать, какие? Кудояров. Да. На борту "Академика Хмелевского" вместе с нами будут трудиться ученые Германской Демократической Республики, Франции и Польши. В Тихом океане мы примем на борт "Академика" группу зарубежных океанологов. Сеймур Лейтер (газета "Нью-Йорк пост", США). Правда ли, что "Академик Хмелевский" является лучшим в мире научно-исследовательским океанологическим судном? Кудояров. Такое категоричное утверждение было бы хвастовством. Но, не преувеличивая, могу сказать, что "Академик Хмелевский" по своим мореходным качествам и научному оборудованию является именно таким судном, о котором может мечтать ученый-океанолог. Рут Форстер, (газета "Санди Кроникл", Манила). Скажите, пожалуйста, почему эксперименту присвоено, я бы сказала, такое весьма экзотическое название - "Дракон"? Кудояров. Древняя легенда говорит, что в восточных морях обитает чудовище - повелитель стихий и владыка вод. Его изображали в виде дракона. Позже это изображение стало символом тайфунов. Тэцу Итира. (Газета "Майнити", Токио). Не назовете ли вы, кто возглавит экспедицию? Кудояров. Этот вопрос еще не решен. Дневник Апухтина (продолжение) Проходя после пресс-конференции по коридору, я столкнулся с Кудояровым. Он остановился и внимательно посмотрел на меня. - А, корреспондент! Если не ошибаюсь - "Морская газета", Апухтин, Андрей Сергеевич? Не так ли? - Совершенно верно, Евгений Максимович. Ну и память у вас! - Как же, не только помню, но и книжку вашу читал о пахарях океана. Мне понравилось - морем пахнет. Мне, признаться, стало стыдно: он читал мои очерки, а вот я его фантастику - нет (уже потом я достал сборники повестей - "Пылают волны", "Звезда и атом", "Слепой гладиатор").... - Какие у вас впечатления от симпозиума? - спросил Кудояров. - Страшно интересно. И гвоздь его - доклад Румянцева. Он, прищурившись, глядел на меня, раздумывая. - Знаете что? Хотите видеть тайфун в лаборатории? - Спрашиваете, Евгений Максимович! - Тогда приезжайте. Послезавтра - сегодня у нас среда? ну вот, в пятницу к восьми утра на экспериментальный полигон нашего института. Располагаете временем? - Конечно, Евгений Максимович! Кудояров достал визитную карточку, написал на обороте адрес полигона и поставил свою подпись. - 20 минут езды на электричке. Это будет вам пропуском. Я знал, что Кудояров любит и привечает писателей, журналистов, художников, но такой удачи я просто не ожидал. ...Нет, Андрей. Ты положительно неисправимый романтик. В короткие минуты беспокойного сна с четверга на пятницу тебе снятся океанские дали и участники симпозиума, для большинства которых Океан - дом, рабочее место, снитесь вы Паладины Зеленого храма, Над пасмурным морем следившие румб... Смотри, Андрей, не вздумай сам начать сочинять стихи... 22 июля Готовимся к заходу в Дакар, крупный порт на северо-западе Африки, столицу республики Сенегал. Утром объявлен аврал "по наведению косметики", как выражается старпом Шестаков. В нем принимают участие все находящиеся на борту "Академика" свободные от вахты или от неотложных корабельных и научных работ, независимо от ученых званий и должности. Извинительной причиной служит только пенсионный возрастсвыше шестидесяти. Забавно было видеть кандидата наук с изрядной лысиной и холеной бородкой клинышком, старательно драющего шваброй палубу, или корабельного врача, человека отнюдь не старого, но уже нагулявшего изрядное брюшко, со шлангом в руках. Боцман Замиралов, в эти часы полноправный хозяин на всех палубах, только покрикивает хриплым командным басом: "Эй, там, по правому борту, товарищ, который с бородкой, чаще споласкивайте швабру!" Сразу после завтрака мы услыхали по внутренней связи глуховатый голос капитана Леха: "Капитан приглашает пресс-группу занять рабочие места на верхней палубе". Наша бригада состоит из меня, корреспондентов еще двух центральных газет и Агентства Печати Новости, оператора кинохроники. (В фотокорреспондентах надобности нет, так как кроме нас, журналистов, на судне, кажется, нет человека, который не располагал бы фотоаппаратом). В подкрепление приданы: Лев Маркович Киперфлак, и суперкарго* Маша Находкина, Мария Ивановна, "звезда и украшение корабля", по высокопарной терминологии Льва Марковича. Наши остряки "выдали" ей прозвище "Суперкарга", что является чистой игрой слов и никак не соответствует действительности: это молодая, очень миловидная и обходительная женщина. Бригадиром к нам поставлен матрос Руденя, ученых степеней не имеющий, зато отлично осведомленный, что такое чистота на корабле и как ее наводить. Киперфлак вообще-то попал на "Академик" случайно. Перед самым отходом в рейс неожиданно и весьма серьезно заболел наш заведующий материальной частью, и командование было вынуждено взять на эту должность того, кого предложило Министерство морского флота. Этот одессит сделал за свою жизнь два рейса на Черном море и один на Балтике и поэтому считает себя старым морским волком. Ходит с развальцей и не выпускает из зубов трубки, которую курить не умеет, и поэтому она у него постоянно гаснет. На корабле ему присвоили клички: первая - "Товарищ, везде наводящий порядок" - за приверженность к администрированию где нужно и не нужно, и вторая-"Рококо"-за пристрастие к этому словечку ("Мария Ивановна - oro! - это сплошное рококо!"). На уборку Киперфлак вышел в радужных шортах и шелковой рубашке в стиле "радость папуаса". Вид, как всегда, полный напыщенного достоинства, тем более, что рядом - предмет его воздыханий (Киперфлак очень влюбчив). - Прямо - голландский петух! - шепчет мне Радий Макаренко младший научный сотрудник Института земного магнетизма, большой затейник и озорник. И неожиданно направляет шланг на Киперфлака. Мощная струя окатывает того с ног до головы. "Суперкарга" громко и заразительно хохочет и от этого становится еще привлекательнее. - Хулиганство! - вопит Киперфлак. - Пардон! - в комическом отчаянии восклицает Радий, шланг в его руке при этом подает еще основательную порцию океанской воды прямо в физиономию Льва Марковича. Все это, конечно, грубоватая, но безобидная проказа: в тропической температуре одежда на Киперфлаке высохла бы через пять минут, но бедный Рококо в ярости бросает швабру и несется жаловаться капитану. Он влетает в капитанскую каюту без стука. Капитан Лех сидит на кожаном диване в турецкой позе, поджав под себя скрещенные ноги, и беседует со Скобелевым (Геннадий Сергеевич и передал мне потом диалог между "кэпом" и Киперфлаком). Лех Казимирович с участливым видом выслушал гневную тираду Киперфлака. После продолжительной паузы сказал, обращаясь к Скобелеву: - А знаете, Геннадий Сергеевич, в моей молодости за такие штуки купали с раины... - Что это такое? - оторопело спросил Киперфлак. - Провинившегося на длинном лине* сбрасывали с реи за борт и протаскивали под килем корабля. Киперфлак озадачен: - Мне кажется, Лех Казимирович, что для Макаренко это будет слишком суровым наказанием. Хотя, конечно, молодежь нужно учить. Распустились... - Извините, Лев Маркович, но я имею в виду не того молодого шутника, а того, кто жалуется... - Как же так? - пискнул Киперфлак, но "кэп" сурово оборвал его: - А так: идете в море и боитесь соленой воды. Следовало бы списать на берег, как не соответствующе го назначению. На сей раз прощаю. Идите на свое рабочее место. - Пустяковый человек! - резюмировал Лех, когда Киперфлак ретировался. - Нужно было видеть физиономию нашего Льва, - от души смеялся Скобелев, этот "рыцарь печального образа", из которого вообще-то с трудом можно было выжать улыбку. А "Академик" тем временем приобретал первозданный блеск и нарядность... Хроники XX ВЕК. "БЕТСИ". АВГУСТ СЕНТЯБРЬ 1965 г. "Бетси", одна из самых опустошительных бурь нашего века, не хотела признавать никаких закономерностей, которые выявили ученые в движении ураганов. Ее путь был неожиданным и прихотливым. Дата рождения "Бетси" - 27 августа. В этот день с метеорологического спутника "Тайрос" был принят фотопортрет этой взбалмошной "дамы" - крупное скопление облаков в форме спирали в Атлантике, близ Наветренных островов. Отсюда она кинулась на Флориду, затем, сделав петлю, прошлась по Багамским островам, усеивая свой путь трупами и развалинами, и унеслась в сторону открытого моря. Никто не смог предвидеть, какие пируэты выкинет "Бетси" в ближайшие дни. По словам летописца, этот ураган напоминал разъяренного быка, выпущенного на арену. Несколько дней "Бетси" носилась над Мексиканским заливом, как бы присматривая себе новую жертву. И, наконец, на пятнадцатые сутки с необычайной яростью ринулась на материк, избрав мишенью город Новый Орлеан, столицу штата Луизиана. Ураган промчался над населенными пунктами, полями и рощами цветущего штата, сокрушая дома, срывая суда с якорей, расшвыривая автомашины, выгоняя реки из берегов... Большинство жителей угрожаемых районов удалось эвакуировать, но в Новом Орлеане, с его миллионным населением, разумеется, нашлось немало людей, не внявших голосу предупреждения и не пожелавших покинуть насиженные места. Многие из них бесследно исчезли во время урагана. Лошади, коровы и другой крупный скот гибли тысячами. Их раздутые трупы покачивались на воде или лежали на земле вперемешку с мертвецами. Представитель Красного Креста посетил после урагана район бедствия. Первое, что он произнес вернувшись, было: "Разрушения невероятны!" Он рассказал, что в населенном пункте Реджо дома смыты с фундаментов и некоторые из них унесены ветром и водой на 6-8 километров в болото. В Чалметт и Арби множество жилых кварталов затоплены по самые крыши. Край процветания и изобилия за двое суток превратился в край разрухи и запустения. Вода понемногу начала убывать, но муки людей на этом не кончились. На улицах селений разыгрались сцены, как будто выхваченные из фильма ужасов. Некоторые реки и водоемы штата Луизиана кишат аллигаторами. Вековой инстинкт самосохранения предупредил их о приближении урагана. Гигантские черные рептилии поспешили укрыться в глухих топях и травянистых болотистых зарослях. Они же первыми почуяли и угасание урагана. Тогда аллигаторы по полой воде двинулись на города и селения. На полузатопленных улицах завязывались ожесточенные сражения людей с чудовищами... Две недели бушевала обезумевшая "Бетси". Сотни тысяч людей остались без крова, материальный ущерб составил миллиард долларов. Глава III. ДЕМОН ПОД МИКРОСКОПОМ Голиафа можно победить. Но прежде нужно научиться побеждать Давида. Хуан Гареиа Лоредо. "Пятидесятая дверь". Электричка за двадцать минут доставила Апухтина до станции, указанной Кудояровым. Нужный журналисту объект находился на отшибе от платформы, на участке, расчищенном в сосновом бору. Это было большое, приземистое, двухэтажное здание из силикатного кирпича. Территория полигона с находящимися на ней строениями была обнесена высокой металлической ажурной решеткой. У ворот на красной стеклянной доске золотыми буквами значилось "Экспериментальный полигон научноисследовательского института тайфунологии Академии наук СССР". Апухтин предъявил в проходной карточку Кудоярова, и его беспрепятственно пропустили на территорию института. Журналисту сказали, что Евгений Максимович находится в зале, где расположен полигон, и один из сотрудников предупредительно вызвался проводить его. Спутник Апухтина, длинноволосый юнец с тоненькой ниточкой усиков над полными губами, полюбопытствовал, кто такой посетитель и откуда. Услышав, что перед ним газетчик, он чуть удивленно поднял брови: - Редкий у нас гость, - заметил молодой жрец науки. - Что так? - Евгений Максимович не любит рекламы... Апухтин в свою очередь удивленно взглянул на него, он знал, что Кудояров привечает журналистов. Углубляться в этот вопрос не было уже времени, Перед ним распахнулись двери полигона. Апухтин ожидал увидеть бассейн или что-нибудь в этом роде, но ничего подобного здесь не было. Полигон представлял собой обширный круглый зал, вымощенный метлахской плиткой, освещенный верхним светом через стеклянный потолок. Середину зала занимало любопытное сооружениенизкий и плоский круглый котел метров десяти в диаметре, накрытый выпуклой крышкой, по окружности которой через равные промежутки были расположены двойные окуляры, как у стереоскопического микроскопа. Сбоку "котла" помещался вертикальный пульт управления с рубильниками и многочисленными разноцветными тумблерами. Около пульта - небольшой столик и два стула да в углу возле стены высокий, почти до потолка, цилиндрический стальной бак, как позднее узнал Апухтин - газгольдер. По бокам - два огромных трансформатора. Больше ничего в зале не было. Кудояров в белом халате сидел за столиком и что-то писал. Завидев журналиста, он поднялся и пошел навстречу. - А, корреспондент, - сказал он с приветливой улыбкой. Люблю аккуратность! Кроме Кудоярова здесь была еще девушка в таком же лабораторном халате, в которую, как уверяет романтическая литература, можно было влюбиться с первого взгляда - воплощение женственности и изящества. Апухтин с трудом оторвал взгляд от ее лица, глаз, соболиных бровей. Кудояров, однако, все замечал. - Ну, ну, не заглядывайтесь, - сказал он шутливо, положив руку на плечо Апухтина. - Прошу любить и жаловать, - добавил он, знакомя журналиста с этой феей. - Искра Демидовна Попова, многообещающий метеоролог. А сей симпатичный муж - морской журналист и литератор Андрей Сергеевич Апухтин, жаждущий приобщиться к тайфунологии. - Очень приятно, - грудным голосом промолвила Искра Демидовна, подавая руку. - Вот, - сказал Кудояров, похлопывая ладонью по крышке котла, - прибор, который мы называем "генератором ураганов". Что мы варим в этом котле, сконструированном нашими тайфунологами? Здесь мы, так сказать, анатомируем демона по имени "тропический циклон". Сначала была создана математическая модель урагана, затем на основе этих расчетов действующая гидродинамическая модель. Сознайтесь: вы разочарованы? (Кудояров, казалось, читал мысли Апухтина). Ничего, это быстро пройдет. Вы, конечно, ожидали увидеть штормовой бассейн, подобный тому, какой построен в Черноморском отделении Морского гидрофизического института?.. - Я видел его, - заметил Апухтин. - Это в Кацевели. - Но та установка, - сказал Кудояров, - основана на совсем другом принципе. Вкратце сказать - все выглядит очень просто. Глядите... Кудояров включил рубильник, и Апухтин приник к окулярам. В первый миг он был прямо-таки потрясен. Целый мир открылся его глазам, вроде бы настоящий, но уменьшенный, как видение, выхваченное из микромира. Перед его взором проходили берега, коричневые, обрывистые, скалистые, суша какой-то тропической страны, палимая знойным солнцем. Солнце было настоящее, только крохотное, ослепительной точкой сиявшее в густой синеве неба. Подножия скал лизал океан. Но вот берег стал отдаляться и океан раскидывался шире и шире во всем своем, пусть миниатюрном, величии. Кудояров за спиной Апухтина вертел верньер, и пейзаж менялся. Апухтин не смог удержаться от возгласа удивления и восторга. Руки каких волшебников создали с ювелирной тщательностью этот поразительный микромир? Иллюзия подлинности была полной - и берега, и океан, и малютка-светило. - Черт подери! - только и мог выдохнуть журналист. Как это сделано? Что это было? Голографическое изображение? Стереокино? Но эти замечательные достижения науки и техники казались Апухтину слишком бледными и слабыми для того, чтобы осуществить то, что он сейчас видел. - А теперь вы увидите рождение демона, - услышал Апухтин голос Кудоярова. - Вы, конечно, имеете представление об общей схеме образования тропических циклонов? - Конечно! - отозвался журналист. Апухтин знал, почему и как гигантская тепловая машина планеты в трех своих ипостасях - Солнце, Атмосфера и Океан плюс вращение Земли - порождает этих чудовищ. Определенные участки суши прогреваются сильнее, чем поверхность океана. Здесь создается зона высокого атмосферного давления, а над океаном - низкого. В результате возникшего термического контраста огромные массы воздуха с огромной скоростью устремляются из зоны высокого давления в зону низкого, над океаном образуется вращающийся вихрь диаметром 80-300 километров колоссальной силы... - Демона, которого вы сейчас увидите, - снова зазвучал голос Кудоярова, - в разных местах планеты называют по-разному: в Китае - тайфун, на Филиппинах - бегвиз, в Австралии - вилли-вилли, на побережьях Индийского океана - оркан, на Малабарском берегу - элефантас... Большинство этих названий в существе своем означает "большой ветер". Кудояров щелкнул красным тумблером, и пейзаж неузнаваемо изменился. Поверхность океана, до сих пор ритмически колыхавшаяся, покрылась гигантскими валами, небо затянули тучи. Они свивались в спиралевидный хоровод, и мрачный лик их то и дело прорезали молнии. - Да, "большой" ветер"... - продолжал Кудояров, наклоняясь к окулярам возле Апухтина. - Этот нежный зефир, который так любили воспевать поэты девятнадцатого века, внезапно становится грозной ужасающей силой. Скорость ветра доходит иногда до 400 километров в час. В циклонах развивается энергия космического масштаба. И тогда на суше летят в воздух автомашины, даже трактора, и этот "ласкающий зефир" сметает с лица земли целые города. На море циклон способен выбросить крупное судно на несколько километров в глубь материка. И это, пожалуй, лучшее, что может случиться с кораблем... Андрей Сергеевич, обратите внимание на черное пятнышко в центре облачной спирали. Видите? Это "глаз бури", небольшая зона относительного спокойствия в самом центре урагана. Там, правда, большое водотолчение, но ветра почти нет. А теперь попробуем вступить в единоборство с этим дьяволом. - Пальцы Кудоярова легли на белый тумблер, над которым находилась никелированная дощечка с надписью: "Перехватчик". Апухтин с трудом оторвался от окуляров и ошеломленно уставился на Кудоярова. Вид у него был даже несколько комичный, так что Кудояров и Искра Попова не могли удержаться от улыбки. В первую минуту Апухтин не мог сказать ни слова. - Я знаю, что вы хотите спросить, - упредил его Кудояров. - Могу вас заверить, что это отнюдь не "иллюзион", как именовали кино на заре его появления. Нет, это самая настоящая модель, не изображение, а материальная конструкция, созданная в нашем институте. Я вам позже расскажу как все это устроено. А пока скажу, что хотя механизм урагана нам в общих чертах понятен, но в нем есть еще много неясного. "Генератор циклонов" позволил нам внести ясность в темные стороны вопроса, а главное помог в создании "Перехватчика". Кудояров помолчал и вдруг неожиданно спросил: - А что бы вы сказали о рейсе на "Академике Хмелевском"? Апухтин перевел дух и, наконец, смог выговорить: - Предел моих желаний, Евгений Максимович! (Ему уже грезилась книга о тайфунах, увлекательный рассказ о необычайном, осуществляемом впервые в истории науки эксперименте). Неужели это возможно? - Не вижу ничего невозможного. Но должен предупредить экспедиция связана с немалым риском. - С вами - в огонь и воду, Евгений Максимович! - Э, да я вижу вы слеплены из нашего теста. Ну что ж, постараемся сделать из вас заправского тайфунолога. Только чур! - уговор: до поры до времени не касайтесь двух тем - о профессоре Румянцеве и об установке "Перехватчик ураганов". В свое время все узнаете, а "Перехватчик" увидите в действии собственными глазами. - Есть, Евгений Максимович! - И еще учтите вот что: на "Академике", кроме экипажа и научных работников, нет ни одного человека, кто бы не служил общей цели, не вкладывал бы свою лепту в успех эксперимента. Можете, понятно, писать в свою газету, мы дадим вам возможность пользоваться всеми средствами связи. Но вместе с тем на вас в коллективе будут возложены какие-то обязанности, короче говоря, вам не придется чувствовать себя свободным художником. - Что вы! - горячо возразил Апухтин. - Я не собираюсь быть на "Академике" нахлебником-пассажиром. Ведь на "Тунце" я в свое время ходил палубным матросом, "рогатиком", как говорится, а на "Полярнице" помощником лаборанта. Я хочу пойти на "Академике", хотя бы для этого мне пришлось чистить гальюны*. - Нет, зачем же, - возразил Кудояров, - мы найдем вам более квалифицированную работу. В общем, договаривайтесь с вашим редактором, а я постараюсь включить вас в пресс-группу. И достав записную книжку, Кудояров сделал в ней пометку. Хроники "УРАГАН ВЕКА". БЕНГАЛИЯ, 1970 г. Как ни опустошительны были результаты буйства "Бетси", она оказалась всего лишь сопливой девчонкой по сравнению с чудовищем, которое пять лет спустя совершило набег на побережье Бенгальского залива. Здесь находится небольшое государство, ныне - республика Бангладеш, а в ту пору, о которой пойдет речь, называвшаяся Восточным Пакистаном. В ночь с 12 на 13 ноября 1970 г. на это маленькое государство обрушилась огромная беда - тропический циклон колоссальной силы. Вообще-то ураганы, для Бенгалии не в новинку, здесь они особенна свирепы и нет другой области на земном шаре, где бы они сопровождались таким количеством жертв.tho этот набег превзошел все мыслимое. Дьявол, несущийся к северо-восточной части Индостана, был сфотографирован со спутника "Итос-1" еще утром 10 ноября, но к несчастью, из-за плохой связи предупреждение опоздало. Ураганный ветер, скорость которого доходила до 250 километров в час, поднял в Бенгальском заливе гигантскую приливную волну. Этот водяной вал, кипящий и бурлящий, высотой с пятиэтажный дом, летящий со скоростью суперэкспресса и несущий в себе миллиарды тонн воды, представлял ужасное зрелище. Но из тех, кто его видел, уцелели - из сотен тысяч - единицы. Удар прежде всего был нанесен по трем крупным и многим мелким островам, расположенным в дельте рек Ганга и Брамапутры. Плотность населения на этих островах одна из самых высоких в мире - 1200 человек на квадратную милю. Постройки, плантации и все живое, обитавшее здесь, было смыто в мгновение ока. Летчик, который после урагана совершал облет пострадавших районов, заявил, что на большом острове Бхола, где проживало 700 тысяч человек, он не заметил никаких признаков жизни. Водяная стена понеслась дальше и захлестнула низменное побережье. Как гигантский бульдозер она смела посевы риса на огромной территории плодородной дельты, десятки тысяч голов скота, размыла железнодорожные насыпи, уничтожила линии электропередач, разрушила мосты, превратила оживленные деревни в сплошные кладбища. -По самым скромным подсчетам, погибло и пропало без вести 350 тысяч человек, организации ООН называют цифру в 500 тысяч человек, а позже исчисляли число жертв даже в 1 миллион человек! Точное число жертв не поддается учету и неизвестно до сих пор. Кроме того еще миллионы людей остались без крова и без средств к существованию. В тот год океан тысячами выбрасывал на берега тела утопленников, но некому было хоронить их, так как "счастливчиков", которые пережили ураган, косили холера и брюшной тиф. Такова была страшная жатва этого циклона, не получившего персонального имени, но названного "Ураганом века". Глава IV. КТО ЕСТЬ КТО Мадам, эти люди - мои цветы. Г. Гейне. "Идеи" Дневник Апухтина На борту "Академика". Тихий океан, 30 июля. Есть за рубежом такое издание - "Кто есть кто?", биографический справочник наиболее видных американцев, наших современников. В Соединенных Штатах он выпускается периодически. Я держал в руках этот увесистый том, тысячи на две страниц, в отличном переплете, на тонкой и очень прочной бумаге "библьдрук", на какой печатаются библии. По заверениям издателей, эта книга "вдохновляет всех американцев на активную деятельность в деле прогресса и совершенствования человечества..." Здесь представлены, как сказано в предисловии, "мужчины и женщины, делающие историю нации, создающие их культуру, ведущие нас вперед во всех областях: религии, науке, бизнесе, армии". Листаешь - ив глазах рябит от бесчисленных политиканов и финансистов, сенаторов и губернаторов, воротил военно-промышленного комплекса, генералов, филантропов, представителей сионистского лобби, им же несть числа. Нет, подальше от таких справочников. Нам нужен свой, где речь пойдет о людях другого чекана, об истинных деятелях жизни. Попробую набросать "кто есть кто" на борту "Академика", ведь это целый мир, "Ноев ковчег" в некотором роде. Но о самом "Академике" позже. А сейчас - о главных действующих лицах. Когда этот дневник начнет превращаться в книгу, мне надобно будет рассказать о главных действующих лицах на "Академике" - наиболее примечательных. А первое место среди них принадлежит, несомненно, Евгению Максимовичу Кудоярову, который одушевляет все усилия коллектива и вносит "живинку" во всякое дело. Итак - о "батыре". Это словечко тюркского корня означает "богатырь" и пустил его в ход Рахимкулов, молодой магнитолог, восторженно относящийся к Кудоярову. Эта восторженность вообще присуща многим другим молодым научным сотрудникам, "бройлерам", как в шутку называют их "старики", (а в последнюю категорию зачислены все лица старше 30 лет). Каждый "бройлер" мечтает стать таким, как Кудоярев. Пример, конечно, достойный подражания, но - ox! - как трудно осуществима эта мечта. Действительно богатырь - и духовно и физически, человек баснословно даровитый. В 60 почти лет - две докторские степени: физико-математических наукраз и географических - два. Математик, географ, путешественник, один из ведущих ученых в новой отрасли науки об Океане - тайфунологии, автор солидных научных трудов и писатель-фантаст... Время от времени приходят в мир люди, так богато одаренные, что ни одна область науки, техники, искусства, взятая в отдельности, не может насытить их кипучей творческой энергии. К таким людям исключительной духовной плодовитости, невольно вызывающих в памяти образы людей эпохи Возрождения, относится и Евгений Максимович. Он энциклопедически образован, фундаментально сведущ не только в океанологии, но и в физике моря, метеорологии, астрономии и многих смежных науках. И еще характерная черта, которой я не встречал до сих пор у других людей - у него планетарное ощущение Земли. Как у Брюсова: Я сын Земли, Дитя планеты малой... В беседах со мной он не раз говорил, что очень любит Землю в целом, все ее стихии. Для него планета нашане абстрактное понятие или поэтический образ, у него конкретное понятие о ней, выработанное долгими и далекими путешествиями. Он любит природу не только за ее величественность и красоту, природа дорога и близка ему не только своей эстетической стороной. Он любит все живое за одно то, что это жизнь, ненавидит мертвое и враждебное человеку. Вместе с тем Евгению Максимовичу присуще ощущение Космоса. Это очень явственно отразилось в его научно-фантастических произведениях: романе "Звезда и атом" - о вторжении ученых в мегамир, то есть в объекты протяженностью более пяти миллионов световых лет и в повести "Партизаны Космоса" - о контактах с инопланетными цивилизациями. Короче говоря, он, по Марку Аврелию*, "наблюдает движение светил, как принимающий участие в нем". - Конечно, Андрей Сергеевич, освоение Космоса - это чертовски здорово, грандиозный замах, - говорил он мне, - но нельзя забывать, что на Земле, нашей Земле, много еще непознанного, прежде всего - Мировой Океан. Кудояров неустанно призывал к познанию гидрокосмоса, к необходимости бережного отношения к Океану. В повести-предупреждении "Слепой гладиатор" он нарисовал картины смерти Океана в результате небрежного, преступного обращения империалистов с голубой житницей человечества; там были поистине страшные зарисовки невиданного бедствия планеты, написанные с уэллсовской образностью и убедительностью, напоминающие офорты Гойи. В большом научном коллективе "Академика" Кудояров был демократичен, прост, внимателен к людям, вне зависимости от рангов и заслуг, очень общителен. Он умел скрашивать досуги людей неистощимой своей выдумкой. Вот, скажем, в вечерние часы он появляется в кают-компании, приветствуемый благожелательным гулом голосов, извлекает из кармана моток мягкой проволоки, плоскогубцы и сразу же около него образуется тесный кружок любопытствующих. Сильные пальцы Кудоярова начинают вертеть из проволоки мудреные головоломки, каждый раз новые. Объявляется премия за отгадку. - Вот это, - с лукавой усмешкой говорит Кудояров, - два конца, два кольца и спиралька - очень ядовитая штучка, товарищи... Не всякому по зубам. Постепенно в игру втягивается все больше и больше участников. Забавно видеть, как какой-нибудь высокоученый муж, облысевший над тайнами высшей математики, кряхтит, безуспешно пытаясь освободить спираль из плена колец - штучка, действительно, оказывается очень "ядовитой". - Евгений Максимович, это невозможно, - взывает наконец вспотевший муж. - Как невозможно? - отзывается Кудояров. Он берет головоломку из рук неудачника и.. - раз-два-три, демонстрирует решение, обычно - очень простое. - А ларчик просто открывался, - резюмирует он под общий смех. Нужно слышать, с каким уважением, даже с нежностью, говорит о Кудоярове капитан Лех Казимирович Ковальский, "лицо номер два" по своему положению на "Академике". - Вот вы вспоминаете о людях Возрождения, - говорит он, покачивая ногой в белой парусиновой туфле, - да Винчи, Рабле, Дюрер, Шекспир и другие, как вы изволите выражаться, "доблестные собеседники на пиршестве человеческого ума". Но я бы не стал забираться так далеко, во Францию да Италию. Сравнение напрашивается ближе. Знаете, с кем я бы сравнил Евгения Максимовича? С Ломоносовым. Тоже ведь "рыбацкую академию" прошел, такой же обширный ум. Поверьте мне, этот человечище создан для битвы, и нет опасности, которая остановила бы его на пути к познанию. Сам капитан Лех - не менее яркая и самобытная фигура, рядом с Кудояровым. Всегда в отутюженном белом кителе с капитанскими шевронами на погонах, гладковыбритый, коренастый, он пристально смотрит на меня своими зеленоватыми кошачьими глазами. Я поражаюсь подвижности, с какой этот глубокий старик взбегает по трапам, и задаюсь вопросом: да сколько же ему лет? Пробовал я спрашивать Кудоярова, но тот ответил только, что это компетенция отдела кадров и что его самого, Кудоярова, на свете еще не было, когда капитан Лех уже ходил на больших океанских парусниках штурманом. Знания капитана Леха во всем, что касалось моря, поражали своей обширностью. В сочетании с прекрасно сохранившейся феноменальной памятью это снискало ему прозвище "БМЭ", то есть "Большая Морская Энциклопедия". Я сам плавал - и немало, не пассажиром, конечно, и кое-что знаю о море, но он сообщил мне столько нового, чрезвычайно интересного, так обогатил мои познания о гидрокосмосе, что я должен быть ему благодарен до конца дней своих. Беседы с ним были необычайно занимательны и поучительны и могли бы послужить материалом для отдельной книги. Начав путь с юнги и закончив его капитаном флагмана советского научного флота, этот "Моряк летучей рыбы" и последний из могикан парусного флота хранил в своей памяти воспоминания о временах суровых и жестоких дальних плаваний, о старинных морских нравах и обычаях, и, конечно, по словам Чосера, "старинных былей, благородных сказок, былых преданий драгоценный клад". Лех Казимирович был большим знатоком морского фольклора, в особенности английского, так как в молодости много ходил на английских судах. Он помнил массу так называемых "песен полубака", немецкие, норвежские, шведские, голландские корабельные поверья о морских призраках, корабельных домовых - гобелинах, о злых духах моря, среди которых особенно популярен был Дейви Джонс, морской черт. Есть на "Академике" профессор Ерусалимский, крупный ученый в области морской геологии, но в остальном, не касающемся его специальности, человек довольно недалекий. Как-то он задал Кудоярову бестактный вопрос: - Смотрю и поражаюсь: зачем вы таскаете с собой капитана Ковальского, эти мощи? Ему уж лет сорок назад следовало бы уйти на пенсию. К тому же на "Академике" есть ЦВЭМ - цифровая вычислительная электронная машина, которая способна и без капитана привести судно из Ленинграда в Австралию. Евгений Максимович смерил высокоумного профессора уничтожающим взглядом:. - Товарищ Ерусалимский, вы напрасно отдаете предпочтение машине перед человеком. Я с уверенностью могу поручиться, что сорок самых хитрых машин не могут заменить одного капитана Ковальского. У них нет и не может быть одного качества - интуиции, которой обладает Лех Казимирович. Я сделал с ним не одно плавание и уверен, что он долго еще не сдаст. Ведь он из того поколения, когда на деревянных судах плавали железные люди. Позже, передавая мне этот разговор, Кудояров заметил: - Лех Казимирович совершенно одинок, семьей так и не обзавелся. Он - однолюб, все - и друзей, и семью заменяет ему море. Отнимите у него море - и он умрет от тоски. Евгений Максимович и Лех Казимирович - очень разные люди. Я много раз задавался вопросом: что так тесно связывает этих людей? Тут нечто большее, чем взаимная привязанность и дружба. Потом понял: их глубокая любовь к гидрокосмосу, который для них - живое существо. Этакое языческое поклонение Отцу-Океану. И еще - оба они неисправимые романтики. Я их отлично понимаю, ибо сам принадлежу к этому племени. И, наконец, о третьем главном действующем лице нашей экспедиции. Это не человек, хотя и носит человеческое имя "Академик Хмелевский". Это огромное сооружение, чудо советского судостроения, четырехпалубный дизель-электроход: длина свыше 200 метров, водоизмещение 19 тысяч тонн, мощность двигателей 20 тысяч лошадиных сил. Машинное сердце судна позволяет ему развивать скорость до 22 узлов и в короткие сроки добираться до любых районов Мирового Океана. Знакомство с "Академиком" - это увлекательное путешествие в мир самой современной и совершенной электроники и радиотехники. Особая гордость "Академика" - научные лаборатории, специализированные по самым различным отраслям знания. В них десятки научных работников с помощью очень точных и совершенных приборов могут глубже и глубже исследовать природу Океана, процессы в его водах, связь их с атмосферными явлениями, проникать во многие тайны "соленого континента". Свой вычислительный центр, грузовые и пассажирские лифты, киноконцертный и спортивный залы, поликлиника, словом, плавучий город науки и техники. Кстати, мощности бортовой электростанции вполне хватило бы для нужд небольшого города. Какое значение придают партия и правительство работе коллектива "Академика", видно хотя бы из того, что судно наше имеет приданный ему спутник, точнее - управляемый космический корабль "ОКО" ("Океан - Космос"), движение которого так согласовано с движением Земли, что он как бы висит над тем районом океана, где находится в данный момент "Академик". Эта космическая станция позволяет нам поддерживать беспрестанную и надежную связь с Центром, с институтом, да и вообще в любой час дня и ночи связаться с любым телефонным абонентом на территории Советского Союза. Контакт с "ОКО" и другими метеорологическими спутниками осуществляется с помощью параболических антенн. Они упрятаны в три огромных серебристых двадцатиметровых шара на верхней палубе, что придает кораблю совершенно экзотический вид. И еще следует добавить, что знакомство с "Академиком Хмелевским" - процесс довольно сложный и длинный. Чтобы обойти все его помещения, задерживаясь в каждом не более пяти минут, мне понадобилось трое суток. Я облазил судно от трюмов до клотиков, но нигде не нашел хотя бы намека на "Перехватчика ураганов". А ведь я точно знал, что аппарат находится на борту. Когда я спросил об этом Евгения Максимовича, он загадочно усмехнулся и похлопал меня по плечу: - Потерпите - узнаете. Я знал - когда Кудояров не хотел что-либо сказать, то добиваться этого бесполезно. Вот пока первая "морская тайна". Пресса "СКЕЛЕТ В ШКАФУ" Советский ученый, профессор Кирилл Румянцев снискал себе мировую известность своими смелыми и оригинальными проектами и идеями в области океанологии. О нем пишут много, но ни один из самых дошлых журналистов не может похвалиться, что взял у профессора Румянцева интервью или фотографировал его. У англичан есть поговорка "Скелет в шкафу", что означает тщательно охраняемую неприглядную семейную тайну. Загадка профессора Румянцева объясняется просто: еще в начале его научной карьеры у него в лаборатории во время рискованного эксперимента произошел взрыв. Большой толстостенный стеклянный баллон, который он держал в руках, разлетелся вдребезги. Глаза чудом уцелели, но лицо оказалось страшно изуродовано осколками. Понадобилось 19 операций на лице и постановка искусственной нижней челюсти, чтобы привести лицо ученого в относительный порядок. Но навсегда осталась непередаваемо уродливая маска Квазимодо - вот причина, по которой профессор Румянцев никому не показывается и не разрешает себя фотографировать... (Газета "Ивнинг ньюз", Лондон). Одновременно мюнхенская "вечерка" - "Абендцайтунг" порадовала своих читателей очередной сенсацией: "Как известно, никому из журналистов не удавалось до сих пор беседовать с профессором Румянцевым или сфотографировать его. Перед отплытием научно-исследовательского судна "Академик Хмелевский" из Ленинградского порта наш специальный корреспондент побывал на борту корабля и получил у него интервью. "Знаменитый ученый принял меня, - рассказал наш спец. корр., - в своей роскошно обставленной каюте. Наш корр.: Уважаемый профессор, надеюсь, что цель плавания вашего корабля не является секретом? Профессор Румянцев: Нет, почему же. Цель нашего научного похода - исследование Атлантиды, место гибели, которой я определил с достаточной точностью. Наш корр.: Любопытно было бы знать - каким путем? Проф. Румянцев: Гипотетическим путем. Могу заверить вас, что рассказ Платона об Атлантиде не является мифом. Наш корр.: А испытания "Перехватчика ураганов"? Проф. Румянцев: Я не знаю, о чем вы говорите. Дальше совершенная галиматья, так как "наш спец. корреспондент" никогда в Ленинграде не бывал. Фотографию "профессора Румянцева", на которой был запечатлен благообразный старичок с бородкой, шустрый корреспондент заимствовал из семейного альбома своей тетушки. ...А французский юмористический журнал "Канар аншене" ("Утка на цепи") откликнулся на газетную шумиху абстрактным рисунком. Подпись гласила: "Загадочная картинка. Где профессор Румянцев?" (отгадку см. на стр. 12). Читатель, обратившись к стр. 12, узнавал, что профессора Румянцева, на этой картинке вообще нет. Глава V. "ОКЕАН-ОКЕАННЩЕ" Проф. Аронакс: Вы любите море, капитан? Капитан Немо: О да, я люблю море! Море это все... Дыхание его чисто и живитель но... В его безбрежной пустыне человек не чувствует себя одиноким, потому что все время ощущает вокруг себя биение жизни. Мо ре - огромный резервуар жизни... Жюль Верн. "20 тысяч лье под водой" Океан в это утро полностью оправдывает свое название "Тихий". "Академик Хмелевский" режет носом воду, и она ложится по бокам форштевня двумя мягкими маслянистыми полудужьями. Жизнь на борту "Академика" начиналась рано. Впрочем, это сказано не совсем точно - жизнь на судне не прекращалась, ни на секунду. И в то время, когда ученые мужи разных специальностей и степеней и свободные от вахты члены экипажа мирно похрапывают в своих каютах, "Академик" продолжает вспарывать воды Тихого океана. Кораблю не страшны штормовые широты и тропическая жара: он оснащен успокоителями качки и установками для кондиционирования воздуха. В рубке вахтенный следит за временем и пространством. Тихонько жужжит репитер гироскопического компаса. Изредка пощелкивает электронный штурма" - всевидящий глаз корабля, и в квадратном окошечке его бесконечно тянется лента, на которой самописец показывает вычисленный машиной курс корабля, да в другом, круглом окошечке выскакивают цифры. Меняются каждые четыре часа вахты. Ни на секунду не прекращает деятельности вычислительный центр. И кажется, что "Академик Хмелевский" - это не сугубо земной научноисследовательский корабль, а огромный звездолет, мчащий пытливых астронавтов к далеким, неведомым и желанным мирам. Такое сравнение нередко приходило на ум Кудоярову, когда он в ночное время поднимался на верхнюю палубу: четыреста восемьдесят обитателей корабля связаны с родными домами только незримой нитью радиотелеграфной и радиотелефонной связи, но, как и на космическом корабле, Родина, кусочек Отчизны здесь, с ними - это территория "Академика Хмелевского", осененная советским флагом, с могучими двигателями и множеством самых современных и совершенных электронных и радиотехнических устройств, созданных руками советских людей. И корабль стремит их к главной цели - познанию Океана, необъятного и, в сущности, пока так же мало изученного, как и Космос. Таким образом, под началом жизни на борту "Академика" следует понимать начало рабочего дня научных сотрудников. Кудояров не любил сонь. "Во-первых, - говорил он, - много спать в тропиках - вредно, это расслабляет. Если вам хочется днем спать - примите холодный душ. Во-вторых, есть хорошая русская пословица: "Кто рано встает, тому кок прежде всех подает". Уже в 5.30 во всех душевых раздавались шум водяных струй, плесканье и фырканье, а вскоре научные сотрудники сидели в кают-компании за завтраком, кто хотел - за общим длинным столом, кто за отдельными столиками на четырех человек. Накормить такую большую семью было делом нелегким, и главный, кок Агафонов, поднявшись раньше всех, всегда оказывался на высоте положения, орудуя со своими подручными на камбузе, белизной и блеском не уступавшем научной лаборатории. В шесть часов, минута в минуту, заняли места во главе общего стола Кудояров и капитан Лех Казимирович. Этот морской патриарх восседал по правую руку от Кудоярова, облаченный в двубортный белый китель. Черный галстук подчеркивал первозданную белизну старомодных стоячих воротничков с отогнутыми уголками, какие еще во времена парусного флота назывались "лиселями"*. Так как подавляющее большинство научных сотрудников было людьми молодыми, то оживленный, хотя и нешумный разговор за завтраком носил преимущественно юмористический характер. Сегодня мишенью острот оказался Лев Маркович Киперфлак, прославившийся своей скаредностью. Злые языки утверждали, что он занимается упражнениями по системе йогов и ежедневно, закрывшись в своей каюте, стоит по два часа на голове. Сам Лев Маркович, кругленький, толстенький, дипломатично помалкивал, зная по горькому опыту, что ему не под силу дать отпор завзятым острословам, и ел сладкий пирожок с таким видом, будто это был последний пирожок в его жизни. Внезапно заговорил динамик, и все узнали голос радиста Курчавы: - Внимание, внимание! Говорит радиоузел дизель-электрохода "Академик Хмелевский". Через пять минут мы пересечем тропик Рака. Желающие полюбоваться на него могут собраться на левом борту. Просьба тропик руками не трогать. Попавшихся на эту удочку, разумеется, не оказалось, но шуточное объявление и зычный гудок возвестили о том, что корабль вошел в тропическую зону океана. "Батыр" поглядел на часы, поднялся и, улыбаясь, сказал: - Ну, хватит балагурить! Пора и за дела. В минуту кают-компания опустела. Все разбрелись по рабочим местам: кто в ионосферскую лабораторию, кто в гидрографическую, или термики моря, или по изучению космических излучений и атмосферных возмущений и так далее, и так далее (всего лабораторий на "Академике" было тридцать две). Словом, начался рабочий день "линкора науки" по программе, детально разработанной на вчерашней планерке. В каюту начальника экспедиции постучали. Вошел старший синоптик, долговязый и мрачноватый Скобелев со свернутой в трубку картой. - Что передает служба неба? - спросил Кудояров. - "ОКО" вышел на связь в 5.00, - отвечал Скобелев. - Товарищ Донец сообщает: в районе островов Галапагос сложились благоприятные условия для образования циклона... - Наша синоптическая сводка? - Вот, пожалуйста... - Скобелев развернул второй лист, поменьше. Кудояров с интересом рассматривал карту, испещренную разноцветными стрелками. Циклон еще находился в колыбели, но чувствительная аппаратура на борту "Академика" на расстоянии двухсот миль уловила инфразвуковые колебания. Эти колебания, или, на образном языке науки, "голос моря", несутся со скоростью звука, обгоняя ветер и волны, и служат верным предвестником зарождающегося урагана. - Да, да, очень интересно. Обе сводки совпадают, - сказал Кудояров, многозначительно взглядывая на Скобелева. - Знаете что, давайте сделаем рекогносцировку в этом районе. В самое пекло, конечно, не полезем, но пройдем по границе депрессии, произведем замеры. Я сам полечу. А вы как? - Я с удовольствием, Евгений Максимович. Размяться пора. - Лады. И корреспондента прихватим, ему интересно будет. Кудояров снял трубку телефона, вызвал старпома и приказал готовить вертолет. Через полчаса полетная группа собралась на корме. Утренний океан застыл в штилевой дремоте, просто не верилось, что в каких-нибудь двух часах полета начинали пробуждаться демонические силы ветра и волн. Об этом говорили сводки. В кормовой части корабля находился большой квадратный люк, задраенный гофрированной металлической крышкой. По знаку Кудоярова старпом включил скрытый двигатель, и половинки люка плавно откатились в стороны, открыв шахту. Специальный лифт подал из нее наверх платформу с гидровертолетом. Если "Академика Хмелевского" называли плавучим научно-исследовательским институтом, то вертолет можно смело было назвать "летающей научной станцией". Он имел специальные баллоны для посадки на воду, мощный двигатель, большой "потолок" и радиус автономного полета, "мини-лабораторию" послушный, надежный и, с точки зрения технической эстетики, красивый воздушный корвет. - Товарищ начальник экспедиции, корабль к полету готов! по-военному доложил пилот Андрис Лепет, сероглазый и белозубый, с небольшой черной бородкой, бронзово-загорелый крепыш. - Горючее? - На трое суток. - Аварийный запас? - Тоже. - Ну, что же, пора! - сказал Кудояров. И пока люди занимали свои места в вертолете, он обратился к капитану Леху; - Остаетесь моим заместителем. Будем к вечеру. Прошу обеспечить постоянную связь по радио. Ну, поехали, ваше величество, - добавил он, улыбаясь и кивая Андрису. - Долгие проводы - лишние слезы. Гидровертолет взмыл вверх, затем лег на заданный курс. Над ним стлалась безоблачная синева тропического неба, а внизу - палево-голубая гладь океана, словно смазанная маслом. Кудояров поглядывал то в иллюминатор, то в застекленный смотровой люк под ногами. - Эх, старина Океан-океанище! - задумчиво сказал он. Сколько в тебе добра, и... зла. Не правда ли, Андрей Сергеевич? - неожиданно обратился он к сидящему рядом Апухтину. Тот готов был лететь куда угодно и когда угодно и сейчас чувствовал себя на седьмом небе, сопутствуя такому научному светилу, как Кудояров. - Я тоже так думаю, Евгений Максимович! - несколько смущенно ответил он. - Диалектика!.. - Вот вы какие мудреные слова загибаете! - добродушно усмехнулся Кудояров. - А ведь в представлении некоторых невежд океан - всего лишь "мокрая пустыня". Какая бестактность по отношению к своей колыбели, из которой пращур наш выполз на берег многие миллионы лет назад. Кстати: знаете ли вы, что в ваших жилах бежит кровь Отца-Океана? Жидкостная среда человеческого организма по содержанию солей соответствует составу древнего Океана, из которого когда-то вышла жизнь. Кудояров помолчал. - Вы, конечно, читали "20 тысяч лье под водой"? - Спрашиваете, Евгений Максимович. Это была любимая книга моей юности. - А я и сейчас иногда перечитываю ее. Могу признаться, что именно благодаря этой книге я стал океанологом. Так вот, помните там капитан Немо поет хвалу морю? И добавляет, что глубины Океана - это зона мира. - Помню. - Капитан Немо говорит профессору Аронаксу: "Море не принадлежит деспотам. На его поверхности они еще могут сражаться, истреблять друг друга, повторять весь ужас жизни на суше. Но на глубине 30 футов под водой их власть кончается. Только в глубине морей человек поистине свободен, только здесь его никто не может угнетать!" Увы! за сто с лишним лет, прошедших со времен выхода в свет этого шедевра Жюля Верна, картина изменилась: отравленные щупальца милитаристов и неонацистов разных толков проникли в царство Нептуна и это, грозит планете новыми неисчислимыми бедствиями. Сегодня мы вынуждены сказать: не ищите спокойствия в недрах морей и океанов! В голосе Кудоярова зазвучали жесткие нотки, на лице появилось необычное для него ожесточенно-суровое выражение. - Все, чего касается империализм, оказывается как бы пораженным проказой, Я говорю о силах, которые стремятся милитаризовать недра Океана, начинить Абисс* смертоносными веществами, которые могут погубить все живое в этом резервуаре жизни. - Вы имеете в виду затопление бетонных контейнеров с отходами военно-химических производств? - спросил Апухтин. - Да, конечно. Доколе они будут дремать там, это еще вопрос. Как оно скажется на жизни Мирового Океана - трудно даже представить. Катастрофическое засорение океанских недр губительными химикатами огромной мощи и концентрации продолжается. Будем надеяться, что эти преступные действия все же потерпят крах. Тогда следующее столетие будет веком Океана, который беспредельно расширит возможности человека. Вы, безусловно, имеете представление о том, что такое демографическая революция? - Да, конечно, - ответил Апухтин, - через каких-нибудь двадцать с лишним лет население нашей планеты удвоится... - А через сто с небольшим лет, как заверяют футурологи*, достигнет сорока миллиардов. Вы когда-нибудь задавались вопросом: кто накормит эти грядущие миллиарды? - По совести сказать, я вплотную не задумывался над этим, - признался Апухтин, - но полагаю, что это сможет сделать химия. - Ну вот, и ответили первое, что пришло на язык, - сказал Кудояров. - Я нисколько не умаляю значения и возможности волшебницы-химии. Еще Ломоносов заметил, что она "далеко простирает руки свои в дела человеческие". Но думаю, что в первую очередь обеспечить пищей наших потомков призван Мировой Океан, великое богатство планеты, голубая житница человечества. Вы знаете, что он занимает семь десятых площади нашей планеты и содержит такие количества минеральных, растительных и животных богатств, которые при разумном их использовании могут считаться неисчерпаемыми. Но пока, к сожалению, гидрокосмос изучен хуже, чем Луна, и мы получаем от него лишь один процент наших пищевых ресурсов. Это - плохая диалектика, Андрей Сергевич! Ведь самые элементарные подсчеты показывают, что Океан способен прокормить людей в несколько раз больше, чем суша. Отсюда - огромное значение нашей науки - океанологии - для человечества. - Вашими бы устами да мед пить, - отшутился Апухтин. - Шутки шутками, а ведь вы доживете до того часа, когда человек прикажет Океану: "Слезам, откройся!" - и увидите города, фабрики, рудники и плантации на дне Океана. Наши пращуры вышли из Океана, и люди когда-нибудь уйдут в Океан. Вы готовы уйти в Океан, Андрей Сергеевич? - Мне что-то не очень хочется, - засмеялся Апухтин. Особенно сегодня. - Признаться, и мне тоже. Но нашим правнукам волей-неволей придется это сделать, потому что на суше им станет слишком тесно. Впрочем, эта тема тоже неисчерпаема, а нам нужно браться за дела. Приводняйтесь, Андрис, - обратился он к пилоту. - Будем брать пробы воды. Началась будничная лабораторная работа: анализы верхнего слоя океанской воды на плотность и соленость, замеры температуры и влажности воздуха на разной высоте, атмосферного давления. Помогали Кудоярову Апухтин и бортмеханик вертолета Яков Найдич. Дело спорилась. За работой неощутимо бежали минуты, и вертолет отмеривал по воздуху новые и новые мили, все больше удаляясь от корабля-матки. Это не смущало экипаж: радиосвязь с "Академиком" поддерживалась бесперебойно. В двенадцатом часу начали готовить к постановке радио-буй. Вертолет спустился к самой поверхности океана, по которой шла еле заметная зыбь и неподвижно завис над водой. Тут это и случилось. Из голубого марева на юговостоке вырвались три истребителя и на большой скорости понеслись к вертолету. Они шли строем треугольника и описали над воздушным кораблем большой круг. В самом факте" появления истребителей в этом районе не было ничего необычного, моряки советских торговых судов притерпелись к подобным "визитам". Но было обстоятельство, которое сразу заставило экипаж вертолета дасторожиться: ни один из самолетов не имел опознавательных знаков. - Товарищ Фомин, связь? - обратился Кудояров к радисту, опуская бинокль. - Есть связь! - встрепенулся радист. - Передавайте: "В 12 часов 32 минуты появились и облетывают нас три истребителя неизвестной национальности..." Ах стервецы, что делают! Истребители, развернувшись, пошли в лоб на вертолет и промчались над ним на бреющем полете в угрожающей близости. Провокационный смысл этих маневров был ясен: ведь на корпусе вертолета опознавательные знаки, указывающие национальность воздушного корабля и его научное назначение, были нанесены достаточно четко. "Прошли над нами в бреющем полете, - продолжал диктовать Кудояров. - Все эти действия можно рассматривать только как психическую атаку с целью запугивания... Приводняемся, ложимся в дрейф". Тем временем истребители снова развернулись и ушли туда, откуда появились - на юго-восток. Экипаж облегченно вздохнул. К несчастью, это не был конец инцидента. - Евгений Максимович, смотрите: возвращаются! - воскликнул Скобелев. Один из истребителей, действительно, возвращался. Все так же, на бреющем полете, прошел он над беззащитным вертолетом, и экипаж услышал, как что-то забарабанило по фюзеляжу. После этого истребитель повернул и исчез, уже окончательно. Найдич открыл дверку и полез наружу. - Подлецы, гангстеры чертовы! - донесся оттуда его голос, - Евгений Максимович, винт, к счастью, цел. Но баки... Радист передавал на борт теплохода: "Один из истребителей обстрелял нас из пулемета. Пробиты баки, горючее вытекло..." - Будем давать сигнал бедствия, Евгений Максимович? спросил Апухтин. - Нет, зачем же! - Кудояров укоризненно посмотрел на журналиста. - "Академик" подойдет сюда... Товарищ Фомин передавайте: "До вашего прихода безусловно продержимся на воде. Самочувствие экипажа бодрое. Наши координаты... Кудояров". "Идем!" - отвечал "Академик Хмелевский". Однако ни Кудояров, ни товарищи еще не предполагали, что им предстоит еще одна, столь же неожиданная и не менее неприятная встреча. В последней радиограмме с вертолета, принятой на борту "Академика", было сказано: "К нам приближается яхта под тринидадским флагом. Ложится в дрейф и спускает шлюпку..." На этом связь внезапно оборвалась, как ножом обрезанная. Это, понятно, вызвало на борту "Академика" серьезнейшую тревогу. ...Вскоре после обстрела на горизонте появилась большая морская яхта и, по-видимому, заметив вертолет, изменила курс и пошла к нему. Это было моторное судно современной конструкции тонн 400 водоизмещения, отличных пропорций и, вероятно, превосходный ходок. Легкий ветерок развевал на корме полотнище - красное с черной полосой по диагонали. - Да, тесновато становится в Тихом океане, - сквозь зубы заметил Кудояров. - Что поделать, Евгений Максимович, демографическая революция... - отозвался неунывающий Апухтин. Метрах в двухстах от вертолета яхта застопорила машины и легла в дрейф. В спущенной на воду вельбот спрыгнуло несколько человек. Через пять минут в кабину вертолета поднимались люди в синих робах, с желто-смуглыми скуластыми лицами, видимо, уроженцы Малайзии, все вооруженные. У пятерых были кольты, у шестого - новенький автомат. Недвусмысленными жестами они предложили экипажу покинуть вертолет и перейти в вельбот. Когда Андрис запротестовал и стал знаками объяснять, что им необходимо остаться, один из малайцев молча ткнул его пистолетом под ребро. - Ладно, Андрис, не связывайтесь. Посмотрим, что из всего этого выйдет, - сказал ему Кудояров. Малаец, покидавший вертолет последним, замешкался: прежде чем оставить кабину, он подошел к рации и несколькими ударами пистолетной рукоятки вывел ее из строя. Когда вельбот проходил за кормой яхты, Кудояров поднял голову и прочел ее название: "Королева". Ниже было указано место приписки судна - Порт-оф-Спейн. Пресса МИРАЖИ МИРОВОГО ОКЕАНА Многие напрасно думают, что миражи наблюдаются только в пустыне. По рассказам потерпевших кораблекрушение, несчастным, носящимся десятки суток на жалких обломках корабля или самодельном плоту по безбрежной равнине вод, видятся порой корабли, идущие на помощь, острова, одетые в зелень, где бьют ключи пресной воды - призраки, рожденные воображением людей. Однако в последнее время все чаще и чаще поступают сообщения очевидцев, преимущественно моряков. отнюдь не склонных к галлюцинациям, как принято говорить в юридических документах - "находящихся в здравом уме и твердой памяти". Явления, о которых пойдет речь, наблюдались в различных пунктах Атлантики, Индийского и Тихого океанов, главным образом - последнего, при ясной, штилевой погоде и хорошей видимости. Семюэль Уэбстер, капитан американского грузового парохода "Марк Твен" видел серо-стального цвета спину огромного чудовища, далеко превосходящего размерами крупнейшего кита. В таких же примерно выражениях рисует этот феномен второй помощник капитана с ямайского судна "Трепанг" Давид Мадраса. Иначе выглядит это явление в рассказе вахтенного с греческой яхты "Южный крест" Христо Порфираса. По его словам, увиденное им "нечто" можно было принять за рубку подводной лодки, таких параметров, что она могла принадлежать только подводному судну гигантских размеров. С этим сходятся и свидетельства ряда других очевидцев. В свете данных о последних находках, возможно допустить, что в глубинах океана обитает доселе неизвестное нам реликтовое существо, представитель морской фауны, живший миллионы лет назад. Что же касается варианта с подводной лодкой, то здесь обращает на себя внимание одно подозрительное обстоятельство: странный феномен наблюдается в стратегически важных пунктах Мирового Океана... Армян Дюверже (Журнал "Сьянс э ей", Париж). Глава VI. ДЕМОНЫ В ПОДЗЕМЕЛЬЕ - Скажите нам, кто вы такие, дьявол вас забери, и что вы тут делаете, разрядив шись, как черти на шабаш? Эдгар По. "Король Чума" Пустыня в штате Невада. Не требуется богатого воображения, чтобы представить себе каменистую равнину с землей какого-то неестественного сизого цвета, истязаемую солнцем и поросшую полынью, ведущей отчаянную борьбу за существование с безводной почвой. Далеко на востоке - гряда невысоких гор, отрогов Сьерра-Невады, столь же безжизненных и бесплодных, как сама пустыня. Пустыня никогда не радовала глаз человека. Единственное, что ее оживляет, - отличная автострада, по которой несутся машины, направляясь в Лас-Вегас, этакий развеселый городок азарта щраспутства, средоточие игорных домов, кабаре, баров, стриптизных заведений и других злачных мест. Но где-то на полпути от автострады отходит боковая ветка, ведущая в пустыню. Здесь на столбе красуется табличка с запрещающим знаком и надписью: "Частная собственность. Въезд запрещен". Куда ведет эта таинственная дорога? Кто и зачем создал ее здесь? После часовой езды на пределе спидометра глазам пилигрима открывается чудо, некая Мекка, ибо доступ неверным сюда наглухо закрыт. В самом сердце пустыни, за четырехметровой бетонной стеной шелестят листвой деревья, бьют фонтаны, а посредине парка высятся хоромы: двухэтажное здание из красноватого дикого камня. Первый этаж отделан в нарочито "ковбойском" стиле: в холле очаг из грубого отесанного камня, медвежьи шкуры на стенах, охотничье оружие. На втором этаже живет сам хозяин. Близ дома расположены гаражи, посадочная площадка для вертолетов, конюшни (для любителей верховых прогулок в горах). Администрация штата была приятно удивлена, когда мистер Джереми Брук обратился к ней с предложением продать ему пятьсот акров пустыни, и сочла бы его за помешанного, если бы не знала, что мистер Брук крупнейший финансист и весьма видная фигура в промышленном мире. Сделка состоялась, и мистер Брук стал владельцем изрядного курса пустыни по цене 10 долларов за акр*. Затем на кусок земли, непригодный даже под кладбище, пришли люди - мастеровой народ. Они проложили дорогу, выстроили эти хоромы, навозили машинами толстый слой плодородной земли, пробурили артезианские скважины и с большой глубины добыли хрустальную воду недр. Они щедро оросили этот участок и пустынная земля воскресла из мертвых. Завезенная роща деревьев принялась и дала благословенную тень. При взгляде на этот оазис прежде всего в голову приходит мысль, что создание его стоило безумных денег. Но затраты не представлялись мистеру Бруку препятствием, состояние его выражалось астрономической цифрой. Сам владелец называл оазис скромно "Мое ранчо" и уверял, что это атомное бомбоубежище. Так оно и было на самом деле. Скоростной лифт доставлял избранных друзей хозяина на глубину ста метров. В противоположность ковбойско-спартанской обстановке "ранчо" убежище было оборудовано с ультрасовременной роскошью. Это не был какой-нибудь индивидуальный закуток, какие строят для себя и семьи бизнесмены третьего сорта, а обширный комплекс апартаментов: кабинеты, спальни, бары, ванные и душевые, кухни, биллиардная, библиотека, продуктовый склад с холодильниками, винный погреб, словом, все необходимое для пребывания и приятного провождения времени здесь полсотни людей и обслуживающего персонала по меньшей мере в течение двух лет. Система вентиляции и концентрирования воздуха была оборудована радиационными фильтрами и потому позволяла пользоваться наружной атмосферой. Даже, если бы система вышла из строя, в запасе имелось автономное устройство, обеспечивающее нормальные условия для дыхания, с установкой для получения кислородно-азотной смеси и батареями, поглощающими углекислоту. Воду обеспечивала специальная артезианская скважина, не связанная с поверхностью. В то самое время, когда в Москве проходил симпозиум океанологов, хозяин "ранчо" принимал гостей. С тех пор, как закончилось строительство, автострадой почти не пользовались, гости в большинстве прибывали сюда на вертолетах, ночью, как ведьмы, слетающиеся на шабаш. Лифт уносил их вниз, в подземелье. Приняв ванну и приведя себя в порядок, гости направлялись в просторный холл, который правильнее было бы назвать конференц-залом. Здесь царили приятные полусумерки: верхнее освещение выключено и источником света являлся, по оригинальному замыслу дизайнера, большой овальный стол в центре зала, покрытый толстым зеркальным стеклом, подсвеченным снизу голубыми люминесцентными лампами. Стол окружали удобные глубокие кожаные кресла, числом тринадцать. Так как хозяин был любителем живописи, стены украшали картины, все - подлинные шедевры кисти старых мастеров: Рубенс, Веласкес, Гойя, два пейзажа Якоба ван Рейсдаля. И среди них сверкала в золоченой раме, как драгоценный камень в оправе, знаменитая "Гитаристка" великого Яна Вермеера из Дельфта, полная живого света и воздуха. Она оценивалась в шесть миллионов долларов. Все эти картины были в свое время похищены из европейских музеев. Интерпол* который уже год безуспешно разыскивал их. Гости неторопливо рассаживались за столом с винами и дорогими сортами вики, сифонами содовой, тарелками с сандвичами и печеньем, коробками сигар. В общем - вовсе не деловой слет, а этакое дружеское застолье солидных, упитанных джентльменов, среди которых были даже бригадный генерал в мундире при всех регалиях и три сенатора. Среди этих безукоризненно выбритых и столь же безупречно одетых финансовых и промышленных тузов оригинальное исключение составлял старик в засаленном мятом пиджаке и сорочке не первой свежести, без галстука. Сильно поношенные брюки украшала внизу бахрома. Его можно было принять за мусорщика, невесть как затесавшегося среди гостей. И, прежде всего, бросалась в глаза его прическа, выглядевшая так, будто над ней орудовал вдребезги пьяный парикмахер: целые участки пегой шевелюры были выхвачены клочьями. Однако ни у кого это не вызывало и тени улыбки, все знали, что достопочтенный Сэмюэл Гант в целях экономии стрижет себя сам. Вообще о скаредности этого современного Креза ходили совершенно фантастические слухи. Но, глядя на сальные пятна на лацканах его пиджака, никто не позволял себе усмехнуться: мистер Сэмюэл Гант был одним из пяти самых богатых людей капиталистического мира. Хозяину, мистеру Джереми Бруку, точнее - Бруку IV (он являлся четвертым в могущественной династии нефтяных королей), мужчине тоже в летах, не было надобности стричься самому его конусообразный череп был гол, как невадская пустыня. Впрочем, морщинистое лицо и скрипучий голос не лишали его известной представительности: вел он себя как радушный тамада. Справа от мистера Брука сидел полный человек с лицом, сильно побитым оспой; когда он опускался в кресло, можно было заметить, что вместо правой ноги у него протез. Хотя он был в штатском и. воинских званий не имел, он прибыл на вертолете с опознавательными знаками военно-воздушных сил. К нему, этому "генералу в пиджаке", обращались подчеркнуто уважительно: в высоких кругах мистера Эдвина Меллера называли "ракетным апостолом". Именно он, в частности, выдвинул идею нейтронной бомбы, когда еще никто и не помышлял об этом виде оружия. За ним следовали: по часовой стрелке - Уильям Юз, миллиардер, владелец комплекса предприятий военной электроники, прозываемый "человек-тайна", ибо никто, кроме присутствующих, не мог похвалиться, что когдалибо видел его в лицо. Густая черная борода скрывала многочисленные шрамы на его лице, полученные во время авиационной катастрофы; затем угрюмо-благообразный техасец Ричард Шэннон, высокий сановник "невидимой империи" Ку-клукс-клана, носивший соответственно пышный и устрашающий титул "Великого дракона"; затем жилистый субъект, прибывший вместе с мистером Меллером и носивший фамилию Смит. Никто не сомневался, что это стандартное имя не более как маскировка, ведь Смитов в США - пруд пруди, как Ивановых в России. Впрочем, высказывать подобные сомнения было бы неуместно: он представлял зловещее учреждение, протянувшее свои отравленные щупальца во многие страны мира. Слева от хозяина в непринужденной позе расположился гость с мясистой грубой физиономией, личность весьма примечательная - Гаэтано Лукнезе, по прозвищу "Трехпалый Га", один из "крестных отцов" американской мафии "коза ностра"*. Он принадлежал к числу тех главарей организованного уголовного мира, которые, не оставляя своего ремесла, помещали капиталы в какойлибо легальный бизнес, крупный, надежный, дающий сто процентов на каждый вложенный доллар. И затруднительно было сказать, кто перед вами: то ли бандит с руками по локоть в крови, то ли капитан промышленности... Был здесь Хайрам Мозеруэлл, представитель оружейного бизнеса, снабжавший оружием и военным снаряжением реакционные режимы Латинской Америки и Африки. У него можно было приобрести по сходной цене и в любом количестве все, что угодно начиная от автоматов израильского производства и кончая танками и самолетами последних образцов. "Я не Торгую старомодной рухлядью, - самодовольно заявлял он, - все - самого первого сорта!" Рядом с этим торговцем смертью восседал грузный, жирный мужчина - мистер Барух Зальцман, израильский финансовый магнат, один из лидеров сионистского большинства в кнессете*, отличавшийся исключительным нюхом на всякую антисоветчину. Стоило где-нибудь запахнуть ею, как он уже был тут как тут. Был здесь и один из заправил "Общества Джона Бэрча" *. Вкупе же, в определенных, очень узких кругах, этот странный симбиоз именовался "Золотая лига". Всего за столом находилось двенадцать человек, тринадцатое кресло пустовало. Некоторое время царило молчание, нарушаемое только шелестом невидимых вентиляторов да журчанием виски, наливаемого в бокалы. Наконец мистер Брук поглядел на часы. - В чем дело? - недовольно проворчал он. - Я до сих пор не вижу среди нас нашего тринадцатого уважаемого собрата... Мистер Брук нажал кнопку звонка. Тотчас вошел лакей. Впрочем, и не лакей вовсе. Слуги на время совещания были удалены наверх, и их роли выполняли два преданных телохранителя Лукнезе. Брук осведомился: прибыл ли тринадцатый. Мафиозо, почтительно склонившись к его уху, шепнул, что тринадцатый прибыл, незамедлительно будет, и удалился. Действительно, не прошло и тридцати секунд, как в дверях появился долговязый, крепкий мужчина с кирпично-красным лицом. К его экипировке не мог бы придраться самый взыскательный портной. Пышная каштановая шевелюра (вероятно, парик) и большие черные очки призваны были скрыть его истинный облик. - Добро пожаловать, герр фон Штайнер, - приветствовал его мистер Брук. - Ваше кресло ожидает вас... - Прошу извинить, господа, - сказал тринадцатый, делая общий полупоклон. - Я ехал на машине. - Надеюсь один, без шофера? - Конечно. Мистер Брук обвел взглядом сидящих, и ему пришли на ум строчки из песенки Беранже "Тринадцать за столом". Он был человеком начитанным, но отнюдь не суеверным, поэтому удовлетворенно потер руки и хмыкнул. - Начнем, пожалуй? Возражений нет? - скрипуче спросил он. - Итак, сегодня нам предстоит обсудить три вопроса: о выступлении еженедельника "Атлантический курьер", затем - о профессоре Румянцеве и третье - об очередных взносах членов "Лиги". Речь шла о статье в прогрессивном еженедельнике. Автор ее, журналист Стетсон Кеннет, выступил с сенсационным разоблачением, которое не на шутку встревожило мистера Брука и его коллег. Кеннет приподнял занавес над гнусным заговором против человечества. "Есть мафия уголовная и мафия научная - я подразумеваю "генералов в пиджаках" с учеными званиями, работающих на военно-промышленный комплекс. Есть мафия военная. Все это сливается в мафию политическую - я имею в виду деятельность так называемой "Золотой лиги", этой Лернейской гидры*, продюсеров и режиссеров зловещего спектакля, именуемого "антикоммунизм". "Известно, - так писал Кеннет, - что в нашей стране существует и открыто действует около двух тысяч ультраправых, реакционных, профашистских и откровенно фашистских обществ и организаций. Но по масштабам своей деятельности, по финансовым возможностям, по участию в военно-промышленном комплексе, влиянию в высших эшелонах власти, "Лига" далеко превосходит упомянутые организации, вместе взятые. Членов "Лиги" объединяет звериная, оголтелая ненависть к Советской стране и странам социализма; любое зло и преступление, если оно служит этой цели - для "Лиги" приемлемо. След ее главарей запутан, а подчас неуловим, как полет летучей мыши в безлунную ночь. Нередко агентура "Лиги" действует под вывеской вполне легальных организаций, вроде благотворительного "Братства добрых самаритян" *, с отделениями в Латинской Америке и некоторых странах Африки. Филиалы в Европе маскируются под "Клубы для игры в сабаланг" (эта новая азартнаякарточная игра с быстротой вирусной эпидемии расползлась по всему свету), то выступает под видом ассоциаций владельцев отелей, или всевозможных "фондов". Назову, например, "Фонд Морли" для нуждающихся студентов и "Фонд Роббинса" для помощи безработным. Все это не что иное, как демагогические поползновения купцть души неимущих и голодных людей за грошовые подачки и чашу чечевичной похлебки. Зато это дает возможность "Лиге" внедряться во многие стороны общественной жизни. После известных соглашений между США и СССР начали устанавливаться полезные контакты в исследовании космического пространства и других областях науки и техники, в сферах культуры и торговли. Несколько крупных промышленных фирмзаключили с Советским Союзом взаимовыгодные контракты. Эти мирные связи отвечают взаимным интересам двух великих держав. Но верхом наивности было бы полагать, что с антикоммунизмом можно покончить, как говорится, одним махом. Фанатики "горячей" войны, конечно, не сложили оружия и было бы опасной недальновидностью забывать об этом"... Как говорится, одному аллаху ведомо, каким образом проник Кеннет в эту тайну, но факт остается фактом: опубликованные им сведения соответствовали действительности. Он осмелился даже назвать имена трех членов "Лиги" - Юза, Лукнезе и сенатора Пендергаста. Коллеги предупреждали Кеннета, что публиковать эти разоблачительные материалы равносильно самоубийству, уговаривали его, на худой конец, подписаться псевдонимом и возможно быстрее "покинуть страну. Но Кеннет ограничился тем, что отправил жену и двоих детей гостить к родственникам в Шотландию, а сам неустрашимо ринулся в бой с открытым забралом: под статьей стояла его подлинная фамилия, достаточно известная. Напомнив вкратце присутствующим содержание статьи, мистер Брук обратился к Лукнезе: - Что скажет уважаемый собрат по этому поводу? Скоро ли мы будем читать обещанное редакцией продолжение статьи? Лукнезе невозмутимо ткнул в пепельницу окурок сигары. - Продолжения не будет. - А яснее? - Этот газетчик исчез. Вчера вечером при выходе из редакции он бесследно растворился в осеннем тумане. Об этом должно быть в сегодняшних утренних газетах. - О'кэй. Эти щелкоперы, как слепни,- будут зудеть, пока не прихлопнешь. Что сталось с ним? Лукнезе пожал плечами. - Я не ясновидящий, но догадываюсь, что труп Кеннета, засунутый в бочку с цементом, покоится на дне какого-нибудь водоема. - Но может быть у редактора имеется продолжение статьи? - Продолжение статьи вот... Лукнезе небрежно бросил на стол пачку исписанных на машинке листков: - Этот самонадеянный писака не понимал, что такие взрывоопасные материалы нужно держать в банковском сейфе, а не в кармане пиджака. - Может быть у этого Кеннета сохранилась копия дома? спросил "Великий дракон". - В этот же вечер загородный коттедж Кеннета сгорел дотла. По заключению пожарной инспекции от неисправности электропроводки. - Чисто сработано, - заметил мистер Брук. - Не представляю только, как сведения о "Лиге" могли просочиться в печать... - Я думаю, - отвечал Лукнезе, - что выяснение вопроса о связях Кеннета лучше всего поручить мистеру Смиту. Смит молча наклонил голову: будет сделано. - С этим покончено, - возгласил мистер Брук, - Что у нас с профессором Румянцевым, мистер Смит? Смит выпрямился в кресле, повертел в руках бокал с бренди, одним глотком допил его содержимое и заговорил: - Это дело неизмеримо сложнее. Кеннета никто не охранял. А тут - какая-то стена. Учтите, что Румянцев находится на территории своей страны. Не говоря уже о данных об его открытии, даже фотографию профессора пока не удалось заполучить. Наши лучшие асы оказались бессильны. Следовательно, главным и основным источником необходимой нам информации должен послужить сам Румянцев. - Но вы же сию минуту сказали, что на своей территории он недосягаем. - Удалось установить, что профессор Румянцев должен возглавить экспедицию в Тихий океан на научно-исследовательском судне "Академик Хмелевский". Цель - эксперименты со своим "Перехватчиком ураганов". Прибрать его к рукам, сами понимаете, операция чрезвычайно сложная. Но учитывая огромную, я бы сказал - сверхестественную мощь его установки, игра стоит свеч. Брук оживился. - Конечно, конечно! Но необходимо, чтобы "Лига" была здесь как бы ни при чем. Похищение Румянцева должно выглядеть как частная инициатива. Раздались одобрительные восклицания. - Кому же можно поручить эту операцию, как вы думаете? Смит задумался, и тут подал голос Лукнезе. - Я думаю, лучше всего - мадам Вонг. Брук: - А она справится с таким деликатным поручением? Лукнезе: - Вы плохо знаете, на что способна мадам, мистер Брук. Это сам дьявол в юбке. Признаюсь, что даже я, оставаясь с нею с глазу на глаз, чувствую себя не в своей тарелке. Брук: - Согласен. Итак, акция, назовем ее условно "Операция "Мышеловка", поручается мистеру Смиту и синьору Лукнезе. Кто за? Принято единогласно. Тут неожиданно вскочил генерал. Лицо его, и так апоплексически красное, приняло свекольный оттенок. - Дайте мне это, - завопил он, потрясая сжатыми кулаками, - дайте мне это (он подразумевал под "этим" открытие профессора Румянцева), и я в три дня покончу с Советским Союзом и странами социализма. Я буду убивать, убивать и убивать! Я смету с лица земли Москву, Прагу, Софию и Белград! Мир этот враг номер один, будет разбит по всем позициям. Тогда, скрипнув протезом, вскочил мистер Меллер, большой любитель поспорить. - Уважаемый мистер Баттон несколько смещает акценты, заявил он. - "Враг № 1 - не мир, а коммунизм... Баттон и Меллер вперили друг в друга горящие взоры, что предвещало начало ожесточенной дискуссии. Но мистер Брук одной репликой погасил готовый разгореться спор. - Джентльмены, джентльмены! - он постучал о бокал маленьким молоточком из орехового дерева. - Следует понять, что мир и коммунизм - понятия, между которыми можно поставить знак равенства. Коммунизм означает полное и всеобщее разоружение и вечный мир. И в своей однозначности это и есть враг номер один. После столь исчерпывающего объяснения генералулюдоеду и "ракетному апостолу" только и оставалось, что опуститься на свои места. - Третий вопрос, джентльмены: пришла пора пустить шапку по кругу. Я говорю об очередных взносах. Дела благотворительные не ждут. Мистер Брук извлек откуда-то из-под столешницы коричневую кожаную папку. Из карманов "добрых самаритян" появились чековые книжки. Каждый выписывал чек и перебрасывал его по столу председательствующему. Цифры стояли разные, но все круглые, по большей части с четырьмя нулями. Процедура не заняла много времени, только Смит, Лукнезе и фон Штайнер не пошевелились, хотя чековые книжки, разумеется, имелись и у них. Да замешкался мистер Гант, которцй долго кряхтел, почесывая кончиком авторучки в своей сногсшибательной шевелюре. Он последним подписал свой чек. Мистер Брук посмотрел чеки и записал на листе суммы взносов (размер их был строго добровольным). Он уже хотел подвести общий итог, но, взглянув на чек мистера Ганта, поднял брови и поморщился: там стояла единица с тремя нулями. - Достопочтенный брат, видимо, ошибся. Или забыл как велика советская угроза. Разрешите вернуть ему чек для исправления. Здесь не торгуются. Мистер Гант снова достал ручку и со скорбным выражением выписал новый чек, прибавив к сумме справа еще один ноль. Мистер Брук снова поморщился, но только досадливо вздохнул и стал подытоживать. Получилась внушительная цифра, уже с шестью нулями. - Один чек на 100 тысяч долларов мы вручаем брату Смиту, другой на столько же - брату Лукнезе как аванс на проведение операции "Мышеловка". Прошу их не стесняться в расходах. Все остальное я предлагаю герру фон Штайнеру. Возражений нет? Прошу поднять руки. Нет, нет, по одной руке, я не собираюсь отбирать ваши бумажники (мистер Брук был не лишен чувства юмора и повторял эту шутку всякий раз, когда ему приходилось проводить голосование). Единогласно. Он сложил чеки стопкой и попросил передать их фон Штайнеру. - Уважаемый брат, просим принять этот дар на нужды сельскохозяйственной колонии "Нибелунги". - Искренне благодарен членам "Лиги" за этот акт милосердия, - заявил немец, вставая и кланяясь. Некоторое время все сидели молча, исполняясь приятным сознанием выполненного долга. Стол-светильник излучал мертвенное голубоватое сияние и подсвечивал снизу физиономии "братьев", кладя на лица их глубокие тени, придавая им нечто фантастическое, неживое, превращая их в какие-то гротескные персонажи адского театра теней. Документы НСДАП* Секретная штаб-квартира. Директива 84-Ц Совершенно секретно Господину доктору Альбериху. О ВЗАИМООТНОШЕНИЯХ С "ЗОЛОТОЙ ЛИГОЙ" Само собой разумеется, что "Золотая лига" никогда и ни при каких обстоятельствах не должна быть посвящена в доктрину "Талассократия"* и планы нибелунгов. После договора с "Лигой" руководители ее считают, что мы работаем на "Лигу", являемся, так сказать, ее сателлитами, наравне с Ку-клукс-кланом, сионистами и др. Оставим "Лигу" в этом приятном заблуждении. Наша задача в данном случае в том, чтобы использовать "Лигу" и весь ее аппарат в наших целях; через нее лежит путь к оснащению подводных станций ядерным оружием, а также к открытию профессора Румянцева, на основе которого мы создадим оружие возмездия, о котором мечтал незабвенной памяти фюрер. "Лига" полагает, что мы нуждаемся в средствах. Не разочаровывайте ее в этом заблуждении и принимайте предлагаемые суммы. Хохайтстрегер*, бригадефюрер СС Зигфрид Цванцигер. Отпечатано в трех экз. Данный экземпляр тотчас по прочтении сжечь. Глава VII. ЖЕНЩИНА В МАСКЕ Положительно, от этой женщины пахло порохом. Р. Л. Стивенсон. "Сент-Ив" Один за другим Кудояров и его товарищи поднялись по трапу, и конвоиры провели их по тиковой, гладкой как зеркало палубе, в носовую часть судна, в роскошно отделанный салон. Пол покрывал настоящий персидский ковер, стены были обиты изумительной индийской парчой "Мазхар" - "Серебряная зыбь", а над столом полированного розового дерева медленно вращались крылья огромного опахала. На столе стояли бутылки с раззолоченными этикетками, тут же были бокалы и меж них разбросаны карты, кости и деревянные рогульки для какой-то азиатской игры. Но самым примечательным в салоне были находившиеся здесь лица, судя по всему, хозяева яхты. Около стола стояла женщина в полуазиатском костюме: синяя шелковая кофта со стоячим воротником и широкими рукавами, затканная золотыми драконами и застегнутая на бриллиантовые пуговки, гладкая темная максиюбка, из-под которой выглядывали парижские туфли на непомерно высоких каблуках. Высокую прическу украшали резные гребни. Она была довольно стройна, хотя уже далеко не молода. Точно определить возраст было трудно, так как лицо ее скрывала маска. Бросались в глаза необычайно длинные ногти на руках, покрытые жемчужным маникюром, и - предмет особого шика - с золотыми футлярчиками на Мизинцах. В левой руке она держала полуметровый бамбуковый мундштук, в котором дымилась сигарета, распространявшая приторный сладковатый запах. Этим запахом, казалось, был пропитан весь салон, вплоть до шторок на иллюминаторах. Рядом с ней в глубоком и низком кресле, обитом той же парчей, сидел смазливый юнец с лимонной кожей и каким-то странным отсутствующим взглядом, одетый в тропический костюм из кремового шелка - то ли муж, то ли любовник, то ли сын. С минуту женщина в маске с любопытством рассматривала пленников. В Кудоярове она сразу признала руководителя и обратилась к нему. - Вы говорите по-английски? Голос был хриплый. Кудояров сделал отрицательный знак. Скобелев недоуменно покосился на него: уж он-то знал, что начальник экспедиции прекрасно владеет английским. Но у того были, видимо, свои соображения на этот счет, и члены экипажа приняли это к сведению и тоже промолчали. - А по-французски? - Да. - Вы русские, господа? - Русские, но не господа. - Вы - профессор Румянцев? - Нет, вы ошибаетесь. Мадам отшатнулась, на лице ее выразилось явное разочарование. - Как не профессор Румянцев? - Да нет же, повторяю. Я - Кудояров, доктор географических наук. - А где же Румянцев? - Насколько мне известно, он находится сейчас в Лапуте*, - с невозмутимым видом отвечал Кудояров. - Зачем же вы тогда в этих водах? - Вам это следовало бы знать, сударыня: нужно быть слепым, чтобы не заметить на фюзеляже вертолета цвета флага моей родины и надпись "Совет юнион". Наш вертолет приписан к научно-исследовательскому судну "Академик Хмелевский". Как и зачем мы попали в эти воды - отчитываться перед вами не обязаны. Лучшее, что вы можете сделать, - немедленно доставить нас обратно. - Однако вы рассуждаете довольно смело! - Нет, очень логично. Судя по тому, что произошло с нами сегодня, пиратство продолжает процветать на морях, с той только разницей, что к нему, не в пример шестнадцатому веку, прибавилось еще пиратство в воздухе. Теперь я хочу задать вам несколько вопросов... - Прошу прощенья, мсье, - неожиданно вмешался лимонный юнец, - но задавать вопросы здесь имеет право, как королева, только мадам. Вы должны отвечать... И он, и мадам говорили по-французски с ужасающим китайским акцентом, в то время как Кудояров, много раз бывавший во Франции, изъяснялся как истый парижанин. - Нет, я буду спрашивать и требовать ответа, - жестко сказал Кудояров. - Что вы хотите от нас? Мы потерпели аварию, но вас на помощь не звали. Что за странные действия: почему вы вывели из строя нашу рацию? Зачем силой привезли нас сюда? И что это вообще за маскарад? Отвечайте, я жду! В ответ раздался хриплый смех. - Я не шучу с вами, - продолжал Кудояров, внутренне свирепея. - Должен сообщить вам, что мы успели дать радиограмму на наше судно, и оно полным ходом идет сюда. Это, правда, мирное судно, но оно располагает средствами, чтобы заставить вас уважать законы мореходства и международное право, слышите вы! Вам не тягаться с "Академиком": на нем есть локаторы дальнего действия, мощная лазерная установка, и он развивает ход до 22 узлов. Усмешка исчезла с уст женщины в маске. Она сказала что-то на незнакомом наречии одному из малайцев, и тот поспешно метнулся вон из салона. Через минуту судно вздрогнуло и завибрировало: это были запущены двигатели и яхта, набирая скорость, уходила от места происшествия. - А вертолет?! - уже не сдерживая себя, рявкнул Кудояров. Женщина в маске затянулась и выпустила клуб дыма - на Кудоярова дохнуло все тем же отвратительным сладковатым запахом. - Учтите, мсье, что не в наших правилах оставлять свидетелей, - медленно произнесла она. Наступила минута молчания. Женщина в маске вглядывалась в лицо Кудоярова, в то время как он и его товарищи мучительно догадывались: какая связь могла быть между налетом неизвестных истребителей и этой гангстерской яхтой? - А ведь это действительно Кудояров, - вдруг вмешался юнец, - я видел портрет этого господина в кинохронике, тот самый, который объявил войну тайфунам... - Я прежде всего - гражданин Советского Союза, - сказал Кудояров, - и могу заверить, что моя страна достаточно сильна, чтобы не дать в обиду меня и моих товарищей... - Ах вот как! Вы угрожаете? - Евгений Максимович, - вполголоса сказал Скобелев, приглядитесь: ведь она под турахом... И вдруг Кудоярову все стало понятно: и неестественный блеск глаз "мадам", и ее вычурные жесты, и этот отвратительный запах, и бессмысленный взгляд ее спутника. Оба были под действием сильного наркотика. - Теперь и я догадался, кто вы, - сказал начальник экспедиции. - Вы мадам Вонг. В Гонконге и Макао я видел полицейские объявления, где за вашу фотографию предлагается вознаграждение в 10 тысяч фунтов... Да, это была мадам Вонг, она же Сейкаку, за которой много лет охотились власти Японии, Тайваня, Филиппин и Португалии. Бывшая танцовщица в ночном кабаке Гонконга, красавица Шан после замужества стала первой помощницей Вонг-Кунг-Кита, скупщика краденого, шантажиста, шпиона и пирата, а после смерти мужа - наследницей "дела". Покойный супруг ввел ее в тайное общество "Гяньхэхой" ("Триада"), могущественный гангстерский синдикат, своего рода "китайскую мафию". Она прошла всю лестницу преступлений, начиная с открытого разбоя в дальневосточных морях и Тихом океане. "Москитный" флот мадам Вонг насчитывал около сотни судов-джонок, торпедных катеров и небольших канонерок, отлично вооруженных. Морские страховые компании отказывались возмещать убытки "за содеянное богом и мадам Вонг". Затем предприимчивая мадам переключилась на контрабанду золота, потом перешла к самому прибыльному, "адскому" бизнесу и завоевала титул "королевы наркотиков". Где-то в горах Таиланда на нее работала тайная фабрика, на которой вывезенные из Европы специалисты перерабатывали опий в морфий, и героин. Отсюда эти наркотики, а также самый страшный и самый модный "наркотик безумия" - ЛСД-25, через сеть мадам Вонг распространялся в странах Азии и обеих Америк, отравляя, лишая трудоспособности и безвременно сводя в могилу десятки тысяч людей. В конце концов на нее обратил внимание шеф разведывательных органов одного большого заокеанского государства. Через специального эмиссара, командированного в Гонконг, мадам Вонг дали понять, что ей целесообразнее всего будет переключиться на помощь "свободному миру" в борьбе с коммунистической опасностью в странах Азии и Дальнего Востока. С этого времени мадам Вонг стала получать некоторые деликатные задания. Такова была "королева наркотиков"... Наступила долгая, томительная пауза. И тут Кудояров пустил в ход неожиданный козырь. - Учтите, мадам Вонг, что среди нас находится лицо королевской крови, - сказал он, указывая на Андриса. Тот сразу схватил мысль Кудоярова и повел себя соответственно: выпрямился, выставил вперед "лучшую ногу" и постарался придать своей физиономии и осанке максимум внушительности. - Не может быть! - ахнула мадам Вонг, а юнец даже приподнялся в кресле. - Покажите, ваше величество! - обратился с поклоном Кудояров к Андрису. Андрис достал из кармана записную книжку и, покопавшись в ней, извлек газетную вырезку. Как ни удивительно, но августейшее происхождение Андриса Лепета вовсе не было шуткой или розыгрышем в стиле кают-компании "Академика". В самом деле, в жилах его текла самая что ни на есть королевская кровь потомка королей древнего балтийского племени ливов. История племени уходила в глубь веков, и к нашему времени в живых оставалось всего около тысячи ливов, которые растворились среди латышей и уже, по существу, ничем от них не отличались. Андрис все это знал и рассматривал этот факт, как курьез в своей биографии: ведь все его прадеды, деды и отец были простыми рыбаками. Так бы и осталось это забавным эпизодом семейной хроники, если бы однажды в рыболовецкий колхоз "Саркана бака", один из самых передовых в Латвии, не заглянул столичный корреспондент. Он-то и прославил на весь Советский Союз старшего механика рыболовного траулера, ударника коммунистического труда Андриса Яновича Лепета, "его величество Андриса I"... Потом, когда Андрис переквалифицировался на вертолетчика и вошел в штат "Академика", ему довелось побывать в Марселе, куда судно зашло для мелкого ремонта. Репортеры хлынули на борт флагмана советского научного флота и долго с восхищением расписывали самый большой и самый совершенный в мире корабль науки. Тут кто-то из репортеров, вероятно, самый дошлый, докопался и до биографии Андриса. На время эта сенсационная находка чуть ли не затмила сам корабль. Как же: лицо королевской крови - в роли моряка и летчика, рядового труженика! Его величество - член Коммунистической партии! Вот эту вырезку из французской газеты с собственным портретом Андрис с видом величайшего достоинства вручил своему начальнику, а тот предъявил ее мадам Вонг. Кудояров отлично учел психологию подонков, с которыми имел дело, и понимал, что их учеными званиями не прошибешь. Так вот - нате, выкусите! Курьез, который до сих пор не принимался всерьез, должен был спасти жизнь Андрису и его товарищам. Мадам и лимонный юнец ошалело таращили глаза то на портрет, то на Андриса. Что происходило в их мозгах, отупевших от алкоголя и наркотиков, трудно было представить. - Хорошо! - выдавила из себя наконец мадам Вонг. - Вы получите свободу. При условий, что никто и никогда не узнает об этом инциденте. Пусть его величество даст клятву... - Она хочет, чтобы вы дали слово не разглашать этот случай, - сказал Кудояров Андрису. - Я думаю, что этого делать не следует. Андрис покачал головой: - Конечно, нет. Эта сволочь не должна остаться безнаказанной. Кудояров поклонился в пояс и церемонно обратился к мадам Вонг. - Его величество не может дать такой клятвы. - Так. Тогда подождите. Малайцы вывели всю группу в коридор. Стоя за дверью, Кудояров слышал спор между мадам и ее спутником и все понимал. Разговор велся на английскомязыке. - За борт - и дело с концом! - хриплый голос мадам Вонг. - Слишком рискованно! - возражал лимонный юнец. Спор переходил в крик. - Неужели ты не понимаешь, что мы имеем дело с коронованным лицом! Что могут быть международные осложнения. Что Ку дояров - большой ученый и поднимется ужасный переполох, истерически взвизгивал юнец. - Ты ставишь под удар весь наш бизнес. К тому же за нами по пятам идет их теплоход - представь, что они настигнут нас. Спор затихал, переходил в шепот. Наконец дверь салона распахнулась, и на пороге появилась мадам Вонг. - Мсье, вы получите свободу, - объявила она с ухмылкой, не предвещавшей ничего хорошего. Несколько распоряжений матросам и экипаж вертолета вывели на палубу. Малайцы спустили за борт шлюпку. Кудоярову с товарищами подали два весла, хотя шлюпка была шестивесельная, десятилитровую канистру с водой и большую картонную коробку галет. Один из матросов что-то крикнул, захохотал и оттолкнул шлюпку багром. Яхта сделала оборот и полным ходом пошла на юго-восток, к Тысяче островов, где никакой Интерпол не в силах был бы ее обнаружить. Скрывшись со из глаз, она тотчас сменила флаг с тринидадского на флаг Малайзийской федерации, название на "Принцессу", порт приписки - на Кучинг. Скобелев и Найдич взялись за весла. Увы! - они попали в полосу сильного течения, бороться с ним двумя веслами было бы пустой тратой сил. И это течение быстро уносило шлюпку в зону, нарождающегося урагана. Через два часа десять минут "Академик Хмелевский" поднял на борт пустой вертолет. Пресса ТАИНСТВЕННЫЙ ПРОФЕССОР РУМЯНЦЕВ Из достоверных источников стало известно, что выдающийся советский метеоролог К. А. Румянцев возглавит экспедицию в Тихий океан на научно-исследовательском судне "Академик Хмелевский". Цель экспедиции - осуществление эксперимента под кодовым названием "Дракон" - прямое воздействие на процессы, происходящие в атмосфере. (Газета "Пресс", Канада). (Соб. инф.). Известный русский океанолог К.- А. Румянцев не будет возглавлять экспедицию в Тихий океан на флагмане советского научного флота "Академик Хмелевский". По последним сведениям, проф. Румянцев находится в настоящее время в центре Африки на озере Чад. По утверждениям метеорологов, именно здесь, на этом огромном мелководном бассейне на границе с пустыней Сахарой, зарождаются ураганы, из года в год обрушивающиеся на Центральную Америку и Флориду. (Газета "Ню Даг", Швеция). Советскую науку постиг тяжелый удар: у знаменитого профессора Кирилла Румянцева "отца современной тайфунологии", автора широко известной книги "Вызов демонам", в результате кровоизлияния в мозг парализованы конечности. По заключению врачей, предсказания на исход болезни неблагоприятны. (Газета "Пуэбло", Испания). КНИГА ВТОРАЯ ШЕСТЬ ОДИССЕЕВ Глава VIII. СИНЕЕ ВИНО Черпают мне синее вино с горем смешан ное. "Слово о полку Игореве" Шестеро молча глядели вслед удаляющейся яхте. - Подонки! - сказал Кудояров. - Ну и подонки! Сушите весла, товарищи, с такой техникой мы все равно с течением не справимся. Будем пока дрейфовать... Кудояров обвел взглядом своих соратников. Все это были надежные люди: Скобелев, бывший фронтовик и партизан, Андрис - закаленный моряк, Найдич - воспитанник военно-морской авиации, Апухтин - бывалый парень, спортсмен... Вот только Фомин молоденек немножко, зато завидно здоров, недюжинно силен и как бы создан для испытаний. Надежные ребята, все коммунисты - ничего не скажешь, добрая команда. С такими хоть к черту в зубы. Кудояров выпрямился на носу шлюпки во весь свой богатырский рост и крепким, командирским голосом объявил: - Военное положение! - Есть военное положение, Евгений Максимович! - в один голос отозвались его товарищи. - Ситуация, конечно, неважная, но не безнадежная, - продолжал Кудояров. - Во-первых, в этот район полным ходом идет наш "Академик", а координаты места аварии вертолета ему известны. Во-вторых, в этих местах чертова пропасть островков и движение довольно оживленное. Поэтому - вести непрерывный круговой обзор горизонта. Устанавливаются вахты: первая с двенадцати до двух - Андрис, вторая с двух до четырех - Найдич, третья с четырех до шести - Скобелев. Смотришь - и натолкнемся на какое-нибудь судно. Вечером и ночью, когда будет посвежее - вахты четырехчасовые. Не все же такие отпетые мерзавцы, как мадам Вонг и компания, не правда ли, Костя? - Точно, Евгений Максимович, свет не без хороших людей, живо отозвался Фомин. - Но уж попадись мне эта мадам на суше, я бы вздернул ее на первом попавшемся дереве... - Тпру! - Кудояров засмеялся. - Расправа "судом Линча", да еще с женщиной, не к лицу советскому человеку. - Да это не женщина, - горячо возразил Фомин, - сатана в юбке! - А оно, дерево это, надо полагать существует гдето, вставил Скобелев. - Как говорится: сколько веревочке ни виться, а конец все равно будет... - Бомбар* доказал, - сказал Кудояров, - что человек, предоставленный самому себе, может прожить в океане очень долго. А мы, по сравнению с этим смельчаком, находимся в более выгодном положении - у нас есть вода и галеты. Немного, но есть. Придется ввести карточную систему: норма - воды на сутки 200 граммов, галет - по пять штук. Нет возражений? Теперь, Геннадий Михайлович, нам надобно завести бортовой журнал. У вас блокнот сохранился? Пишите: август 6, 1980 года. Около полудня высажены на шлюпку с борта пиратско-контрабандистской яхты "Королева" в районе с примерными координатами такими-то... Экипаж шлюпки: Кудояров Евгений Максимович - капитан. Скобелев Геннадий Михайлович-старпом. Лепет Андрис Янович - боцман. Найдич Яков Анатольевич, Фомин Константин Иванович, Апухтин Андрей Сергеевич - матросы. Скобелев записывал под диктовку Кудоярова: "Полный штиль. Горизонт чист. Дрейфуем по сильному течению по курсу (Кудояров посмотрел на миниатюрный компас, вделанный в кожаный браслет наручных часов) - юго-юго-восток. Настроение экипажа бодрое". Кудояров намеренно не давал товарищам углубляться в свои мысли: то занимал их разговором, то заставлял докладывать по всей форме о результатах наблюдения за горизонтом, то находил какое-нибудь дело. Например - детально обследовать шлюпку. И этот осмотр принес неожиданный сюрприз: один из бортовых воздушных ящиков служил, видимо, кому-то из команды тайником. Найдич обнаружил в нем несколько бутылок коньяка, заимствованного, несомненно, из запасов мадам Вонг (Кудояров пообещал, что разопьют его на борту "Академика" по случаю благополучного завершения приключения), пять банок искусственного мяса японского производства, затем - малайский нож с волнистым лезвием и... автоматический пистолет с двумя запасными обоймами. На какой случай припрятывалось последнееможно было только догадываться, во всяком случае - не с добрым умыслом. - Полный джентльменский набор! - с торжеством воскликнул Найдич, извлекая, наконец, кусок линя, свернутый в круг, метров пятнадцать. Находка приподняла настроение. Тем временем начал задувать легкий ветерок. - Пунент начинается, - определил Кудояров, прибегая по старой привычке к принятой у черноморских рыбаков греческо-итальянской терминологии. - Ох, не любят у нас на Керченском побережье этот западный ветер! Кличку ему дали довольно обидную "дурной пунент". Как засвежеет - в шторм переходит, ставные невода бьет, рыбака гоняет. Задует такой, как из мешка, и бычка не поймаешь! То ли дело добрый, ласковый левант с востока. Дуновение ветра освежило в памяти Кудоярова детские годы, когда он, совсем мальцом, разделял с отцом тяжелый и чреватый опасностями труд рыбака и не раз заглядывал гибели в бездонные очи. В этой суровой школе научился Кудояров читать в море, как в открытой книге, угадывать глубокие и мелкие места, знать холодные и теплые течения, предвидеть перемены погоды по восходу и закату солнца, по изменениям в цвете неба и морской воды, по облакам, по полету птиц, ориентироваться в дожХь и туман, не имея под руками ни карты, ни компаса, ни даже часов. - Вы, кажется, в молодости рыбачили, Евгений Максимович? - спросил Скобелев. Он был немного знаком с биографией Кудоярова и всегда поражался этому человеку. Сколько таланта и трудолюбия нужно Иметь, чтобы от босоногого мальчишки из рыбачьего поселка подняться, в его пятьдесят с лишним лет до крупнейшего специалиста в области океанологии. И двух докторских степеней. - Вы ведь, помнится, из рыбацкой династии? - Как же, деда и брата взяло у меня море. А все равно на соленый простор тянет... - И самому, верно, не раз приходилось в море горя хлебнуть? - Всякое бывало. Ведь деды о таких вещах, как авиаразведка и радио даже не слыхивали, а мотор был редкостью. Парус да весла - вот и вся техника. Есть такая пословица: "У труса рыбы не спрашивай". А на глубине рыбу брать - это такое дело, не с удочкой на берегу сидеть. Если застигала рыбака в море "штурма", то старался он уйти подальше от земли и молился Николе-угоднику об одном,-чтоб не прибило к берегу. Во тьме непроглядной шел он туда, куда гнала погода. Главное, не плошая, нужно было подаваться на глубину, не то попадешь в шквалистую зыбь зальет, закатает, пропадешь ни за грош! Ей-богу, и сейчас по спине проходит холодок, как вспомню одну зимнюю январскую ночь. Мне тогда лет восемь было. В виду Херсонесского маяка закрутила нас "мигичка" - туман со снегом. В трех метрах ничего не видно, но по зыби понятно, что берег близко. Бросили якорь - заливает. С нами был старый, опытнейший рыбак, Клейманов Яков Лукич, севастопольский старожил, с Северной стороны. Говорит отцу: "Бог с ним, с якорем, Максим. Не уйдем мористее - пропадем". Оставивши якорь и добычу морю, стали на веслах отбиваться от берега. Прогребли с час, потом завернули, спасаясь от ветра, за маяк. Тут нашли "бунацию", по тамошнему - затишье, но маяк вдруг скрылся из виду. Чтобы не натолкнуться на косу, свернули в бухточку. И здесь наш бот сел на камни. Дело худо - зыбь поднимает суденышко, бьет о камни. Днище пробило. Потом подкинуло нас и понесло. Зыбь так сильна была, что выкинуло нас метров за десять от воды. Полузамерзшие, окоченевшие, почти голые - это в январскую-то стужу! - с изодранными в кровь руками, кое-как добрались мы до маяка, на наше счастье он недалеко был, и долго здесь отпаивали нас горячим чаем и оттирали водкой, пока мы "мама" сказать смогли. И представьте себе - хоть бы насморк схватил. Мне. после Клейманов говорит: "Ты, Женька, видать, в сорочке родился. Я уж про себя отходную читал: "Прими меня, господи, во царствии твоем..." А дня через три, как ни в чем не бывало, снова пошли на лов. Вот Андрис все эти вещи отлично знает... Андрис молча кивнул головой: видывали, дескать, всякое. - Вам-то легче было - рыболовный траулер судно современное, от ветра не зависит, двигатели добрые, радио... А отцам нашим приходилось порой солоно, в буквальном смысле слова... Кудояров поглядел на часы, на солнце и спохватился: - Что же это я байки рассказываю. Пора обедать. Скобелев роздал "обед" - по две галеты на брата, потом достал из-под банки канистру и отвинтил пробку. Она вполне могла сойти за стаканчик граммов на пятьдесят. - По стопке. Первому - кто с вахты сменился. Андрис медленно выцедил свою порцию. - А что, Евгений Максимович, попадем мы в полосу урагана? - задал он командиру тревоживший всех вопрос. Кудояров указал за борт, где в прозрачной воде, у самой почти поверхности, медленно проплывала огромная медуза. - Видите? - Вижу - медуза. - Значит, ураган еще далеко. Когда он приближается - медузы уходят на глубину. Природа одарила их чувствительным органом, который позволяет задолго чувствовать приближение бури. А человек заимствовал у нее это устройство. Когда будем на "Академике", попросите у Захарова из биологической лаборатории показать этот прибор, он так и называется "Ухо медузы". Кудояров проводил взглядом медленно уплывающую медузу и заметил то, на что не обратили внимания его товарищи: из глубины медленно поднималась к поверхности большая, веретенообразная тень. Скобелев ждал, когда товарищи покончат с галетами, чтобы налить очередную порцию. Тут и произошло неожиданное. Андрис вдруг приподнялся и впился обеими руками в борт шлюпки. - Там! - сказал он сдавленным, странно изменившимся голосом. Все встрепенулись. - Где, Андрис? - Там... белый лайнер. Канистра была забыта. Пять пар глаз напряженно впились в голубую даль. - Что ты видишь, Андрис? - спросил Кудояров, с годами не утративший рыбацкой остроты зрения. - Разве вы не видите? Там... лайнер, - медленно повторил Андрис, сонным, как бы угасающим голосом. - Нет, это... айсберг. Кудояров переступил через банку и взял его за плечи, - Что с вами, дружок? Там же ничего нет. Это вам кажется. Это мираж. Геннадий Михайлович, дайте еще воды, мою порцию. - Айсберг, айсберг! - оживившись, закричал Андрис. Слепцы! Разве вы не видите: он приближается к нам? Его взору открывался величественный айсберг во всем своем великолепии, сверкающий под лучами тропического солнца как серебро. Над ним переливалось всеми красками спектра полудужье радуги. Стало больно глазам, и Андрис прикрыл их рукой. Когда он отнял ее, радуга превратилась в флаги расцвечивания. Они развевались по ветру, и шелест их звучал как музыка... - Как празднично! - восхищенно продолжал Андрис. - Смотрите: команда выстроилась на борту, готовится приветствовать нас. На носу - оркестр! Давайте "Варяга"!: Врагу не сдается наш гордый "Варяг"... - Да что с вами, Андрис! Поглядите-ка на меня! - Кудояров с силой повернул его голову к себе - и отпрянул: на него глядели совершенно безумные глаза. Кудояров и Скобелев обменялись недоумевающими, горестными взглядами. - Галлюцинация у него, - сказал Скобелев. - Голову напекло. При слове "галлюцинация" Кудоярова осенила мгновенная страшная догадка. - Нет, тут солнце ни при чем. Дайте-ка стопку! - он выхватил из руки Скобелева пробку, вылил воду на ладонь и понюхал. - Так и есть! - вырвалось у него. - Какие подлецы! Сюда подмешан наркотик, судя по быстроте действия - ЛСД. Эту воду пить нельзя. А лучше всего - вот! - Кудояров поднял канистру и вылил ее содержимое в океан. - Геннадий Михайлович и Яша! Держите его покрепче, я сейчас открою коньяк, смочу ему виски... Кудояров долго возился с пробкой, пробовал выбить ее, ударяя по донышку бутылки, наконец, в нетерпении, схватил нож и одним ударом отсек горлышко. Андрис в это время сидел пригорюнившись и тянул вполголоса трогательную матросскую песню: Скажи, не встречался ли в дальних краях Тебе мой шальной паренек? Где носит его на соленых волнах? Здоров ли он, мой голубок? О да, я встречался с твоим пареньком. Бок о бок мы плавали с ним, В зеленой могиле он спит глубоко, И сон его нерушим. - Связать бы его надо, Евгений Максимович, - шепнул Кудоярову Скобелев. - Ведь он невесть что может натворить. - Сначала нужно заставить его вырвать, пока яд окончательно не всосался в кровь, - сказал Кудояров. - Ну-ка, Яша, подержите бутылку. Для этого Найдичу пришлось ослабить объятия. Воспользовавшись этим, Андрис опустил руку за борт. - Все за стол! - закричал он. - Будем пить! - Зачерпнув в горсть воды, он как зачарованный следил за медленно стекающими с пальцев каплями. - Синее вино! Синее вино! - восклицал безумный в сильнейшем возбуждении. - Хрустальные бокалы сюда! И вдруг с необычайной силой, характерной для буйнопомешанных, одним рывком он отшвырнул от себя, как котят, Найдича и Скобелева и поднялся во весь рост. Широко раскинув руки, будто желая обнять океан, он замер на секунду, потом с воплем: "Синее вино!" - ринулся за борт вниз головой. Шлюпка сильно накренилась, и Кудояров еле устоял на ногах. Тотчас раздался второй сильный всплеск: это Скобелев, не раздумывая, бросился вслед за безумным. И тотчас два торпедообразных тела, метра по три длиной, ушли в глубину. По мелькнувшим грифельно-серым спинам Кудояров узнал так называемых "траурных" акул, за которыми укрепилась страшная слава людоедов. Пасть этих "тигров океана" способна перекусить человека пополам. Оставшиеся в лодке, затаив дыхание, следили за поверхностью. Пять секунд... десять... пятнадцать... двадцать... Шлюпку по-прежнему сносило течением. Наконец, вздох облегчения: за кормой показался белый берет Скобелева. За ним снова мелькнул зловещий черный плавник. - Не теряйтесь, - Скобелев! - закричал Кудояров, хватая пистолет и посылая патрон в ствол. - Костя, Яша, кричите, бейте веслами по воде, надо отпугнуть эту тварь. Скобелев сильными размашистыми бросками догонял шлюпку, но расстояние между ним и спасительным бортом сокращалось медленно, черный плавник настигал его. - Скорее, дружище! - ободряюще крикнул Кудояров. Расставив ноги, он поднял пистолет и положил ствол на согнутую левую руку. Он знал, что пуля не возьмет акулью шкуру, но отпугнуть эту тварь может. Тщательно прицелился: риск попасть в человека был велик. Однако рука его не дрогнула. Раз за разом он послал три пули в настигавшую Скобелева хищницу. Все три попали в цель, плавник вильнул и исчез. Кудояров и Найдич втянули задыхающегося Скобелева в лодку. Лицо его выражало глубокую горесть. - Ничего не мог сделать, Евгений Максимович, - говорил он смущенно, с извиняющимися нотками в голосе, - не успел его подхватить. Акулы там. Он показал руку, часть кожи на которой от кисти до локтя была стесана прикосновением шершавого бока "траурной" хищницы. Скобелев опустился на банку и уткнул лицо в ладони. - Эх, такой парень, такой парень! - повторял он. Товарищи его не могли вымолвить ни слова, пришибленные впечатлением страшной сцены. А солнце, казалось, неподвижно застыло в небе. Пресса 2. МИРАЖИ МИРОВОГО ОКЕАНА (продолжение) ...Возможно, это дань старинным морским легендам о Кракене, чудовищном обитателе морских пучин? Как ни вспомнить тут строки Альфреда Теннисона: Вдали от бурь, в безмолвной глубине Под толщей вод, в Пучине Мировой, В тяжелом, древнем, непробудном сне Здесь Кракен дремлет; гаснет свет дневной В пути сюда... Но... гаснет эхо древнего мифа в свете новейших данных. Свои "бермудские треугольники" вдруг обнаруживаются не только в Атлантике, но и в Средиземном, даже в Южно-Китайском море. Доныне не раскрыты тайны многих бесследно исчезнувших кораблей. Арман Дюверже. (Журнал "Сьянс э ей", Париж). Глава IX. ЧЕЛОВЕК ИЗ СУНДУЧКА ЧЕРТУШКИ ДЖOHCA У чертушки, у Джонса В зеленой глубине, В дремучей тишине На дне, братва, на дне Диковин всяких много В дубовом сундуке, На золотом замке -* Замке, братва, замке... Из английского морского фольклора - Послушайте, Мишель, до сих пор вы были аккуратны и исполнительны как хороший служака вас ценили. Но этого я от вас просто не ожидал... - Но, господин Вебер... - Никаких "но"! Вы совершили возмутительную глупость и грубейшим образом нарушили дисциплину. Я буду накладывать на вас взыскание... Голоса доносились из-за полуоткрытой двери: один низкий, басовитый, раздраженный, другой - высокий, сиплый. Разговор велся на немецком языке, которым Андрис, как многие латыши, владел вполне сносно. Над Андрисом был потолок, выкрашенный кремовой масляной краской, в центре которого находился круглый матовый плафон, излучавший несильный, ровный свет. Андрис лежал на койке в одних трусах, до пояса прикрытый грубым одеялом. В затылке ломило, как после тяжелого похмелья. С трудом, ощущая скованность во всем теле, он повернул голову и осмотрел помещение. Это была каюта с такими же кремовыми стенами, обставленная по-корабельному скупо стол, табурет, шкафчик для одежды. Небольшие круглые часы на стене. Где-то в стене шелестел скрытый вентилятор. Иллюминатора не было, но дверь тоже была корабельная, металлическая с резиновой окантовкой, наглухо задраивающаяся, с комингсом* внизу. Андрис начал припоминать: да, он был на шлюпке с Евгением Максимовичем, Скобелевым и другими. "Положение трудное, но не безнадежное", - сказал Кудояров. Потом рассказывал про медузу. Потом Скобелев стал раздавать воду и первому налил ему. Дальше все было как ножом отрезано и, тужась вспомнить, Андрис только сильнее ощущал, как наливаются болью жилки в мозгу. Память была, как птица, залетевшая в комнату: бьется о стекло - впереди - простор, но преодолеть невидимую преграду невозможно... Андрис закрыл глаза. Когда он снова поднял веки, то увидел около койки двух человек: приземистого, почти квадратного, толстяка с красной физиономией и высокого очень худого старика с лицом, покрытым густо-коричневым загаром и изрезанным глубокими морщинами. Оба они были одеты в легкие курточки с короткими рукавами из бумажной ткани в мелкую голубовато-зеленую клетку: медные пуговки придавали этому одеянию вид униформы. - Где я? - спросил Андрис, приподнимаясь. Вопрос остался без ответа. Толстяк рассматривал Андриса с явным недоброжелательством. - Шпрехен зи дойч? Андрис мотнул головой. - Да! - Вы немец? - Нет. - Англичанин? Француз? Испанец? - Латыш, - сказал Андрис. - Эмигрант? - Нет, из Советской Прибалтики. - Советской? Немец отступил на шаг и хлопнул себя по ляжкам. - Этого еще не хватало! Ну зачем вам понадобилось тащить на борт этого утопленника?! - обратился он к своему коллеге все с той же раздраженной интонацией. - И откуда он взялся? - Откуда он взялся - этого я не знаю, - отвечал старик. Но я уже докладывал вам, господин Вебер: простое чувство человечности не позволило мне равнодушно видеть гибнущего... - Человечность, человечность! - передразнил толстяк. Скажите еще: гуманность, милосердие, сострадание... Ах, Рузе, Рузе! Когда вы уже избавитесь от этих жалких, никого и ни к чему не обязывающих понятий! Слова, пустой звук! Станьте, наконец, мужчиной, Мишель! - Извините, господин Вебер, но мне кажется... - Кажется, кажется... Мне нужна не ваша дурацкая человечность, а наша безопасность. Нужно было предоставить ему спокойно опуститься на дно. Ну скажите, где тут логика: спасать человека, чтобы затем неизбежно отправить его туда тем же курсом? Что, в виде взыскания, я и поручу вам. Но прежде надобно допросить его. Вебер снова обратился к Андрису. - Вы должны сообщить нам, кто вы и каким образом оказались в воде? Андрис с трудом поднялся и сел. - Может быть, вы прежде скажете мне, на каком корабле я нахожусь? - Попрошу отвечать на вопросы. Спрашивать будете потом! - Я член экипажа советского научно-исследовательского судна "Академик Хмелевский". Пилот гидровертолета, приданного этому кораблю. Я и еще пять моих товарищей потерпели на вертолете аварию и оказались на шлюпке в открытом океане. - Как же вы очутились за бортом? Ведь на поверхности был полный штиль. Ведь не ваши же товарищи выбросили вас... - Это исключено. Помню только, что я находился в шлюпке. - Странно, очень странно и неправдоподобно... - Вебер пожевал губами. - Не то ли это судно, на борту которого находится знаменитый профессор Румянцев? - Профессора Румянцева нет на "Академике", - отвечал Андрис. - Насколько мне известно, он находится сейчас... э-э-э... на острове Буяне. Рузе, молча слушавший этот диалог, удивленно поднял брови. - Скажите: почему вам не оказали помощь? Ведь у вертолета была, конечно, радиосвязь с судном. Но тут Андрис ощутил озноб и сильнейший приступ тошноты. - Ладно, пока хватит, - брезгливо сказал немец. - Подождем пока он очухается. Мишель, дайте ему подкрепиться чем-нибудь да присмотрите, чтобы он не совал нос дальше туалета. Потом я решу, что с ним делать. Наделали вы мне хлопот, болван этакий! Господин Вебер, продолжая ворчать, удалился. За ним вышел Рузе, но вскоре возвратился с подносом, на котором стояли стакан и еда. - Выпейте это, может, полегчает, - сказал он, к великому удивлению Андриса, на чистейшем русском языке. Усевшись на стул и положив руки на колени, он уставился на Андриса и покачал головой. На лице его, напоминавшем выжженные солнцем руины, во взгляде усталых глаз Андрис читал сострадание, жалость, желание придти на помощь, - именно те чувства, которые герр Вебер начисто отрицал. - Ну, парень, влипли вы в историю, должен я вам сказать, - грустно обронил Рузе. - В общем - из кулька в рогожку. - Да скажите же, наконец, на каком судне я нахожусь? взмолился Андрис. Рузе помялся, будто не решаясь раскрыть ему правду. - Вы не на судне. - Он оглянулся, встал, плотно закрыл дверь. - Вы - на подводной станции. - Как, как? - переспросил ошеломленный Андрис. - На какой станции? - Собственно, не на самой станции, а в верхней ее части... Из дальнейших расспросов и коротких, отрывистых ответов Рузе Андрис уяснил, что станция помещается в кратере потухшего подводного вулкана, поднятого некогда могучей катаклизмой почти к поверхности океана. Секция, в которой находился Андрис, имела чисто административное назначение, это был, так сказать, контрольно-пропускной пункт. Сама станция ("целый промышленный комбинат" - как пояснил Рузе) располагалась значительно ниже. - Скажу вам откровенно, - признался он, вздохнув, - хочется мне вам помочь. Да ведь я сам здесь фактически на положении узника. Порядки тут крутые, казарменные, хуже - тюремные. Когда я завербовался на станцию, то подписал обязательство никому и никогда не сообщать о существовании станции и о всем, что здесь увижу. - Но вы-то сами как сюда попали? Рузе махнул рукой. - Это такая история с географией... Все в погоне за теми же самыми деньгами. Плата, правда, большая, но что в ней? Деньги здесь стоят не больше бумаги, на которой напечатаны. - Откуда вы так хорошо знаете русский язык? - поинтересовался Андрис. Рузе покосился на дверь и, нагнувшись, прошептал: - Русский я, понимаете? Никакой не Мишель Рузе. Это имя я принял, когда попал в лагеря для перемещенных лиц. Звать меня Михаил, фамилия - Козлов. С Волги я... Он осекся. Дверь распахнулась, и раздался жесткий, повелительный окрик: - Шлафен, шлафен! Рюкцуг!* На пол швырнули свернутый матрац и постельные принадлежности. Дверь захлопнулась. - Я освобожу вам койку, - сказал Андрис, собираясь встать. - Нет, нет, - засуетился Мишель, принимаясь раскладывать матрац. - Лежите. Ведь вы у нас гость, - прибавил он с кривой усмешкой. - Я тороплюсь, видите: через пять минут выключат свет. После двенадцати разговоры категорически воспрещены. Будем спать - утро вечера мудренее. * * * - Ауфштиг! * Тот же казарменный, лающий голос заставил Андриса вскочить, выла сирена. Андрису показалось, что он только несколько минут назад свалился в черный провал сна, но часы показывали уже пять. Около койки стояли Рузе и здоровенный верзила в такой же зеленовато-голубой полуформенной курточке и в шортах. На подпоясывающем его солдатском ремне справа, под рукой, висела кобура с пистолетом, так, как это было принято когда-то у эсэсовцев. В руках верзила держал пакет. - Одевайтесь, - сказал Рузе, кивая на вещи Андриса, сложенные на табурете. - Мне приказано доставить вас на материк, - добавил он официальным тоном. Андрис быстро натянул рубаху и брюки. "Меня или нас обоих, дружище? - мелькнуло в голове. - Вот этот цербер открывает дверь, а куда она ведет? Может быть к самому черту в лапы? Андрис Лепет, держи ухо востро!" ...Они шли по длинному, глухому коридору, поднимались по узкой металлической лесенке, миновали какие-то переходы, поднимались опять, немец все время бормотал: шнелль, шнелль *- и Андриса все время не оставляло ощущение, будто за ними следят невидимые глаза. Наконец конвоир остановился у полукруглой двери, сказал: тут! Повинуясь движению рычага, дверь открылась, и они оказались в камере, где на небольшом возвышении стоял глиссер не виданной Андрисом конструкции. Верхнюю часть его длинного, дельфинообразного корпуса покрывал колпак из прозрачного пластика, а на борту готическим шрифтом было выведено: "Нифльгейм-1". Судно было обращено носом к двухстворчатым герметическим дверям, к ним вел рольганг*. Немец снял трубку настенного телефона, пролаял что-то. Тотчас послышался глухой шум воды; когда пол дрогнул и камера начала подниматься, Андрис сообразил, что это откачивают воду из балластных цистерн. Нажатие кнопки. Створки двери откатились направо и налево, и перед Андрисом открылся океанский простор, позлащенный утренним солнцем. Он глубоко вдохнул теплый соленый воздух, и сердце дрогнуло и сжалось: свобода ли это? Рузе нажал рукоятку в носовой части глиссера, пластиковый колпак раздвоился, как скорлупа ореха, и половинки его, щелкнув, ушли в боковые пазы. Он полез в глиссер, потом оттуда раздалось: - Берейтшафт!* - Фарен!* - деловито сказал немец, пуская рольганг. Глиссер пополз вниз и сел на воду. - Давайте, Лепет! - крикнул Рузе, указывая ему место рядом с собой, у щита управления. Последним влез немец и развалился на корме. "Нифльгейм-1" с ревом рванулся вперед. Андрис обернулся и увидел, как сомкнулись створки в круглом куполе станции, как зубурлила вода вокруг него... Потом океан со вздохом принял загадочное сооружение в свое лоно и только небольшая воронка еще несколько секунд вертелась на том месте, куда, как мираж, ушла морская тайна. Ветер свистел над головами Андриса и его спутников. - Игрушка! - прокричал Рузе в ухо пленника. - В Филадельфии заказывали по особым чертежам. Скорость - фантастическая. Может погружаться и идти на небольшой глубине несколько часов. И заметьте: это не какое-нибудь безобидное спортивное суденышко, у него на вооружении новейшие реактивные торпеды-молнии, способные отправить ко дну крупный военный корабль. - Вижу и удивляюсь, - отозвался Андрис. - Оказывается, в этом "тихом" океане водятся и такие аллигаторы... Пронзительный вой моторов постепенно стих, хотя скорость, видимо, не уменьшалась, а увеличивалась. Андрис, приподнявшись, попытался выглянуть за щиток и тотчас, словно ударом могучей ладони в лицо, был отброшен обратно в кресло. Теперь судно совсем вышло из воды и, выпустив подводные крылья, неслось, еле касаясь поверхности: где-то в глубине корпуса глухо ворчали сверхмощные двигатели. - Вы обратили внимание на название? - спросил Рузе. "Нифльгейм" - ведь это из древненемецкого эпоса взято: таинственная подводная страна нифлунгов или нибелунгов, злобных карликов, стерегущих скрытое сокровище. Вполне во вкусе нацистов, любителей подобной старонемецкой бутафории. Только совсем не бутафория это, ox! - не бутафория... - Вы-то как сюда попали, Мишель? - спросил Андрис. Рузе-Козлов помолчал. - Длинная и очень грустная история, - сказал он с привычной, характерно-горькой усмешкой, которая сама уже говорила многое. - Я родом из Сормова, сборщиком работал там на судостроительном заводе. Ну, началась война, мобилизовали меня, и попал я в авиационное училище. Потом - фронт. В одном из первых воздушных боев сбили меня под Орлом. Лагерь для военнопленных. Бежал. Поймали меня и попал я во второй лагерь-еще хуже. Опять бежал. Снова поймали и водворили в третий лагерь - совсем уж какой-то девятый круг дантова ада. И тут, скажу вам правду, не выдержал режима я, смалодушничал и оказался во власовском формировании. До фронта дело не дошло, долго болел. А тут и войне конец. И снова оказался я в лагере, на этот раз - для перемещенных лиц. И снова побоялся ответ перед Родиной держать и очутился за океаном, в специальной школе, сами догадываетесь, какой. Когда раскусил, что это такое - удрал. И пошло носить меня по белу свету... Перед Андрисом развертывался крестный путь эмигранта, человека без родины. Бродяжничество по Штатам, полуголодное существование. Какая-то уголовщина, тюрьма. Венесуэла - воздушный извозчик на летающих гробах захудалой авиагрузовой компании. Старатель, потом охранник на алмазной каторге... - Словом, стал я тем, что в Турции называют "караязиджи" - человеком черной судьбы. - А вы и в Турции были? - Спросите, где я не был. - Сколько же вам лет? - Пятьдесят с лишним. Андрис глядел на него пораженный: он думал, что Рузе около семидесяти. Лицо - руины, совершенные руины, изглоданные временем, выжженные солнцем тропиков. Тело еще крепко, но плечи пригибает к земле тяжкий груз пережитого. Эх, бедолага! Не сладок, видно, хлеб чужбины... - Одно время мне повезло, - продолжал свою исповедь Рузе. - Попал я к одному почти соотечественнику, мсье Корганову, французу русского происхождения, который занимался поисками затонувших сокровищ. Профессия не новая, таких в старину называли "рэкменами". Была у него карта, якобы подлинная, на которой морские клады обозначены, держал он ее за семью замками. И стал я акванавтом. Ну, ничего, этот Корганов обходился хорошо и платил прилично, обещался даже взять в долю. К несчастью, карта оказалась липовой, такие в Америке можно приобрести за полсотни долларов. И вылетел мсье Корганов в трубу, как и полагается порядочному человеку... - А потом? - Тут и очутился я в когтях герра Вебера. Он вербовал людей для работы на секретных подводных рудниках. С моим опытом акванавта-глубоководника я для него находкой оказался. Подписку с меня взяли, я уже об этом говорил. Плата большая, контракт на год, по окончании срока - премия. Соблазнился я - и попал в западню. Ведь я уже шесть месяцев, как божьего света не видел. И (Рузе нагнулся к уху Андриса) не ручаюсь, что его увидят те, кто работает там, внизу, в кратере, в выработках. - Почему? - А как кончается контракт, тем, кто не хочет его продлить, устраивают прощальный ужин. Коньяк, шампанское, омары и все такое прочее. Ну, конечно, веселье: завтра - денег полные карманы, завтра свобода, доставка на сушу. Но я подозреваю, - шепотом продолжал Рузе-Козлов, - что эти люди наутро не просыпаются... - Какой ужас! - Да, вот такие дела, молодой человек. Если бы не это ЧП... - Какое ЧП? - А то, что вы мне буквально на голову свалились, когда я ремонтировал наружный люк входного шлюза. Благодаря этой истории я сижу теперь рядом с вами и солнышко увидел в последний раз, может быть... - Вы думаете? - у Андриса холодок пробежал по спине. - Чего думать, понятно все. Тут не церемонятся. Дорого бы я дал, чтобы узнать, что у этой орясины в пакете. - Генуг дер ворте*, - донеслось с кормы. - У, сатана, прислушивается! - с досадой сказал Рузе. Ну, я сейчас заткну ему рот! Он открыл шкафчик под щитком и вытащил большую оплетенную флягу и упакованные в целлофан сэндвичи. Сделав изрядный глоток, он протянул флягу Андрису: - Вот, подкрепитесь, да и перекусите кстати... Судя по тому, как обожгло пищевод и перехватило дух, это был крепчайший ром. У Андриса сразу закружилась голова. - Эй Вилли, тринкен! - крикнул, оборачиваясь, Рузе. - А-а, шнапс! - осклабился немец и, придерживая кобуру, полез на нос. - Теперь он "выключен" по крайней мере на два часа, - заметил Рузе, когда немец вернулся с флягойк себе на корму. - Можно без помех поговорить. - Прежде всего, нужно подумать, что делать, - сказал Андрис, кладя руку ему на плечо и заглядывая в глаза. - Ведь ясно, что там, куда мы направляемся, ни меня, ни вас не ждет ничего хорошего. Вот и следует сообразить, как нам выпутаться из такого положения, с наименьшими, как говорится, потерями. Не так ли, старина? - А знаете ли. Лепет, - отвечал Рузе, видимо, тронутый этим по-человечески дружелюбным прикосновением и теплотой тона, - знаете, ведь мне уже все равно... Так я устал от этого звериного бытия, от этого вечного осадного положения. Кажется, стреляй в меня - не шелохнусь. Лег бы - и заснул, навсегда... - Ну, зачем же такая безнадежность... - пытался ободрить собеседника Андрис. - Нет, парень, - продолжал Рузе, - я за время своих скитаний образовался, если можно так выразиться. Ведь я в суровейшие испытания жизни, в войну, выброшен был совсем юнцбм. И долго жизнь на мне зубы вострила, пока я своим умом доходить стал - что к чему. Даже газеты почитывать стал. Попалась мне как-то статья некоего мистера Меджериджа о нашей цивилизации. Как он выложил в ней все невзгоды человечества! Как он охал над нашей, то есть ихней цивилизацией, которая-де приходит в упадок, гниет, бедняжка, и вот-вот готова испустить дух под коленом красного призрака. Много таких плакальщиц развелось сейчас в "свободном мире"! А я сыт этой цивилизацией по горло. Я ненавижу самый звук этого лживого слова. По мне сдыхай, старый пес, туда тебе и дорога! - закончил Рузе с озлоблением. - А дальше? - И мне пора туда же. Но перед последним вздохом хотя бы на час увидеть родную землю, подышать воздухом ее полей, взглянуть на ее города и людей, услышать русский говор... Но это невозможно. Андрис смотрел на него с глубоким сочувствием, ему казалось, что перед ним... Садко, все потерявший и ничего не нашедший, тот самый былинный скиталец, который сидит у царя водяного в подводном царстве, и С думою смотрит печальной, Как моря пучина над ним высоко Синеет сквозь терем хрустальный. Как-то на вечере самодеятельности на "Академике" один практикант читал эту поэму Алексея Константиновича Толстого, и сейчас красочные ее образы снова возникли в его памяти. Морской царь сулит Садко в жены своих дочерей и сокровища, каких не найдешь и в "хваленых софийских подвалах". Но Садко ничто не мило, он тоскует об утраченной родной земле: Что пользы мне в том, что сокровищ полны Подводные эти хоромы? Увидеть бы мне хоть бы зелень сосны! Прилечь бы на ворох соломы! Богатством своим ты меня не держи; Все роскоши эти и неги Я б отдал за крик перепелки во ржи, За скрип новгородской телеги! Бедный Караязиджи! - Не отчаивайтесь так, Михаил! - сказал он, крепко сжимая его руку. - Родина карает измену, но она умеет, матушка, и прощать... - Вы думаете? - Козлов Kpyrq*повернулся к нему, и лицо его осветилось вспыхнувшей надеждой. - Неужели? - Я знаю примеры, когда у нас прощали более запутавшихся людей. - Правда? И если нам удастся выпутаться из этой истории, вы поможете мне? - Если нам удастся попасть на борт "Академика", то даю вам честное слово коммуниста, что будет сделано все возможное. Наш начальник экспедиции, Евгений Максимович Кудояров, очень влиятельный человек, депутат Верховного Совета. Козлов как будто переродился. - Понимаете, Андрис, - горячо и сбивчиво заговорил он, ведь вы мне возвращаете жизнь. Правда, настоящий бизнесмен не дал бы сейчас за нее и ломаного цента... Но мы выпутаемся, я верю - выпутаемся... Ведь вы не то, что я, вы - счастливчик. Вы оказываетесь на положении бедствующего в открытом океанеи спасаетесь. Да как! Вы оказываетесь за бортом,- как это произошло, я так и не могу понять, - и оказываетесь над станцией, именно в тот момент, когда я находился снаружи у люка. Совпадение маловероятное. Но оно происходит! Это не чудо. Чудес не бывает. Просто один бесконечно малый шанс из числа со множеством нолей. Нельзя смешивать невозможное с необычайным. - А что вы считаете невозможным? - Воскрешение из мертвых. - Э, теперь возможно и это. Так вероятно воспримут мои товарищи встречу со мной... Если, разумеется, я останусь цел. - Ну, скажем такую вещь: находясь в Москве, вы стреляете в воздух и попадаете в человека, живущего в Нью-Йорке. Это исключено. Но я знавал капитана, которого смыло за борт во время шторма, и отсутствие его было замечено только через несколько часов. Судно в непроглядную ночь направилась на поиски. С таким же успехом можно было искать блоху в южноамериканских пампасах, но через несколько часов его подобрали. Я хочу, чтобы и на мою долю выпал такой же шанс. Я хочу на Родину, Андрис. С момента, когда я лишился отечества, я стал "караязиджи", все несчастья посыпались на меня. Судьба как бы мстила мне за измену Родине. Всякий, будто бы счастливый, случай оборачивался злой издевкой. Когда я был на алмазной каторге, мне попался камень, который мог бы обеспечить сотни людей на всю жизнь. Мне удалось утаить его. Но тут я заболел желтой лихорадкой, а когда оправился, у меня появились провалы в памяти. Я забыл, куда спрятал камень. Я надолго стал непригоден к работе, и меня выбросили в чем мать родила... Вот так-то. - О, шен Марлен! - донеслось с кормы. Ром, видимо, изрядно подогрел настроение стража. - А если?.. - спросил Андрис, кивнув в сторону ничего не подозревавшего немца. - Из этого ничего не выйдет, я уже думал. На карте, которая у меня, обозначен только путь к материку, а там - на сотни километров непроходимые джунгли. Горючего - только в обрез до базы. Нужно идти туда, а там посмотрим, как обернется дело. - Ну, что ж, - сказал Андрис, - посмотрим, какую смерть они варят там, на своей кухне... Не будем форсировать события. Кстати, вы так и не сказали мне, что же добывает подводный комбинат, который мы покинули? - Я и сам не знаю. Возможно, уран из морской воды. Но я читал, что у японцев такой патент уже есть. Может быть, черные алмазы. А может, и что-нибудь другое: Но во всяком случае такое, что предназначается не для доброго дела. - Итак, решено, идем на материк. Руку, товарищ! Крепкое рукопожатие скрепило союз, заключенный в столь необычной обстановке. И было пора: на горизонте показалась земля. Глиссер с бешеной скоростью несся к берегу, на котором за линией прибоя, разбивающегося на рифах, уже явственно обозначалась хмурая темно-зеленая стена мангровых зарослей. Андрис думал, что они пристанут здесь к берегу, но судно, не снижая скорости, врезалось в эти заросли, и они очутились в реке, которая впадала в океан и текла под темными сводами густо-зеленых древесных крон. Минут пятнадцать глиссер шел вверх по реке, потом замедлил ход и свернул в небольшую искусственную бухточку, нечто вроде затона. Здесь, у бетонного причала стояло второе такое же судно - "Нифльгейм-2". * * * Пресса 3. МИРАЖИ МИРОВОГО ОКЕАНА. (Окончание) Нам известно, что Океан, наряду с полезными обитателями содержит также большое число существ, опасных для человека. Прежде всего - это акулы, извечный ужас морей. Их много разновидностей - гигантов карликовых, особенно же страшна так называемая "белая акула", кархарадон, повсеместно признанная людоедом. Огромная - до четырех метров длины, агрессивная, она безусловно заслужила эту репутацию. Или назовем хотя бы. другого великана - не менее агрессивного - морского леопарда, не менее опасны многие другие рептилии, некоторые виды медуз, физалий и такая "мелочь", как "морская оса", яд которой вызывает паралич дыхательных органов и может погубить человека за несколько секунд. Однако все эти жалящие, колющие и отравляющие твари пустяки по сравнению с искусственными творениями, которыми некие зловещие силы пытаются населить мир Океана. Подводные корабли с атомными ракетами на борту, сооружения на дне, о назначении которых пока можно лишь догадываться - вот что представляет собой истинную опасность для рода человеческого. Миражи Мирового Океана обретают реальность и возможно наступит момент, когда положить конец этому "творчеству" будет уже поздно. Арман Дюверже (Журнал "Сьянс э ей", Париж). ХИМЕРЫ ДОКТОРА ДЮВЕРЖЕ Сенсационные басни, с авторитетного голоса доктора Дюверже, известного путешественника и океанолога, получили широкое распространение в печати. Ученый крупный, что и говорить! Его исследования гигантских подводных вихрей, которые сравнительно недавно стали известны науке, снискали ему признание в научных кругах. Но что касается домыслов романтически настроенного жреца науки, то они, видимо, лежат за пределами научного знания. Сколько простаков-читателей научно-популярных журналов уже попалось на эту удочку! Казалось бы, пора уже быть сытыми всеми этими сказками о "морских драконах" и кракенах, уместными, быть может, во времена Магеллана и Васко да Гама, "бермудскими треугольниками" и прочими химерами, плодами расстроенного воображения красного профессора... Уважаемый доктор Дюверже может сколько ему угодно цитировать Теннисона, Байрона, Кольриджа, но все эти цитаты лежат за пределами научного аргумента... Эта резкая отповедь, распространенная одним из крупнейших зарубежных газетных агентств, явно ставила целью дезавуировать факты, приводимые д-ром Дюверже. Глава X. ВОДА И ЗЕМЛЯ Вода, вода.... Кругом вода. Ни капли для питья... С. Кольридж. "Старый моряк" Течение продолжало увлекать шлюпку на юго-восток. Кудояров сидел на носу шлюпки, погрузившись в невеселые думы. А призадуматься было о чем: слишком хорошо знал он беспокойный и коварный нрав старика-океана. Однако ни тревога, ни огромное внутреннее напряжение не отражались на его лице, оно было сосредоточенно-спокойно, как будто сидел он не среди людей, затерянных в океане на утлом суденышке, а в своем кабинете в Ленинграде. В то же время Кудояров зорко наблюдал за товарищами по несчастью. Бесполезно было бы пытаться поднять настроение шуткой или острым словцом, на которые Кудояров был такой мастер: слишком глубокое и тягостное впечатление оставила у всех бессмысленная гибель Андриса, слишком сильны были муки жажды. Положение сложилось очень трудное. Кудояров ясно давал себе в этом отчет и трезво взвешивал все "за" и "против". Шлюпка и ее экипаж находились где-то на тоненькой черте, разделяющей вероятность на две области: по одну сторону границы - гибель, по другую - спасение. Кудояров с фотографической точностью восстанавливал в зрительной памяти карту этого района океана: там и сям были разбросаны в нем архипелаги маленьких островов. Каждый момент один из них мог появиться на горизонте. Но... мог и не появиться. Судоходство в этом районе было оживленное, здесь пролегали пути к портам Южной Америки. Каждый миг могло появиться какое-либо судно-пассажирский лайнер или грузовой пароход, или рыбацкий катамаран. Но пока не появлялись, и нельзя было сказать, когда это может произойти и произойдет ли вообще. Кудоярову был известен случай, когда два туземных рыбака вышли в океан на моторной лодке, направляясь на другой остров всего в 50 милях. Через полчаса оба мотора лодки вышли из строя. На лодке не было запаса продуктов и пресной воды. Смастерив гарпун, рыбаки добывали рыбу, жажду утоляли дождевой водой. Ни одного острова, ни одного судна не встретилось на их скорбном пути. Через четыре месяца один из рыбаков умер от истощения. Второй, кое-как поддерживая силы сырой рыбой, надеялся и боролся. И вот на сто пятьдесят четвертый день показалась земля. Рыбак вплавь достиг берега и оказался на острове, расположенном в двух тысячах километров от его родины. Такие случаи в истории мореходства вовсе не редки. Каждый год океан поглощает тысячи жизней. У людей, терпящих бедствие, есть три страшных врага. Уильям Уиллис, этот "патриарх океана", в 75 лет пустившийся в одиночку на плоту через Атлантику, писал: "Солнце и страх - вот главные причины гибели людей на морских просторах. Солнце за один день может доконать человека, а страх медленно пожирает его изнутри. Многие гибнут, не успев даже израсходовать запасы пресной воды и провианта". Что касается страха, Кудояров не испытывал особых опасений - его команда была не из робкого десятка. Но Уиллис не назвал еще одного врага: если солнце было врагом номер один, то номером вторым Кудояров был склонен поставить жажду. Солнце сейчас уже склонялось к западу, но продолжало обливать, словно расплавленным свинцом тела находившихся в шлюпке. Люди не пили уже десять часов. А каждая клеточка организма вопила: влаги, влаги, влаги! Организм преобразует ее в пот, который, испаряясь, освобождает тело от избыточного тепла. Экипаж шлюпки состоял из крепких, здоровых, очень выносливых людей. Но силы их были не беспредельны. Влага, израсходованная на образование пота, не восполнялась. Внутренние резервы были почти исчерпаны, нависла страшная угроза обезвоживания организма. Она пока таилась как бы в подполье и подкрадывалась потихоньку. Найдич чувствовал недомогание, пульс участился. У Апухтина кружилась голова. Фомин ощущал позывы к тошноте и онемение кожи. Ни одного слова жалобы не раздалось в эти кошмарные часы, но Кудояров с болью по внешним признакам угадывал, что переживают его товарищи. Опыт подсказывал ему, что скоро в их организме начнутся необратимые изменения и тогда уже не в силах будет помочь никакая медицина. Люди с нетерпением ожидали наступления ночи, которая должна была принести на несколько часов спасение от палящих лучей. Однако ночь имела и свою отрицательную сторону: в ее непроглядной тьме можно было не заметить проходящего судна или появление земли. Единственное, что мог предпринять Кудояров, - это применить старый способ, помогающий уменьшить выделение пота. Он приказал товарищам снимать рубахи и, вымочив их за бортом, снова надевать на себя. Но это приносило лишь кратковременное облегчение, безжалостное солнце хорошо справлялось со своим делом. А ведь всего пять литров воды могли бы спасти людей! Воды было много, миллиарды литров, но это была горько-соленая вода, губительная для человека. Но пили же ее смельчаки, в одиночку пересекавшие океан, тот же Бомбар. Во время Отечественной войны Павел Ересько, один из защитников Севастополя, сорок с лишним суток дрейфовал на лодке в Черном море. Все это время он утолял жажду морской водой. И все же Кудояров был твердо уверен, что в этом случае смерть наступит быстрее, чем от обезвоживания организма. Куда ни кинь - все клин. Была еще надежда - на тропический ливень, который вдосталь бы напоил изнуренные зноем тела. Туча могла появиться, но... могла и не появиться. И она появилась - большая, темная, лохматая. Все взгляды с надеждой устремились к ней; Кудояров тотчас распорядился тщательно выполоскать канистру. Люди как будто воспрянули духом: влаги, влаги, влаги! ...Туча прошла стороной, подарив бедствующим лишь порыв шквального ветра, но ни капли воды. И снова - беспощадное солнце. Нельзя было дать страху вгрызаться в сердца людей. - Держитесь, товарищи! - говорил Кудояров. - "Академик" должен быть где-то недалеко. Там уже, наверное, подняли на ноги всех и все, вступили в контакт с "ОКО", и его всевидящий глаз квадрат за квадратом обшаривает океан. Приборы на орбитальной станции способны засечь в просторах океана даже такую мелочь, как наша шлюпка. Кудояров тоже ощущал недомогание, но мысль его продолжала обращаться к загадке: кому и зачем понадобился профессор Румянцев? Зачем - это понятно. Но ведь не случайна связь между обстрелом вертолета и появлением яхты! За рейсом "Академика" следят - это ясно. Может быть, на орбите, близкой к "ОКО", вьется спутник-шпион? В этот момент Кудоярова тронул за локоть вахтенный Скобелев. - Поглядите, Евгений Максимович, - с трудом ворочая языком в ссохшемся рту, сказал он, - Что бы это могло означать? По левому борту, примерно в нескольких кабельтовых *, из воды поднимался серебристый купол. Потом над ним поднялась телескопическая антенна локатора и, медленно поворачиваясь, начала обшаривать голубой простор. Это видение продолжалось не более двух минут. Потом антенна ушла в купол, и он исчез в глубине. Кудояров протер глаза. Фата-моргана? Нет, видимость была отличной, так что о массовой галлюцинации не могло быть и речи. - Евгений Максимович, что это было? - спросил Найдич, уверенный, что Кудояров знает абсолютно все. Начальник экспедиции только плечами пожал. - А все-таки любопытно было бы знать, - заметил Скобелев, - что же все-таки там, в сундучке у чертушки Джонса? (это выражение он заимствовал из лексикона капитана Леха). Но тут новое явление отвлекло их внимание от видения с куполом: в стороне от густо-синей полосы уносившего их течения, совсем близко, обозначалась полоса более светлой воды. - На весла! - скомандовал Кудояров. - Во что бы то ни стало нужно прибиться к этой полоске! Налегли на весла. Кудояров зачерпнул в горсть воды и поднес к губам - это было то, о чем он догадывался: вода! пресная вода! Сухопутный житель счел бы это за чудо "ниспосланное свыше". Но для Кудоярова это было не в диковинку: он знал, что в морях иногда обнаруживаются источники пресной воды. Это означало, что здесь в океане небольшие глубины и мощная струя живительной влаги пробивается со дна океана на его поверхность. Кудояров однажды сам наблюдал это редкое явление на Черном море, у южного берега Крыма. - Заметьте, Андрей Сергеевич, - сказал Кудояров. - Ведь об этом еще Лукреций писал. - Пить будем потом! - скомандовал он. - Наливайте канистру. Наливайте бортовые воздушные камеры. Полоса пресной воды вот-вот кончится. Люди работали как одержимые. Кудояров оказался прав счастье было недолгим, но изрядный запас воды был сделан. - Помногу сразу не пейте! - сказал начальник экспедиции. - Геннадий Михайлович, выдайте пока по пол-литра на брата. Скобелев отмеривал порции порожней коньячной бутылкой. Но этих пол-литра оказалось достаточно, чтобы произошло буквально воскрешение из мертвых, лица оживились, снова появился блеск в глазах, речь стала связной. - А ведь где пресная вода, там и земля близко, - шепнул Кудоярову Скобелев. Кудояров кивнул головой. - Смотрите! - воскликнул Апухтин. Над шлюпкой порхала большая, удивительной расцветки, бабочка: багрянцем, изумрудом и золотом отливали ее крылья. Старина Ной на своем ковчеге, вероятно, не взирал на голубя, возвестившего конец всемирного потопа, с такой радостью и восхищением, как экипаж шлюпки на этого посланца надежды. - Красавица! Милая! - восклицал Найдич. И Кудояров приметил неоспоримый признак близости земли: небольшое неподвижное кучевое облако на горизонте. Оно, несомненно, стояло над крупным островом или, может быть, даже материком. И тут Фомин гаркнул так, что все вздрогнули: - Земля! Все явственнее означалась вдали темная полоска, а вскоре стал виден и берег, окаймленный белой полоской прибоя. Течение, видимо, огибало эту землю. Оттуда, с огромной скоростью, сверкая на солнце прозрачным перекрытием палубы, к шлюпке неслось судно незнакомой конструкции. * * * Информация ОБЫКНОВЕННОЕ ЧУДО Об этом любопытном явлении писал две тысячи лет назад Лукреций, этот энциклопедический ум, в своем труде "О природе вещей": В этом же роде родник, находящийся в море Арабском, Пресную воду он бьет, разгоняя соленые волны. Да и в других областях доставляет морская равнина Пользу насущную всем морякам при томительной жажде, Между соленых валов пресноводный родник извергая. Об этом же можно найти сведения и у древнеримского ученого Плиния-старшего в его "Естественной истории" и у древнегреческого географа Страбона. Да и сегодня известны подводные морские кладовые пресной воды у берегов многих стран мира-близ Флориды, около Багамских и Гавайских островов, у побережья Франции, Италии и островов Самоа. Полагают, что подводные источники большей частью возникают в результате выхода через разломы и трещины в донных породах пресных грунтовых вод, которые движутся по водопроницаемым пластам от суши к морю вследствие разницы гидростатических уровней. (Журнал "Природа"). Глава XI. КОЛОНИЯ "НИБЕЛУНГОВ" Мерзавцы, сгнившие давно, Смердя историческим смрадом, Полунегодяи, полумертвецы, Сочились Последним ядом. Генрих Гейне. "Германия. Зимняя сказка" От причала в глубь сельвы вела широкая просека. По ней пролегала бетонная дорожка: асфальт здесь не годился, под лучами тропического солнца он тек, как сметана. Четверо молчаливых стражей, одетых в голубовато-зеленую униформу с медными пуговками, в пилотках, с пистолетами у пояса, сопровождали экипаж шлюпки. Со спасенными обращались очень вежливо, даже предупредительно, но на все вопросы Кудоярова и Скобелева стражи отделывались хмыканьем и неопределенными междометиями. "Стражи", как там их ни называй, а это, несомненно, был конвой. - Попали мы в историю с географией, Евгений Максимович, вполголоса сказал Скобелев Кудоярову. - Из огня да в полымя... - Конечно, веселого мало, - отвечал начальник экспедиции. - Но не будем пока загадывать. Время покажет что к чему. В километре от пристани бетонная дорожка разветвлялась в две противоположные стороны. Конвоиры. разделили группу на две части: в одной оказались Скобелев, Найдич, Фомин и Апухтин, в другой - один Кудояров. - Рехтс, битте! * - скомандовал один из конвоиров, и три стража увели Скобелева с товарищами направо. - Линкс, битте! * - обратился оставшийся униформист к Кудоярову и пошел сзади него, положив руку на кобуру пистолета. Предосторожность совершенно излишняя: кругом жила своей жизнью и бушевала непролазная чащоба, переплетенная лианами и кустарниками, населенная диковинными птицами, бабочками величиной в ладонь, лягушками размером с дыню, пятиметровыми змеями, немыслимым разнообразием гадов и насекомых. Этот "Инферне верду", как называют его путешественники,- "Зеленый ад", гукал, вопил, перекликался тысячами голосов, будто джаз преисподней. Дорожка привела Кудоярова к четырехметровой ограде из красноватого тесаного камня. Сбоку от металлических решетчатых ворот в стену была вделана большая доска с надписью на немецком, английском и испанском языках: ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ! ОБРАЗЦОВАЯ СЕЛЬСКОХОЗЯЙСТВЕННАЯ КОЛОНИЯ "НИБЕЛУНГИ" В стене открылось окошечко, и оттуда выглянула квадратная физиономия в надвинутой до бровей пилотке. Обменявшись лаконичными фразами с конвоиром, голова исчезла и створки ворот раздвинулись. Кудояров ступил на территорию "Образцовой колонии". По обе стороны дороги тянулись вытянутые по струнке одноэтажные, казарменного вида здания, крытые шифером, сложенные все из того же тесаного камня (где они, черт возьми, столько его взяли? - удивлялся Кудояров). Встречавшиеся им люди - и мужчины, и женщины - были одеты точь-в-точь, как и его конвоир, в такие же голубовато-зеленые курточки. Кудояров обратил внимание, что детей и стариков среди них не было, все люди среднего возраста или зеленые юнцы. Они удивленно косились на пришельца, не выражая, впрочем, ничем иным своих чувств. И было в облике и выправке всех этих людей нечто общее, как будто сошли они с одного конвейера. Приглядевшись внимательнее, Кудояров понял, что именно. И в памяти зазвучали саркастические строки его любимого поэта Генриха Гейне: Шагают - ни дать ни взять манекен. Муштра у них на славу! Не проглотили ли палку они, Что их обучала уставу? Но вот справа показалась шеренга двухэтажных строений промышленного типа, обнесенная колючей проволокой на столбах. И, наконец-то, взгляду открылось нечто уж вовсе диковинное и никак не вяжущееся с окружающим: замок с претензией на старонемецкую готику. Замок с толстенными стенами, с бойницами в торцовой части здания, с высокими и узкими окнами на фасаде, забранными коваными фигурными решетками. В центре, над порталом, возвышалась башня, а по углам - башенки поменьше. Так и казалось, что вотвот откроется резная дубовая дверь и выйдет какаянибудь белокурая Гретхен, чтобы приветствовать гостя. ...Но Гретхен не вышла. Кудоярова ввели в обширный холл, обставленный мебелью из мореного дуба. Стены были отделаны панелями из такого же материала, на них были развешаны средневековое рыцарское оружие и гравюры со сценами из "Песни о нибелунгах": Зигфрид убивает дракона, Гаген убивает Зигфрида, королева Кримгильда отсекает голову Гагену и тому подобное. Ниже шли полки, уставленные керамическими росписными кружками, как в какой-нибудь немецкой пивной. В холле было полутемно и прохладно, видимо, хозяин, позаботившись о мечах и секирах, не забыл и о современной установке для кондиционирования воздуха. Кудояров только озирался, представляя себе, каких колоссальных средств стоило создание этой причуды в дебрях тропических джунглей. Солнечный свет, проникая сквозь цветные стекла огромного витража, разузоривал дубовый стол, в стиле той же готики, и стоявший на нем старинный канделябр. Сам витраж изображал... Гитлера, с прядью волос, спадающей на лоб, карикатурными усиками, .в полувоенном кителе с железным крестом. Под витражом в кожаном кресле с высокой спинкой сидел тучный, совершенно лысый старик лет восьмидесяти. Несмотря на бычье сложение, облик его являл все признаки дряхлости. Хозяин долго и внимательно рассматривал гостя, потом спросил скрипучим усталым голосом: - Вы говорите по-немецки? - Да. - Тем лучше. Отпадает надобность в переводчике. Насколько мне известно, я имею удовольствие разговаривать с господином Кудояровым? - Вы не ошиблись. - Очень приятно видеть столь высокого гостя в колонии "Нибелунги". Прошу садиться. - Разрешите узнать, с кем имею честь беседовать? - в тон ему сказал Кудояров. - Если угодно, можете называть меня доктором Альберихом. Кудояров вспомнил, что именно так звали мифического предводителя нибелунгов. Пауза. Потом тот, кто назвал себя Альберихом, сказал: - Для начала нашего знакомства, господин Кудояров, хотелось бы знать поподробнее: каким образом вы оказались на шлюпке в открытом океане? - Сегодня утром я и еще пять участников экспедиции поднялись на вертолете с борта советского научно-исследовательского корабля "Академик Хмелевский". - Это мне известно. - В пути мы были обстреляны с самолета без опознавательных знаков. Вертолет потерпел аварию, и мы были вынуждены сесть на воду. Это вам тоже известно? - Вы сказали о шести человеках. Но наш глиссер снял со шлюпки только пятерых. - Пилот вертолета в приступе помешательства бросился за борт и нам не удалось его спасти. Пауза. Альберих побарабанил пальцами по столу, что-то соображая. - Он утонул? - Сомнений быть не может. - Вы не все рассказываете, господин Кудояров. Вы умалчиваете о том, что вас подобрала яхта "Королева". Не обнаружив среди вас того, кто был нужен хозяевам яхты, они отделались от вас, высадив на шлюпку и бросив на произвол судьбы... - Вам известны и такие подробности? - Мы знаем значительно больше, нежели вы думаете. Так вот, откровенность за откровенность: действительно ли на борту судна находится профессор Румянцев? - Это что - допрос? - Нет, вполне естественная любознательность. - Ну, что ж, придется ее удовлетворить. Но прежде поясните, господин Альберих, почему вас так интересует этот ученый? - Это чрезвычайно любопытная личность. Прочитайте, например, что пишет о нем нью-йоркская "Дейли Геральд". Или разрешите, я прочту? - Пожалуйста. Интересно, что может писать о нем эта известная всему свету поставщица дезинформации... - Вот. - Альберих взял со стола газету, надел большие очки и начал читать: "Профессор Румянцев - "Железная маска" 20-го века. Советский профессор Румянцев, имя которого в последнее время так часто упоминается в мировой прессе, строжайшим образом засекречен. Дело в том, что созданная им установка "Перехватчик ураганов" позволяет получать с помощью сравнительно небольшого по размерам устройства волны принципиально нового типа, названные "антиэнергией". Значение этого открытия трудно переоценить, оно, может быть, является .крупнейшим открытием нашего века после расщепления атомного ядра. Логично предположить, что тот, кто может укрощать ураганы, может и воздействовать на стихийные силы, направляя их по своему желанию в заданном направлении. Следовательно, эта установка может иметь не только мирное применение, если учесть, что в среднем урагане развивается энергия, равная энергии взрыва 300-400 тысяч атомных бомб, подобных той, какая была сброшена на Хиросиму. Следовательно, мы имеем дело с самым страшным и мощным оружием всех времен и народов". Альберих впился глазами в собеседника. - Что скажет об этом господин Кудояров, доктор географических и физико-математических наук? - Что ему стало ясно, чем вызван ваш интерес к профессору Румянцеву. Альберих засмеялся. - Э-э-э... Вы неправильно думаете о нас, господин Кудояров. Мое любопытство оправдывается чисто научными интересами. Мы тоже занимаемся здесь научноисследовательской работой, и вопрос о борьбе с ураганами, которые являются истинным бичом божиим для этих краев, для нас небезразличен. Снова наступила продолжительная пауза. На лице "доктора" Альбериха отражалась досада, что он так легко себя выдал. На протяжении всего разговора начальник экспедиции изучал физиономию главаря "нибелунгов" и силился вспомнить - кто же этот человек, которого он прежде никогда не видел. Разговор, который требовал настороженности, отвлекал Кудоярова от чего-то очень важного, что могло быть ключом к замку "нибелунгов". Пауза дала ему возможность сосредоточить все силы памяти на одном и подарила внезапное озарение. Ожили в памяти неоднократно описанные события почти сорокалетней давности. Кудояров больше не сомневался, кто перед ним. Он понимал, что теперь ему нужно удвоить, утроить бдительность, однако неожиданное открытие никак не отразилось на его лице. - Вы не дочитали заметку до конца, - сказал он. - Ах да! Простите, - Альберих опять взял газету: "По этой причине профессора Румянцева облачили в "железную маску". Этим объясняется недоступность ученого: как известно, до сих пор ни одному печатному органу не удалось опубликовать портрет профессора Румянцева и ни одному репортеру - встретиться с ним и взять интервью". Альберих многозначительно поглядел на Кудоярова. - Мало ли что пишут, когда не о чем писать, - сказал Кудояров. - По-моему, профессор Румянцев просто очень занятый человек. Могу заверить вас, что на борту "Академика" профессора Румянцева нет и не было. - А установка "Перехватчик ураганов"? - Разрешите мне не отвечать на этот вопрос. Мы не посягаем на вашу суверенность и ожидаем того же с вашей стороны. Поймите, господин Альберих, что все работы, связанные с этой установкой, находятся пока в стадии экспериментов. Результаты их будут опубликованы в свое время. Всякие ссылки на использование этого открытия в военных целях - чистая провокация. - Так мы ни до чего не договоримся. - А я не знаю, о чем нам с вами торговаться. Мы очень благодарны за помощь, оказанную нам в трудный момент. Если вы хотите быть последовательным, дайте распоряжение, чтобы нашу группу доставили в ближайший населенный пункт. Это все, чего мы хотим. - К сожалению, в ближайшие дни по техническим причинам это невозможно. Спешить вам некуда. Вам и вашим коллегам нужно отдохнуть, придти в себя после пережитого. Вам будет оказано гостеприимство. - Извините, господин Альберих, но пока что это довольно странное гостеприимство: в гости не ходят под конвоем. - Без провожатых вы рисковали заблудиться. К тому же и вам следует понять: условия нашего существования в этих дебрях весьма нелегки, а порой и опасны. Мы вынуждены принимать меры предосторожности. Здесь, в этой трущобе, некогда существовала высокая цивилизация, ныне исчезнувшая и забытая. Джунгли поглотили ее. На многовековых развалинах в конце прошлого столетия монахи создали здесь католическую миссию, чтобы нести индейским племенам "свет веры". Но джунгли хорошо знают свое дело: даже имен этих добровольцев не сохранилось. Затем, как говорится в скобках, в бывшем монастыре была оборудована наша гостиница, в которой вас поместят со всеми возможными удобствами. - А вы застали здесь индейцев? - Да. - Где же они теперь? Альберих сделал выразительный жест, означавший: "исчезли, испарились..." - Так вот, разрешите закончить: сюда пришли мы, именующие себя нибелунгами, чтобы создать в этих местах, проклятых богом и людьми, свой культурный уголок. В это дело вложены огромный труд и немалые деньги. Мы, естественно, желаем оградить себя от соглядатаев и постоянного вмешательства. Отсюда - такие строгие порядки. Давайте договоримся, что вы не будете сетовать на некоторые ограничения. В библии сказано: "Горе тем, кто пришел высмотреть наготу земли сей". У Кудоярова вертелось на языке изречение: "Дьявол всегда цитирует из библии, когда хочет доказать свою правоту". Ни он не сказал этого, а, усмехнувшись произнес: - Вполне логично, господин Альберих. У нас есть пословица: "В чужой монастырь со своим уставом не ходят". Можете называть себя арийцами, самураями, нибелунгами, даже архангелами, как вам угодно. Мы не посягаем на ваш устав. Нас сейчас интересует только одно: возможность быстрее возвратиться на свой корабль. - Мы с вами еще обсудим такую возможность. Я советовал бы вам подумать об ответе на мой вопрос относительно "Перехватчика ураганов". Вы, как ближайший сотрудник и доверенное лицо профессора Румянцева, должны быть в курсе дела. У вас есть еще время подумать, не слишком долгое, разумеется, господин Кудояров, - в голосе Альбериха прозвучала нотка угрозы. - Кстати, - нарочито небрежно добавил он, - есть еще один выход: можно дать радиограмму на ваш корабль, не указывая, впрочем, где вы находитесь. Поблизости имеется удобный рейд, где "Академик Хмелевский" может стать на якорь и принять вас на борт. Координаты мы дадим. Как видите, мы идем вам навстречу, проявляя добрую волю. Но если вы и от этого откажетесь, мы будем считать ващу позицию злонамеренной и действовать в отношении вашей группы соответствующим образом. Нервы Кудоярова напряглись до предела, мозг лихорадочно работал. Он понимал, что решение нужно принимать немедленно. - Видимо, это будет лучший выход. - Я вижу, что вы образумились, - мягко сказал Альберих, подвигая Кудоярову большой блокнот. - Пишите радиограмму. Кудояров взял из керамического стакана авторучку и начал писать: "Борт "Академика Хмелевского". Капитану Леху. Замполиту Полундра. Бедствуем пустынном берегу на границе эквадорских джунглей. 2 градуса южной широты, 79 градусов западной долготы. Находимся краю гибели. Срочно ждем помощи. Кудояров". - Вот, - он перебросил блокнот через стол и назвал волну, на которой работала рация "Академика". - Так, - сказал Альберих, просмотрев текст, написанный по-русски и по-немецки. - А что значит "полундра"? - Фамилия заместителя начальника экспедиции по политической части. - Отлично. Последний вопрос. Профессор Румянцев... это не вы ли? - Это уже переходит в область анекдота. С таким же основанием я могу выразить сомнение, что вы - доктор Альберих. - Не окажитесь слишком догадливым, господин Кудояров, сквозь зубы процедил "доктор". - Аудиенцию, кажется, можно считать законченной? - сказал Кудояров. - Только примите во внимание, придет "Академик" или не придет, все равно угрозы и давление на нас бесполезны. - Это ваше последнее слово? - Конечно. Разрешите откланяться? - До свидания. Вас проводят. Поторопитесь добраться засветло, тропическая ночь наступает мгновенно. Информация "КОРИЧНЕВЫЙ АГАСФЕР"* ...В майскую ночь 1945 года в пылающем Берлине родилась тайна этого человека. Из-под многометровой толщи бетона, прикрывавшей бункер фюрера, выползло несколько разношерстно одетых людей. И в их числе грузный с бычьей шеей мужчина в форме генерала войск СС. Он приказал своим фолъксштурмистам держаться до последнего человека, а сам улизнул. Беглецы скользнули в станцию метро, и подземный туннель вывел их к вокзалу Фридрихштрассе. Здесь находилось несколько танков с черными крестами, которые пробивались к окраине Берлина. Прячась за один из них, группа продолжала путь. Внезапно раздался взрыв: снаряд угодил прямо в танк. Эсэсовского генерала и его спутников разнесло на куски. Остался в живых лишь один Аксман, руководитель "Гитлерюгенд", чтобы поведать об этом эпизоде на Нюрнбергском процессе. Но потом оказалось, что остались в живых еще двое. А эсэсовский генерал? Может быть, он и по сей день ходит в мнимых покойниках? Уже около сорока лет этим занимаются историки, органы возмездия, тайная полиция многих стран и журналисты, взявшие на себя роль добровольных детективов.^Миллионы людей в разных концах света хотят знать истину. У них есть свои счеты с этим заправилой "третьего рейха". Постепенно кое-что стало проясняться. Обергруппенфюрер СС, рейхслейтер нацистской партии, кандидат на нюрнбергскую виселицу, удрал, будто бы на подводной лодке под крылышко испанского диктатора Франко. Запутанный след его обнаруживался то в Мексике, то в Аргентине, то в Бразилии, среди скрывающихся там нацистов. Наконец могила его была найдена в Парагвае. Ее вскрыли и нашли останки давно умершего индейца. По крайней мере три человека заявляли в печати, что лично застрелили бывшего эсэсовского генерала. Бойкие репортеры в поисках экс-покойника пытались, с риском самим оказаться покойниками, проникнуть в нацистские колонии, процветавшие под крылышком мелких южноамериканских сатрапов. Наконец франкфуртская прокуратура объявила "коричневого Агасфера" мертвым. Но это вовсе не означало, что дело его закрыто. Глава XII. "ЛЕТУЧИЙ АМЕРИКАНЕЦ" Не видно на нем капитана, Не слышно матросов на нем... М. Ю. Лермонтов. "Воздушный корабль" С момента, когда гидровертолет был поднят на борт "Академика", среди научных сотрудников и экипажа царило настроение, которое можно было охарактеризовать как. внутреннее напряжение. Все понимали, что случилось происшествие криминальное и загадочное, что экспедиция лишилась руководителя и судьба Кудоярова и его спутников - неизвестна и все это ставит проведение "генерального эксперимента" под угрозу срыва. Однако нельзя было заметить и тени паники или растерянности. Утром 7 августа гидрографы и метеорологи, геохимики, аэрологи, телеметристы и прочая ученая братия, заняли, как обычно, свои рабочие места у приборов. В каюте капитана Леха, обставленной по-спартански неприхотливо, сидят секретарь партбюро Колосов и заместитель Кудоярова по научно-исследовательской работе Зеленцов. Капитан Лех, в белоснежной рубашке с короткими рукавами, будто только сошедшей с гладильной доски, положил мускулистые, узловатые, как корни, рукн на. карту. - Давайте, товарищи, восстановим факты ЧП в их последовательности, - говорит он, как всегда, негромко. - Вчера, 6 августа, в 12 часов 35 минут наш гидровертолет, находившийся в свободном поиске с Кудояровым и еще пятью человеками на борту, был обстрелян самолетом неизвестной национальности. Стрельба велась из крупнокалиберного пулемета. Были пробиты баки с горючим, вертолет сел на воду. Руководитель экспедиции и члены экипажа исчезли. Никаких следов борьбы, например, крови в кабине не обнаружено. Только рация оказалась разбитой. Но еще до аварии Кудояров успел дать радиограмму, в которой указал пункт, где это произошло. Он сообщил, что к вертолету направляется моторная яхта под тринидадским флагом. Таковы факты, которыми мы располагаем. - Маловато, - заметил Колесов, крупный, полный блондин, лет за сорок, очень добродушный, но скупой на слово. - Но эти данные позволяют сделать кое-какие определенные выводы, - продолжал капитан Лех. - Как вы полагаете, Марк Сергеевич? - обратился он к Зеленцову, худощавому брюнету в очках с толстыми стеклами, большому знатоку тихоокеанского бассейна и находящихся в нем островов. - Ясно, что мы имеем дело с заранее спланированным и подготовленным похищением, - сказал Зеленцов. - Цель которого, - добавил Колесов, - выяснить: находится ли профессор Румянцев на "Академике" и захватить несколько человек из экипажа, чтобы установить маршрут "Академикам. - Это, - резюмировал капитал. Лех, - уже кончик нити, которая может привести к тем, кто задумал и направлял это злодеяние... Вы знаете, что вчера во второй половине дня и сегодня с восходом солнца "ОКО", наша орбитальная управляемая станция в космосе, с помощью всех своих оптических и локационных средств обшаривает океан. Однако товарищ Донец до сих пор ничего утешительного нам сообщить не смог. Вчера же мы связались по радиотелефону с руководством института, а оно в свою очередь вошло в правительство с информацией о случившимся. - Разрешите закурить, Лех Казимирович, - спросил Колесов, - вытаскивая пачку сигарет. - Пожалуйста, Фотий Степанович, - сказал капитан Лех. Нам пока и остается только что закуривать... Сам капитан Лех, к всеобщему удивлению, не пил и не курил. Надо полагать, что в Лаберленде, этой сказочной заоблачной стране морских саг, этой Валгалле * старых морских волков, где очень много рома и табаку - курительного и жевательного, ему было бы скучновато... - Вчера же вечером, - хмурясь продолжал капитан Лех, - мы получили приказ: "Следуйте своим курсом, ждите дальнейших указаний". Буквально вслед наша рация получила очень странную радиограмму: "Борт дизель-электрохода "Академик Хмелевский". Капитану Леху, замполиту Полундра. Терпим бедствие пустынном берегу южноамериканского материка на границе эквадорских джунглей 2 градуса южной, широты 79 градусов западной долготы. Находимся краю гибели. Срочно ждем помощи. Кудояров. Обратите внимание на детали. Евгений Максимович никогда не обратился бы ко мне по имени. Такую радиограмму, а это по существу "СОС", он адресовал бы "капитану Ковальскому". Второе: "Находимся краю гибели". Вы, Фотий Степанович, и вы, Марк Сергеевич, да и я, слишком хорошо знаем Кудоярова, чтобы допустить возможность такой панической фразы с его стороны. Он ведь не из тех, кто поднимает лапки кверху, это человек, созданный для борьбы. Следовательно, - эта фраза поставлена нарочито, не без умысла. Что касается Скобелева, Найдича, Фомина, Лепета и Апухтина, то это люди надежные, проверенные, не способные на какое-либо предательство. И, наконец, - заключил капитан Лех, - обратите внимание на вымышленную фамилию "Полундра". Вам хорошо известен смысл этого морского выражения: "берегись". Но он, по-видимому, был неизвестен тем, кто вынудил Кудоярова составить эту радиограмму. Таким образом, мы можем сделать вывод, что радиограмма - явно провокационный ход со стороны не Кудоярова, а похитителей, с целью заманить "Академика" в глухую, ненаселенную местность. Мы тотчас поставили в известность Ленинград. Капитан Лех откинулся на спинку жесткого кресла и, взяв стоявшую на карте чашку "веджвуда", старинного английского фарфора, отпил глоток крепчайшего чая. В каюту постучали. Вошел радист и подал капитану Леху шифрованную радиограмму: "Следуйте остров Равенуи, в восточной части Тихого океана, где находится французская станция наблюдения и слежения за тайфунами. Французы предуведомлены и готовы вас принять. Ожидайте прихода французского научно-исследовательского судна "Фламмарион", на котором прибудут зарубежные ученые, участники генерального эксперимента. Уполномоченный чрезвычайной правительственной комиссии Кучеренко". - Ну, значит, в Москве и Ленинграде нажали на все пружины, - сказал Колесов. - Выручим, не сомневаюсь, выручим наших товарищей. В этот момент зазвонил на столике телефон. Капитан Лех поднял трубку. Звонили из штурманской рубки. Голос вахтенного: "Лех Казимирович! По правому борту, примерно в пяти кабельтовых дрейфует судно, видимо - неуправляемое". - Иду! - сказал капитан Лех. Поднявшись на верхнюю палубу, капитан взял бинокль и увидел то, ради чего его вызывали. Это был большой транспорт по всем данным оставленный командой, один из "Летучих голландцев" океана, "корабль-призрак", каких немало скитается поморям. Кормовой флаг отсутствовал. "Академик" тоже лег в дрейф. Несколько минут спустя моторная шлюпка с "Академика" подошла к. загадочному судну. - Эгей, на борту! - закричал в мегафон старпом Шестаков. Никто не отозвался. Шлюпка обошла вокруг судна и обнаружила свисающий с борта обрывок буксирного троса. По нему и взобрались на покинутый корабль старпом и трюмный механик Молчанов. Они ожидали увидеть все что угодно, только не это. Палуба была сплошь заставлена штабелями крепко принайтовленных торпед. На второй палубе были сложены авиационные бомбы. Жилые кубрики были забиты крупнокалиберными снарядами. В трюмах - опять авиабомбы. Все это было по большей части изъедено коррозией, но, понятно, взрывчатка сохранила свои смертоносные свойства. Шестаков знал, что начинка из тринитротолуола, кристаллизуясь со временем, становится очень неустойчивой и достаточно стукнуть по корпусу бомбы; чтобы она взорвалась. И если бы это произошло в порту большого города - ни от порта, ни от города не осталось бы и синь-пороха! - Черт побери! - шепотом сказал Шестаков. Молчанов увидел, как побледнел старпом, человек вообще-то не из пугливых. - Что, товарищ старпом? - раздался в миниатюрной рации на груди Шестакова голос капитана Леха. - Опасное соседство! - зашептал Шестаков, как бы опасаясь, что звук голоса может послужить детонатором. - Корабль сверху донизу набит взрывчаткой. Команды нет. Машины сняты, рация снята, вообще все, что можно было снять. Фактически остался корпус, начиненный взрывчаткой. И эта штука может взлететь на воздух каждую минуту. Капитан Лех: - Вы думаете? Шестаков: - В трюме - запах газа, который выделяет разлагающая взрывчатка. Там есть гидростатический взрыватель, но и без него в любой момент может произойти спонтанный взрыв. Нужно немедленно уходить от этого судна и - подальше. Капитан Лех: - Вы не обратили внимания на название судна? Шестаков: - Обратил. "Саванна". Капитан Лех: - Все понятно. Так сказать, "Летучий американец", - саркастически усмехнулся он. Он, знавший все, что касалось мореплавания, живая летопись морских аварий и катастроф с начала века, вспомнил, что четыре месяца назад этот транспорт, стоя у причала порта Ном на Аляске, принял на борт полностью разоруженного судна 20 тысяч тонн торпед и авиационных бомб устаревшего образца. Затем портовый буксировщик взял транспорт на буксир и вывел в открытое море, где намечалось затопить его на большой глубине. В намеченном пункте на "Саванну" должен был подняться человек и открыть кингстоны *. Потом следовало обрубить буксир и уходить. Эта затея окончилась трагической неудачей. Вскоре после того как буксировщик отошел от причала, начался шторм. Буксирный трос лопнул, и транспорт, быстро дрейфуя по ветру, скрылся в штормовой мгле. Сам буксировщик получил повреждения и добрался до порта лишь на вторые сутки. А "Саванна", превратившаяся в чудовищную бомбу замедленного действия, через четыре месяца волею ветров и течений очутилась в тропиках, пройдя несколько тысяч миль. И, конечно же, Леху вспомнилась история, происшедшая лет двадцать назад и обошедшая все газеты. Баржа, на которой находились четыре советских военных моряка - Зиганшин, Поплавский, Крючковский и Федотов, была оторвана штормовым ветром от причала. 49 дней носило баржу по неведомым путям, пока она не оказалась в тропиках. Без продуктов и средств связи, на краю голодной смерти, советские моряки выдюжили, пока не пришла случайная помощь - Шестаков? - снова зазвучал голос капитана Леха. - Слушаю, Лех Казимирович! - Приказываю: спуститесь в трюм и откройте кингстоны. Но с таким расчетом, чтобы судно подольше оставалось на плаву. И - возможно быстрее - обратно. - Есть, товарищ капитан! Когда шлюпка вернулась на "Академик" и Шестаков отрапортовал о выполнении задания, капитан Лех спросил; - С каким расчетом открыты кингстоны? - Я думаю, что судно будет погружаться, по меньшей мере, часов пять. А не представит ли взрыв опасность для проходящих судов? - в свою очередь спросил старпом. Капитан Лех усмехнулся: - Здесь такие глубины, что топор идет до дна семь лет... "Академик" полным ходом удалялся от места этого необычайного свидания. А "Саванна", еле заметно погружаясь и продолжая дрейфовать по ветру, достигла места, где накануне поднимался из океана серебристый купол. И... внезапно остановилась. Казалось, могучая рука из глубины схватила судно за корпус и потянула вниз. Скоро на поверхности остались только верхушки мачт с протянутой меж них антенной. Но и они вскоре исчезли. Огромной силы взрыв нарушил молчание океана. Это не был взрыв атомной или водородной бомбы, так как не появилось грибовидного столба, характерного для таких взрывов. Как выяснилось много позже, "Саванна" погрузилась в кратер подводного потухшего вулкана, где находилась тайная станция "нибелунгов". Супермагниты сработали без осечки. Пресса ПРОБУЖДЕНИЕ ПОДВОДНОГО ВУЛКАНА Подводный вулкан, мирно дремавший, может быть, долгие тысячелетия под поверхностью Тихого океана, 8 августа пробудился и начал действовать. Произошло это в районе близ Галапагосского архипелага (как известно, сами острова эти - вулканического происхождения). Извержение началось с гигантского взрыва, который наблюдался с борта японского рыболовного судна "Мито-мару 35" в пяти милях от места катастрофы. В небо взметнулся столб огня, дыма и пепла высотой не менее пяти километров. После взрыва возникла цунами - мощная приливная волна, высотой метров в 20 и с огромной скоростью понеслась к берегам Эквадора. Огромный водяной вал подкинул "Мито-мару" в воздух и затем забросил судно в глубь побережья на полтора километра. Все кофейные и банановые плантации и строения на этом участке суши целиком смыты. (газета "Телеграфа", Эквадор). Глава XIII. "ЖАННА" Он знал, что бывают такие урага ны, во время которых ничто не может уцелеть. Э. Хемингуэй. "Острова в океане" Конвоир поторапливал, то и дело поглядывая на солнце. Он вывел Кудоярова на бетонную дорожку, по которой час назад увели его товарищей. В конце просеки глазам начальника экспедиции открылась необычайная картина: обширная площадь, покрытая развалинами. Кустарники и ползучие растения заплели их: художник назвал бы эти руины живописными, писатель - величественными, археолог - уникальными. Здесь, по-видимому, располагался некогда грандиозный храмовый и административный комплекс, народа, самое имя которого осталось неизвестным современному человеку. Меж развалин были разбросаны огромные шары из обсидиана *, от двух до пяти метров в диаметре, идеально круглой формы и безупречно отполированные. Кудояров осведомился у конвоира: что бы это могло означать? Тот только плечами пожал. Но судя по тому, что шары были расположены в определенном порядке и образовывали геометрические фигуры, Кудояров сообразил, что они служили древним аборигенам для астрономических вычислений. Вместе с тем ему стало ясно: не время вело здесь свою разрушительную работу. Почти все здания были разобраны человеческими руками, они же сложили блоки красноватого тесаного камня в большие аккуратные штабеля. Тут, несомненно, потрудились "нибелунги" - вот откуда был взят материал для строительства колонии и ограды вокруг нее. "Ну и варвары!" - подумал Кудояров. От всего комплекса, представлявшего, надо полагать, колоссальную ценность для археологов и историков, уцелело одно здание пирамидальной формы, вероятно - храм. Большая часть растительности была вырублена, но храм стоял среди купы очень высоких деревьев, осенявших его своими кронами. Архитектура показалась Кудоярову очень оригинальной: пирамида из наложенных один на другой восьмиугольных дисков метра в два вышиной каждый. Каждый последующий диск был в диаметре меньше предыдущего. Таким образом, здание представляло как бы круговую лестницу и напоминало известную детскую игрушку - "пирамидку", только колоссально увеличенную в размерах. Сам храм на вершине был сравнительно невелик и увенчивался скульптурой: бюст человека, на который, была посажена орлиная голова. Это было человеческое существо, но не принадлежавшее ни к одной из существующих ныне рас: с высоким лбом, большим ртом, губами, изогнутыми как лук, и совершенно круглыми глазами и носом-клювом. Изваяние было выполнено из обсидиана алмазной твердости, макушка его касалась крон деревьев, лианы добрались сюда и оплели его, но все же и то, что было видно, поражало мастерством и реалистичностью изображения. Вот, собственно, и все, что успел рассмотреть Кудояров. Ночь свалилась на сельву внезапно, как удар грома. Солнце, ярко светившее до последнего мгновения, погасло мгновенно, с быстротой свечи, задутой ветром. Мрак скрыл руины. Только вершины деревьев по краям площади выписывались на фоне звездного неба затейливыми узорами. Страж засветил электрический фонарик, и они стали подниматься по широким ступенькам (Кудояров насчитал их ровно сто). Храм на вершине пирамиды был построен так капитально, что века оказались бессильны перед творением древних зодчих. Новым владельцам оставалось только приспособить его для своих целей в качестве склада, гостиницы, гауптвахты, а возможно, и тюрьмы. Кудояров оказался в небольшом помещении, обставленном как общежитие в какой-нибудь захудалой гостинице. Ничего лишнего: пять коек, шкафчик, вешалка, стол, табуретки. На столе аккумуляторный светильник. Начальника экспедиции встретили радостными восклицаниями. Кудояров осмотрелся. Комната была побелена, но - странное дело - там и сям сквозь слой белил проступали древние фрески. Монахи старательно уничтожали эти еретические изображения, но они оказались поразительно стойкими. Дело было, очевидно, в секрете красок: ни белила, ни штукатурка на фресках не держались, и как ни замазывали благочестивые отцы стенные росписи, они с поразительным упорством лезли "на свет божий". Кудояров взял светильник и подошел к стене. Три параллельные фриза опоясывали комнату, начинаясь под потолком и доходя до середины стены, причем на каждом из них повторялось одно и то же изображение. На верхнем - тот самый, орлиноголовый, в тиаре, украшенной цветами, поражал чудовище с головой саблезубого тигра и крыльями за спиной. На среднем фризе орлиноголовый летел на каком-то странном аппарате с огненным хвостом. И, наконец, на третьем, нижнем фризе опять-таки повторялась фигура саблезубого крылатого тигра. - Странно, очень странно! - сказал Кудояров. Апухтин подошел к нему. - Инопланетные пришельцы, как вы думаете, Евгений Максимович? - спросил он, показывая на орлиноголового. - Не думаю. Земляне. Возможно, из Пацифиды *. Но очень, очень давно. Вот что удивительно: тигры в сельве не водятся, тем более саблезубые. Они вымерли много тысяч лет назад. Мифы? Или отражение реальных событий? Разгадку нужно искать на дне океана... Кудояров поставил светильник на место, подошел к двери и подергал за ручку. Заперто. - Итак, друзья, - молвил начальник экспедиции, обводя взглядом товарищей, - гостеприимство по-нацистски... - Евгений Максимович, мы вас слушаем, - сказал Скобелев. - Где мы находимся? - В колонии "Нибелунги". - Понятно. Символика в старонемецком вкусе, вполне в стиле нацистов. Вас допрашивали? - А вас? - Пока нет. - А меня допрашивали. И, представьте, кто? - Трудно угадать. - Сам... - Кудояров назвал весьма одиозное имя. - Насколько я понял - он шеф этой колонии. - Невероятно. Ведь ему сейчас должно быть лет, что-нибудь около восьмидесяти. - Так оно и есть. Совсем дряхлый... Начальник экспедиции начал делиться своими догадками: - Я видел его фотографии, сделанные, правда, когда этот "Коричневый Агасфер" был много моложе. Посмотрели бы вы его физиономий) сейчас! Можно догадаться, что ему не раз делали пластическую операцию лица, - это, знаете, когда парафин впрыскивают под кожу. Но, как говорится, "бог шельму метит"... На щеке у него остался шрам в форме латинской буквы "с", полученный на дуэли, когда он еще буршем был. В свое время такие шрамы были гордостью их носителей, но теперь никакое искусство хирургов не смогло избавить его от этого клейма. Впрочем, дело не в шраме. Поглядели бы вы, чего они тут нагородили - целый комбинат. Я с трудом представляю себе, каких денег все это стоило. Несомненно, слухи о том, что "подводники" располагают неограниченными средствами - не лживы. Здесь, в этом гадючьем гнезде, они восстановили фашистские порядки. - И вынашивают, по-видимому, ни много ни мало, планы создания "четвертого рейха", - вставил Скобелев. - Так вы уверены, что это он? - Абсолютно. И вы догадываетесь, что это для нас означает? Скобелев вскочил и в волнении заходил по комнате. - Догадаться нетрудно. Это означает, что у нас очень мало шансов выбраться отсюда живыми. Что будем предпринимать, Евгений Максимович? - Выбираться своим ходом, - хладнокровно ответил Кудояров. - Вы думаете, это возможно? - Шансов маловато, это вы верно заметили. Но знаете, когда сражаешься - нужно побеждать. Это, кажется, Гарибальди сказал. И хотя мы теперь не в океане, а на суше, военного положения я не отменял. Вот если бы нам еще толкового человека из здешних. Не все же тут отъявленные негодяи... И как бы откликаясь на затаенные мысли пленников, часть стены как бы истаяла. В образовавшийся проход вошел старик с лицом, изрытым морщинами и рубцами. За ним второй - молодой, смуглый, с небольшой бородкой. Все отшатнулись. Если бы перед пленниками предстали Николай II или батько Махно, они были бы меньше потрясены. Но сомнений быть не могло: перед ними был Андрис Лепет, живой и невредимый. Скобелев стиснул его в своих объятиях: - Андрис, голубчик! Разве со дна океана возвращаются? - Как видите, Геннадий Сергеевич! - Я не большой охотник до цитат, - сказал Апухтин, - но мне вспоминаются слова Марка Твена: "По-видимому, на свете нет ничего, что не могло бы случиться". На лице Кудоярова впервые за последние часы появилась улыбка. - Объяснитесь, Андрис. Я ведь в чудеса не верю. - Времени мало, скажу коротко. Я попал на подводную станцию и спас меня вот этот товарищ. Его тут знают под именем Мишеля Рузе. Но он наш человек. русский. Михаил Козлов. Во время войны оказался за рубежом, мыкнул горя. Сам он называет себя "Караязиджи". - Что это означает? - По-турецки - "Человек злой судьбы". - А что за подводная станция? - Есть у них такая в океане, что-то вроде подводных рудников, выработки в кратере потухшего подводного вулкана. Что они добывают там - не знаю. Но это "что", вероятно, ужасно. Работают там люди, завербованные за большие деньги, с них берут подписку о сохранении тайны. Впрочем, деньгами этими им воспользоваться не удается, так как никто оттуда не возвращается. - Адская кухня! - воскликнул Фомин. - Ну, доставили меня сюда с моим спасителем. Интересовались - где же шлюпка с вами. Им хорошо известно, что течение проходит близ этих берегов, выслали глиссер на поиски. Ну и расспрашивали об "Академике", о "Перехватчике ураганов". Говорю, не знаю, не видел. А особенно - о профессоре Румянцеве. Дался им этот профессор! Я им твержу: нет на "Академике" Румянцева, он на острове Буяне сейчас. А они все свое! - Ну, завязали они узелок, - сказал Кудояров, - Тут и чья-то разведка, и торговцы наркотиками, и нацисты... Такой клубок змей! - Как же вы попали сюда, к нам? - спросил Скобелев. - Потайным ходом, - ответил за Андриса Козлов. - Я совершенно случайно на этот секрет натолкнулся. Должен вам сказать, что когда я сюда завербовался, то месяца три, до отправки на подводную станцию кладовщиком в монастыре работал. Им как раз грамотный человек по этой части нужен был - знаете, отчетность, то да се, чтобы по-немецки все было - "ганцаккурат". Нибелунги мне доверяли, знали, что меня Интерпол разыскивает по одному старому делу, значит, податься мне отсюда некуда. Тут все уверены, что храм стоит на монолитной пирамиде. И ни монахи, ни нацисты не трехнулись, что здесь, в толще ее, имеются свои кулисы - да какие! У жрецов свои тайны были тут и ходы-переходы есть, лабиринты и подземелья. В одном скелеты навалом до потолка, аккуратненько так сложены... - Тысяча и одна ночь! - вырвалось у Апухтина. - Ну, скажу я вам, они, то есть те, которые на рисунках с орлиными головами, что жили здесь когдато, такие были механикусы! Ффф-у-у! Тут такая черная магия, и заметьте - действующая! Представьте себе, они электричество знали, летательные аппараты имели... Козлов выложил все это залпом, потом перевел дух и сказал: - Однако, товарищи, времени для разговоров у нас в обрез. Вам собираются сделать предложение: связать вас по радио с кораблем, чтобы он пришел за вами в определенное место. - Такое предложение уже было, - сказал Кудояров. - Неужели вы согласились?! - Да. Их главарь, надо думать, из ума выжил. И дурак поймет, что это ловушка. - Ну и слава богу. Ведь тут явно замысел овладеть судном. А все остальное "нибелунги" списали бы на ураган; ведь задача вашего корабля в том и заключается, чтобы идти навстречу урагану, не так ли? - Так. Что же вы посоветуете, Козлов? - Бежать и немедленно. - Как? - Я выведу вас отсюда. - А дальше? - Надо достигнуть затона. Там стоят два глиссера. Один мы выведем из строя, на другом уйдем вверх по реке и высадимся в ближайшем селении. - План толковый. - Боюсь только я... - Чего? Вы, по всем данным, бывалый и храбрый человек. - Боюсь, что принесу вам несчастье. Ведь я - "Караязиджи". - Полно, Михаил, Михаил... Как вас по отчеству величать? - Ефимыч. - Так вот, Михаил Ефимович, сейчас не до суеверий... - Я готов вести вас. Только если что со мной случится, учтите: Андрис знает, как глиссером управлять, он ведь судовой механик и вертолетчик. Когда шли сюда с подводной станции, я ему все показал... - Учтем. Только не нужно поддаваться мрачным предчувствиям, это плохие советчики. Тут в голову Кудоярова пришла какая-то мысль и он спросил: - А здесь где-нибудь поблизости обитают индейские племена? - Обитали. Одно из них, племя хиваро, "нибелунги" использовали на стройке колонии. Тут их большая часть и вымерла. А остальных они, кажется, попросту перестреляли. Кудояров положил локти на стол и стиснул ладонями голову. - Демоны! - Что вы имеете в виду? - спросил Апухтин. - Вы не читали книгу профессора Румянцева "Вызов демонам"? - Нет, - произнес Апухтин. - Напрасно. Хорошая научно-популярная и публицистическая книга. Вам как будущему тайфунологу обязательно нужно прочесть, я вам дам, когда на судно вернемся. Так там есть такое высказывание: "Человек открыл ящик Пандоры и оттуда вырвались демоны. Одних породила сама природа - они воплощены в стихийных силах ураганов, циклонов, тайфунов. Других породило само общество угнетения, насилия и эксплуатации - это милитаризм, фашизм, расизм. И те и другие демоны равно враждебны человеку, могущественны и жестоки". - Я вас понял. - Так вот: мы ведем борьбу на два фронта, и тут теряться нельзя. Вспомните слова Йаполеона: "Духовная сила относится к физической как три к одному". А в духе наших товарищей я уверен. Нет безвыходных положений, есть безынициативные и безвольные люди. - Не теряйте времени, - взмолился Козлов. - "Нибелунгам" сейчас не до нас: недавно был пойман экстренный сигнал предупреждения - с океана идет циклон большой силы. - Та самая "Жанна", за которой мы охотились, - заметил Кудояров. - Пошли. Они не заметили, как снаружи был поднят засов. Дверь неожиданно распахнулась, и в комнату вошел униформист, неся бачок с ужином. - Битте, абендессен! * Произнеся эти слова, он на несколько мгновений остановился, вытаращив глаза: в комнате вместо пяти пленников было семь. Почуяв неладное, он начал пятиться к двери. В этот миг Апухтин, оказавшийся почти нос к носу со стражником, как-то странно подпрыгнул и со словами "данке шон" * нанес униформисту удар ногой в солнечное сплетение. В системе "каратэ" *, которая далеко превосходит и самбо, и джиу-джитсу, и дзюдо, часто применяются удары ногами. У хорошо тренированных каратистов сила такого удара равна иногда удару лошадиного копыта. Стражник рухнул, как подкошенный, котелок и тарелки разлетелись по полу. - Теперь он надолго выведен из строя, - сказал Апухтин. Но на всякий случай нужно связать его и заткнуть рот. Униформиста скрутили и засунули под койку, под другую отправили кухонный инвентарь. - Андрей Сергеевич, возьмите у него пистолет и фонарик, скомандовал Кудояров. - Ну, быстрей, пошли. Пленники один за другим двинулись к выходу и оказались в узком коридоре, где идти можно было только гуськом. Фонарик пришелся очень кстати: беглецам пришлось спускаться по длинному ходу с наклоном в 45 градусов. В конце хода забрезжило слабое голубое сияние. - Сейчас вы увидите человека, - сказал через плечо Козлов шедшему за ним Кудоярову, - который является вроде бы последним хранителем жреческих тайн. Он - вроде свой; понимает, что я не из "нибелунгов". Только не удивляйтесь ничему. Беглецы оказались в покое, стены которого были отделаны пластинками из слоновой кости. Посредине на невысоком помосте стоял саркофаг из того же материала. Светильник в виде шара на точеном столбике излучал ровный голубоватый свет. Увидев Козлова, хранитель поднялся со скамеечки в изголовье саркофага и приветствовал вошедших, подняв раскрытые ладони на уровень плеч. Беглецы догадались сделать то же, индеец заулыбался. "Караязиджи" знаками объяснил ему - свои, мол, хорошие люди, даже похлопал Кудоярова по плечу, Это был нестарый индеец в длинном хитоне цвета той же слоновой кости с очень смуглым выразительным лицом и длинными волосами цвета воронова крыла. И было в этом облике нечто, роднившее его с изображениями людей на фресках. Козлов показал на саркофаг и вопросительно взглянул на индейца. Тот кивнул головой и поднял крышку саркофага. Там лежало тело, покрытое тканью из тонких пурпуровых и золотых нитей. Маска из оникса скрывала лицо мумии. Прислонив крышку к саркофагу, индеец снял покров и маску. Беглецы увидели человека гигантского роста, обнаженного, в одной набедренной повязке, подлинного орлиноголового. Никто не знал, вероятно, даже сам хранитель, сколько времени лежит здесь вождь или верховный жрец исчезнувшей расы. Но тело, набальзамированное, может быть, тысячи лет назад, сохранилось идеально, впечатление было такое, что человек спит. Кожа на лице и теле - гладкая и глянцевитая, сохранила свой естественный вид, в сиянии светильника голубовато-золотистый. Несомненно было одно - перед Кудояровым и его товарищами был не восковой муляж, а настоящая плоть, только не мертвая и не живая. И у всех мелькнула одна и та же дерзновенная мысль: возможно, он и в самом деле спит, находясь в состоянии, подобном анабиозу? И тут произошло невероятное: человек в саркофаге открыл свои круглые глаза. Глазные яблоки были золотые, а вместо зрачков вставлены сапфиры. Даже Кудояров, отличавшийся завидным самообладанием, ошеломленный отступил на шаг. Но вот веки мумии опустились, хранитель накинул на тело покров, водрузил на место маску и закрыл саркофаг. Никто не в силах был произнести ни слова. Наконец, Кудояров поднял голову и заметил в стене нишу с полками, уставленную цилиндрическими роликами. Он подошел и взял один из них. Это была, вне сомнения, рукопись, выполненная очень четкими, но непонятными знаками, на каком-то незнакомом, прочном и тонком материале, отдаленно напоминающем кинопленку. - Черт возьми, библиотека! - молниеносно пронеслось в голове. - Какое сокровище, какой ключ к тайнам веков! Да, любого археолога хватит кондрашка, заполучи он в руки хоть один такой цилиндрик. Но - какая жалость! - задерживаться дальше невозможно. Козлов уже трогал его за плечо: пора, пора! Индеец приблизился к начальнику экспедиции и пристально поглядел на него. Потом снял с пальца кольцо и протянул ему. - Возьмите, Евгений Максимович, - шепнул Козлов. - Это он неспроста дает, значит - пригодится. Кудояров поклоном поблагодарил хранителя и надел кольцо. Индеец подошел к стене, надавил одну из пластинок, и стена раздвинулась. Беглецы вступили в узенький проход и пошли вперед, задевая плечами за стены. Вскоре коридор кончился, и шедший последним Фомин ощутил, как за его спиной опустилась каменная глыба. Дальше шел лаз, запахло сырой почвой. Беглецы ползли на четвереньках, то и дело чувствуя, как на головы и спины сыпятся комья земли. Наконец Козлов сказал: "на выходе". Выход вывел в какой-то цепкий кустарник и над головами беглецов оказалось звездное небо. - Фонарик пока не зажигайте, Евгений Максимович, держитесь за меня, а остальные друг за друга, - шептал Козлов. Бетонная дорожка оказалась в нескольких шагах. - Теперь - бегом! Нужно как можно скорее сесть на глиссер и опередить ураган. И вдруг звезды исчезли, как будто незримая метла одним махом смела их с небосвода. Беглецы очутились в непроглядной тьме. Провыла в колонии сирена, и наступила зловещая тишина. Сельва чувствовала приближение урагана, все живое стремилось спрятаться, укрыться, уйти в норы, дупла и ямы. Ураган притаился, как тигр, готовый к прыжку. Дышать стало тяжело. - Идет! Она идет! - эта зловещая весть передается в колонии из уст в уста. Эфир заполнен трескотней морзянки: тире-тире-тире, три буквы "Т". Берегитесь, люди! Она родилась в Тихом океане, где-то близ Галапагосских островов и на крыльях ветра понеслась в опустошительный набег к берегам Южной Америки. ...А она, уже нареченная женским именем "Жанна". продолжает свой страшный истребительный путь... Она несется вперед, набирая силу, достигает берега, сотрясает чащобу, деревья валятся с грохотом и треском. Беглецы ощущают на себе прежде всего силу ветра. Он то и дело валит их с ног, стремится оторвать их друг от друга, разъединить. Стараясь перекричать шум ветра, Кудояров велит людям ни в коем случае не терять бетонной дорожки. Когда ветер достигает апогея, он приказывает лечь и зарыть лицо в землю, чтобы найти в почве воздух для дыхания и не быть задушенным. Воздух уже не текуч, это почти твердая материя, способная наносить страшные удары. Предметы, не закрепленные на земле, превращаются в метательные снаряды. Но вот "Жанна" разражается ужасающим ливнем. Всего несколько часов назад Кудояров и его товарищи страстно мечтали о глотке пресной воды. Теперь этой воды на них низвергается целая Ниагара, и беглецам угрожает вполне реальная опасность захлебнуться. "Жанна" достигает колонии и начинает крушить все на своем пути. Молнии следуют одна за другой, почти без перерыва, и одна из них ударяет в лабораторию. - Смотрите! - кричит Андрис и указывает на столб пламени, взметнувшийся к небесам. Вслед за взрывом запылали бараки. Один из них, охваченный огнем, поднят целиком на воздух и превращается в самолет. Распадаясь на части, он сбрасывает вместо бомбы стиральную машину. Колонисты, уже видевшие подобные феерии, укрылись в подвалах. Но некоторые новички, не вняв предупреждению, оказываются на улице. Ветер разносит крыши в клочья. Куски шифера, сорванные с крыш, носятся в воздухе и наносят раны, ужасный, как удар топора мясника. Одной женщине обломком шифера, как ножом гильотины, сносит голову. Все это напоминает кораблекрушение на суше. Доктор Альберих сидит в холле своего замка, считая его неприступной крепостью от людей и стихии. Но он не учитывает ярости "Жанны", циклона, редкостного по мощи. Это как бы гигантская турбина, которая вырвалась из космоса и свалилась на колонию, вращаясь и сметая все, что попадается на пути. Гаснет электричество. Альберих зовет на помощь - у него отнялись ноги. Но слуга не приходит на зов, каждый заботится только о собственном спасении. С треском вылетает из рамы витраж, выдавленный воздухом, портрет фюрера разлетается на мелкие осколки. Обломки каменных блоков носятся по воздуху. Один из них, как снаряд, обрушивает башню замка. А на просеке беглецы, цепляясь друг за друга, задыхающиеся и захлебывающиеся, вынужденные то и дело перелезать через стволы поваленных деревьев, продолжают пробиваться к затону. И вдруг ветер и ливень стихают, наступает тишина: повинуясь внезапному капризу, "Жанна" стремительно унеслась дальше. Беглецы останавливаются и в полном изнеможении переводят дух. Внезапно раздается треск - это свалилось еще одно дерево. Затем - отчаянный вопль Фомина: "Козлова придавило!" С неимоверными усилиями беглецам удается высвободить тело из-под дерева. При свете фонарика Кудояров убеждается, что дело безнадежно: у несчастного раздавлена грудная клетка. Все склоняются над Козловым, из груди его вырывается хрип и последние слова: "Оставьте меня. Умираю. К затону! Передайте... привет... родине". - Скончался! - констатирует Кудояров. Бедный "Караязиджи"! Беглецы продолжают путь. Осталось немного, но тут возникает новое препятствие: навстречу им идет вода. В результате ливня река вышла из берегов, глиссеры сорвало с якорей, и бурный поток уносит "Нифльгейм-1" к океану. Беглецы останавливаются ошеломленные: не возвращаться же назад. Все тяжело, натужно дышат, тела у всех в кровоподтеках, болят, как будто их несколько часов избивали палкой. А вода быстро прибывает, доходит уже до пояса, надобно отступать и побыстрее. В этот миг крушения всех надежд Андрис издает радостный крик: "Глиссер!" В луне фонарика ясно обозначаются контуры "Нифльгейма-2". Прибывающая вода несет его, покачивающегося на волне, к беглецам. Все обращают внимание, что вода кишит змеями, искавшими во время урагана спасения в затоне. Это "мокасины", из числа самых ядовитых гадов сельвы. Но Андрис бесстрашно пускается вплавь, быстро добирается до глиссера, открывает пластиковое перекрытие. Через минуту он на борту и помогает товарищам взобраться на судно. Баки полны горючего. Включен прожектор на носу глиссера. Взвывают моторы, Андрис выводит судно на фарватер и направляет его вверх по беснующейся реке. Свидетельства В ЗЕЛЕНОМ АДУ "Много дней подряд мы плыли вверх по реке, - рассказывает один швед, охотник за алмазами. - За это время мы не видели ни одного живого существа крупнее птицы. Стояла гнетущая тишина. Но это только днем. С наступлением ночи начинался настоящий бедлам, и джунгли не замолкали до рассвета. Ленивый ветерок приносил ни с чем не сравнимый "аромат" джунглей: зловоние гниющих трав и тошнотворный дух вздувающихся и лопающихся на болотах пузырей, приторный запах восковых цветов лиан - трупное дыхание зеленого ада, полного разложения и смерти... Джунгли могут замучить свою жертву, но есть в них нечто такое, что влечет путешественника, и он возвращается туда снова, и снова, пока не произойдет неизбежное, и от человека не останется кучка обглоданных костей на какой-нибудь муравьиной куче. ...Иногда после долгих однообразных дней мы вдруг оказывались среди буйных красок и бьющей ключом жизни, с роскошными цветами в темной зелени и с неумолкаемым гомоном пестрых птиц. На лианах раскачивались странные паукообразные обезьяны, по стволам шныряли зверьки, похожие на белок. Но такие оживленные оазисы попадались редко, и вскоре мы снова оказывались в дебрях, безмолвных и мрачных, как могила. Река суживалась, джунгли смыкались все плотнее, и наконец ветви деревьев над головой сплелись в сплошной полог, сквозь который с трудом пробивался дневной свет. Мы пробирались через жуткий лабиринт, нередко прорубаясь сквозь плотную завесу ветвей..." Автор этого красочного описания вскоре потерял проводника-индейца, укушенного змеей, и, лишившись всего снаряжения, в одиночку скитался в зеленом пекле. С огромным трудом он выбрался из джунглей, буквально разутый и раздетый, изнемогший и больной. В общем, по пословице "отправился за шерстью, а вернулся сам остриженный". Глава XIV. ЦВЕТЫ ДУХОВ Что-то сокрыто. Найди же. Смело за Грань загляни. То, что пропало за Гранью, Ждет тебя. Встань и иди. Р. Киплинг. "Исследователь" Вплоть до рассвета мчался "Нифльгейм-2" вверх по реке, высвечивая путь прожектором. Андрис поражался мощности двигателей, которые позволяли глиссеру легко преодолевать бурное течение. Впрочем, чем дальше, тем спокойнее становился поток. По-видимому "Жанна" задела эти места только краем своей мантии. Но река разлилась широко в обе стороны, затопив сельву и уничтожив ее обитателей, не успевших бежать. Погони нечего было опасаться, но спутников Кудоярова сейчас волновало другое. Когда все были на борту и глиссер тронулся, Кудояров спросил: - Товарищи, никто не укушен? Жалоб не было. - А вот меня, кажется, одна гадина укусила, - сказал Кудояров, засучивая левую штанину. Подсвечивая фонариком, Скобелев осмотрел ногу и, к ужасу товарищей, обнаружил выше щиколотки следы - даже не одного, а двух укусов. Андрис тотчас вызвался высосать ранки, но Кудояров категорически запретил это ему и другим: у всех были исцарапаны губы и яд через них проникнет в кровь. Скобелев предложил прижечь ранки. Выдернув из-за пояса отобранный у немца парабеллум, вынул магазин, достал патрон и, вытащив пулю, присыпал места укусов порохом. - У кого есть спички? В других обстоятельствах этот вопрос мог бы вызвать смех, все были мокры до нитки. Но сейчас ответом было трагическое молчание. - Может быть, найдется зажигалка? Молчание. Приходилось положиться на железный организм Кудоярова. Но надежда оказалась плохой: нога быстро опухала, приобретая сине-фиолетовый оттенок. Пошарив в шкафчике под щитом управления, Скобелев нашел большую флягу джина. Он промыл этой жидкостью укушенные места и, зная, что употребление спиртного внутрь помогает при укусах змей, уговорил Кудоярова выпить изрядную дозу. Однако укушенному становилось все хуже и хуже. К рассвету Кудояров лежал пластом, он уже не мог говорить, только открывал рот и моргал, показывая, что хочет пить, и Скобелев давал ему попеременно то воду, то джин. - Андрис, дела плохи, - сказал он на ухо Лепету (когда Кудояров впал в беспамятство, Скобелев со всеобщего безмолвного согласия принял на себя командование группой). - Дела плохи, надо приставать к берегу и что-то делать... Первые лучи солнца уже пробились через крышу зеленого туннеля. Тысячи птичьих голосов огласили сельву, приветствуя тихое утро после урагана. По мере подъема вверх по реке все меньше и меньше было бурелома. Вода продолжала спадать. Андрис выбрал небольшую лужайку на левом берегу и подвел к ней глиссер. Якорь остался в затоне, и Андрио, спрыгнув на землю, завел швартов за ближайшее большое дерево. Кудоярова вынесли на руках и опустили на траву. Он уже и глаза не открывал. Все склонились над ним. Скобелев, всегда такой уравновешенный, с отчаянием в голосе позвал: "Евгений Максимович!". Кудояров не отозвался, даже веки не шевельнулись. - Эх, батыр, батыр... Что делать? - повторил Скобелев. Молчание. Апухтин поднял глаза и оцепенел: их окружало тесное кольцо диких воинов, устрашающе раскрашенных, с дротиками, луками, и духовыми трубками, из которых индейцы пускают крохотные стрелки, намазанные паралитическим ядом. Их было человек тридцать, и появились они совершенно бесшумно, будто из земли выросли. В лицах их смутно угадывались черты орлиноголовых. Вид у них был весьма агрессивный. В ожидании зловещего знака, они вопросительно поглядывали на человека, который резко выделялся среди воинов. Нетрудно было догадаться, что это был вождь. Высокий, прямой, как копье, сухощавый и мускулистый, он был расписан красными и черными зигзагами, левая сторона лица была разукрашена зелеными кольцами, правая - синими. Голову венчал убор из ярких перьев. Но даже этот своеобразный ритуальный "камуфляж" не мог скрыть правильности этих черт лица. И - удивительное дело: в отличие от индейцев, волосы у которых поголовно были цвета воронова крыла, пряди белокурых волос ниспадали на плечи и такая же борода обрамляла лицо. Глаза были голубые. На груди, на цепочке, висело какое-то золотое украшение с крупным драгоценным камнем. Вождь поднял руку и дал знак опустить оружие. Индейцы беспрекословно повиновались. Вождь подошел к Кудоярову и, став на колено, поднял пальцами ему веки. Глаза, начинающие тускнеть, открылись ему. Он пощупал пульс и покачал головой. И тут ему бросилось в глаза кольцо на руке Кудоярова. Он несколько мгновений внимательно его рассматривал. Потом поднял руку Кудоярова с кольцом, показал ее индейцам и произнес несколько слов на наречии, похожем на клекот орла. Воины ответили изумленными восклицаниями, как бы отвечая на какое-то необычайное сообщение. Апухтин заметил, что точно такое кольцо было и у вождя. Вождь продолжал осматривать Кудоярова и обратил внимание на чудовищно опухшую ногу. Она заполнила всю штанину, и засучить ее не удалось. Вождь вынул из-за пояса нож и распорол ткань до пояса. Картина представилась ужасная: нога до самого бедра приобрела сине-фиолетовый цвет. Вождь поднялся на ноги и повелительным голосом стал отдавать отрывистые приказания. В несколько минут индейцы соорудили из лиан и дротиков нечто вроде носилок и положили на них Кудоярова. Четверо индейцев быстрым, пружинящим шагом двинулись в сельву, унося тело начальника экспедиции. Вождь обратился к спутникам Кудоярова и выразительными знаками объяснил, что беспокоиться не нужно и никто им не сделает дурного. ...И наступил еще один рассвет. Кудояров открыл глаза и увидел над собой чистое небо. Он лежал на цветах, густым ароматом которых был напоен воздух, под головой у него был сверток луба. Он чувствовал себя так хорошо, что не хотелось подниматься, и, устремив глаза вверх, припоминал последние события: кошмар бегства сквозь ураган, укус змей, охватившую его дурноту. Дальше он ничего не помнил. Наконец Кудояров приподнялся и сел. Взглянув на распоротую штанину, он ахнул: опухоли как не бывало. Кудояров стал осматриваться. Он решительно не мог понять - где он и как сюда попал: это было длинное и узкое ущелье, метров двадцать в ширину и примерно триста в длину, ограниченное с двух сторон почти отвесными стенами из красноватого гранита с прожилками кварца. Стены были гладкие, как бы отшлифованные, будто гигантский топор смаху рассек камень. Оба конца ущелья запирали хаотические нагромождения гранитных глыб. И если отвесные стены нельзя было счесть за дело человеческих рук, то заслоны, запирающие вход и выход из ущелья, явно не обошлись без их участия. Но это были руки титанов. Всюду, куда хватал глаз, были цветы, каких Кудояров никогда не видел: крупные, причудливых форм, нежно-сиреневого и золотисто-зеленого цвета, они сплошным ковром устилали ущелье и в первых лучах зари, казалось, опалесцировали. Тут внимание Кудоярова привлекло странное явление: на одной из стен медленно, как та проявляемом негативе, стали возникать изображения, гигантская фреска. Постепенно он стал различать фигуру орлиноголового, летящего на своем аппарате, единоборство с саблезубым тигром, и другие сцены, знакомые ему по рисункам в монастыре. Все эти огромные по размерам изображения были выполнены с необычайным мастерством. Сверху и снизу длинными лентами шли надписи, алфавит был не похож ни на один из известных Кудоярову. Все это было прекрасно видно в течение примерно трех минут, потом исчезло, как по мановению волшебной палочки. Снова перед глазами была глухая гранитная стена, и Кудояров, как ни напрягал зрение, не мог больше рассмотреть ничего. Потом он сообразил, что эффектное зрелище можно было видеть только при восходе солнца, под определенным углом и короткое время. Вскоре Кудояров увидел, что из глубины ущелья к нему идет, неслышно ступая по цветочному ковру, высокий, статный человек с пестро раскрашенным телом и лицом, в головном уборе из перьев. Не доходя шаг до Кудоярова, он остановился и протянул руку для рукопожатия (форма приветствия, как было известно Кудоярову, у индейцев Южной Америки не принятая). Он с удивлением отметил, что незнакомец не принадлежит к потомкам орлиноголовых - у него были черты лица европейца, северянина, белокурые волосы и голубые глаза. "Здесь что ни шаг, то загадка", - подумал Кудояров. Он пожал протянутую ему руку и вопросительно посмотрел на незнакомца. - Будем знакомиться, - произнес белокурый человек на хорошем английском языке. - Если не ошибаюсь - доктор Кудояров, известный географ. Очень рад. Меня зовут Лейф Альстад. Ошеломленный Кудояров даже отступил на шаг: он ожидал чего угодно, только не этого. - Лейф Альстад? Знаменитый этнограф и лингвист? Далеко же занесло вас из родной Норвегии! Знаете ли вы, что на поиски вас отправилась недавно вторая экспедиция? - Меня это мало беспокоит. Уже третий год я живу среди этого племени и не собираюсь покидать эти места до тех пор, пока не найду разгадки его происхождения, уходящего в такую даль веков, какую мы с трудом можем себе представить. Впрочем, что же мы стоим? Давайте сядем, спешить некуда, мои люди ушли на охоту. - Откуда вам известна моя фамилия? - спросил Кудояров. - Из разговоров ваших товарищей. Они говорят по-русски, и я, право был бы никудышным лингвистом, если бы не слыхал раньше вашего имени и не читал ваших трудов. - Но вас считают без вести пропавшим! Что за племя, в котором, судя по всему, вы занимаете видное место? - Два года, как я потерял связь с внешним миром. Племя же зовется чибча, а означает "Дети орла"... - Потомки орлиноголовых! - воскликнул Кудояров. Альстад встрепенулся: - Вам что-нибудь известно о них? - Да, - сказал Кудояров. - Но я вам все расскажу - после вас. Продолжайте, продолжайте!.. - Другие племена называют чибча иначе - занабэ, что значит "невидимки". Раньше они обитали в прибрежной сельве, где климат здоровее. Но с приходом "цивилизаторов", которые устраивали форменную охоту на индейцев, чибча, спасаясь от полного истребления, от торговцев и миссионеров, от кори, дизентерии и оспы, которые белые принесли с собой, ушли в такие дебри и топи, что как бы перестали существовать для всего мира. Мой путь к сердцам людей чибча был труден и долог. Вы видите, что у меня белокурые волосы и голубые глаза. Мне помогло то обстоятельство, что один из предков племени, по преданию, спустившийся со звезд, был белокур и голубоглаз. Также помогло знание диалекта, на котором говорят чибча. Собственно, с диалекта все и началось. Не хочу хвастать, что я знаю все сто двадцать восемь диалектов, на которых изъясняются индейские племена, обитающие в южноамериканской .сельве, но скажу, что я в них разбираюсь. И вот в диалектах чибча и хиваро я нашел массу слов, корни которых отсутствуют в других наречиях. Историки утверждают, что последний индеец центральной Колумбии, говоривший на языке чибча, умер лет триста назад. Но мне посчастливилось найти грамматику их языка, составленную в начале XVII века монахом Бернардо Лучо. Это была поистине бесценная находка. Что касается индейцев хиваро, то это племя попросту исчезло, - Не исчезло, а истреблено, - вставил Кудояров. - Кем? - Нацистами. Но об этом я скажу потом. Пожалуйста, продолжайте. - Через эти поиски в области лингвистики я пришел к другой, большей загадке племени чибча. Я одел их кожу и стал чибча, больше того - вождем племени. Доверие индейцев ко мне безгранично. Мой предшественник, столетний индеец, умирая, передал мне многие тайны и вот этот знак власти. Альстад показал золотое украшение величиной с ладонь, висевшее у него на груди. Кудояров с интересом разглядывал эту вещь, высокохудожественной чеканной работы, изображающую голову орла в профиль. Вместо глаз был вставлен крупный драгоценный камень темно-синего цвета, искусно ограненный, внутри которого мерцала трехлучевая звездочка. - Это - астерикс... - сказал Альстад. - У нас его называют звездовик, - заметил Кудояров. - В верованиях чибча есть следы древней религии астролатров, поклонников звезд. Они обожествляли драгоценные камни, считая, что в них заключена частица небесного огня. Этому амулету, по меньшей мере, пять тысяч лет. И возможно, он был изготовлен не на Земле... Это, кажется, не золото, а какой-то сплав, не поддающийся воздействию времени... - А кольцо? - На нем начертаны индейские знаки Зодиака. Те, кто изготовил это кольцо, были сильны в астрономии. - Все это чрезвычайно интересно и удивительно, - сказал Кудояров. - Я бы не поверил, если бы не слышал это из уст такого крупного ученого, как вы... - Значит, вы противник теории о пришельцах со звезд? - До сих пор был противником. А вообще этот вопрос очень спорный. Скажите, пожалуйста, а что такое эта долина и эти цветы? - Цветы из семейства орхидей, вид неизвестный науке. Индейцы называют их каикину, что в переводе означает "цветы духов". Они обладают целебными свойствами, о каких так называемый цивилизованный мир не имеет представления. В частности, свойством заживлять раны без следов. Ночью они светятся-либо в их тканях содержится фосфор, либо они радиоактивны. Если бы вы не провели здесь минувшую ночь, вас уже не было бы в живых. Вы уже агонизировали. - Поразительно! Значит, это цветолечебница? - Если хотите, называйте ее так. Во всяком случае, медицина белых не знает средства, которое могло бы вас спасти. Но если человек проведет здесь вторую ночь, то больше не проснется... - Какой материал для исследований врача! - К слову сказать, я по образованию не только филолог, но и врач с дипломом Стокгольмского университета. Я убедился, что чибча известны средства против ожирения и для удаления зубов без боли, корни, отвар которых растворяет камни в печени, соки растений, обезболивающие роды. За любой из этих рецептов западные фармацевтические фирмы не пожалели бы денег. Но не в этих секретах, сулящих богатство и славу, заключается сейчас для меня главное, ради чего я сменил европейский комфорт на жизнь в "зеленом аду". У меня такое захватывающее ощущение, как будто я, в поисках оброненного кем-то бриллианта, натолкнулся на целую Голконду... что я стою перед открытием, которое потрясет историческую науку... - Вы имеете в виду орлиноголового, летящего на ракете, саблезубого тигра и все прочее? - Да. Кем был далекий предок чибча, "ту-се-нанда" - "летящий на огненном столбе"? Пришелец со звезд? Или носитель исчезнувшей высокой цивилизации... - Пацифида? - подсказал Кудояров. - Может быть Пацифида, может быть Лемурия, - сказал Альстад. - Вам, неутомимому путешественнику, исследователю не может не быть знакомо самое волнующее из человеческих ощущений - ощущение тайны... Кудояров кивнул: - Да, конечно. Эйнштейн говорил о нем, как о самой прекрасной и глубокой эмоции, ноторую дано нам испытать. Он видел в ней источник всякого подлинного знания. И тех, кому эта эмоция чужда, кто утратил способность удивляться и замирать в священном трепете, он считал живыми мертвецами... - Так вот, дорогой коллега, мы стоим перед тайной, лежащей далеко за пределами официальной истории человечества. У чибча, как и у других индейских племен, есть свои мифы, свои суеверия, иногда наивные, иногда диковатые. Они, например, уверены, что в сельве, якобы, обитает "па-ку-не", "лесная женщина", красавица-колдунья, которая завлекает охотника и ласкает его так, как не может ласкать обыкновенная женщина. А затем съедает его глаза и сердце. Говорить о ней можно только при дневном свете, в хижине, да и то шепотом. И вдруг среди этих диких суеверий, среди мифов и легенд - то фантастических, то нелепых - нетнет да и проскальзывают крупицы каких-то изумительных знаний, отзвуки представлений о том, что Земля не является центром Вселенной, о строении солнечной системы, о множественности обитаемых миров. Эти знания чибча не могли приобрести эмпирическим путем. Вне всякого сомнения, эти драгоценные крупицы достались им по наследству от далеких-далеких предков. - А как вы смотрите на наскальные изображения? - спросил Кудояров. - Они сделаны, конечно, не нынешними чибча. Но своеобразные представления о летательных аппаратах с ракетным двигателем у них есть. - Я видел эти изображения еще до того, как попал в ущелье с цветами духов, - сказал Кудояров. - Где? И когда? - удивленно воскликнул Альстад. - Я жажду услышать вашу одиссею! Кудояров подробно, ничего не скрывая, поведал о приключениях его группы с момента, когда вертолет поднялся с палубы "Академика" вплоть до бегства из колонии "Нибелунгов". Особый интерес норвежца привлекли подробности о разрушенном городе орлиноголовых, о пирамиде, "живой" мумии и ее хранителе... Кое-что он просил детализировать и переспрашивал дважды: - Так вы говорите, что племя хиваро полностью истреблено? - По-видимому, так. - До меня доходили сведения о шайке, которая свила там гнездо. - Это гораздо серьезнее, чем вы думаете. - Но сейчас передо мной встает задача - непременно побывать там. - Если там что-нибудь уцелело. Я имею в виду колонию. А если уцелел кто-нибудь из ее обитателей, то это задача не безопасная. - Я приду туда с хорошо экипированной экспедицией. Альстад заговорил о своих планах с энтузиазмом и темпераментом исследователя и тайнопроходца. - Ну что ж, пожелаю успеха. Но советую все же учесть опасности, которые могут вас там подстерегать. Что вы, например, думаете о подводной станции? - Может быть, это был морской мираж? - Нет, это не фата-моргана. Один из наших товарищей, Андрис, сам побывал там. Он вам охотно обо всем расскажет. - Вы думаете, военный объект? - Думаю. И, несомненно, этот объект, или как там его ни называйте, находится в тесной связи с колонией. - Я давно не имею известий о положении в мире, но полагаю, что договор великих держав, заключенный несколько лет назад, запрещающий размещение на дне морей и океанов и в их недрах ядерного оружия и других видов оружия массового уничтожения, этот договор остается в силе? - Да. Никто его не расторгал. Но нельзя забывать, что существуют силы, весьма могущественные, которые, хотя и не имеют статута государственной власти, в своей ненависти к миру и прогрессу не остановятся перед нарушением каких бы то ни было договоров и законов... Альстад задумался. - Вы, вероятно, правы, - сказал он. - Но солнце уже высоко, пора идти. Да вы и голодны... И только теперь Кудояров ощутил поистине волчий аппетит. Альстад вывел его из ущелья через проход в каменном завале, который Кудояров сам никогда бы не обнаружил. Они двинулись в сельву. - Сейчас мы пойдем местами, по которым не рискуют ходить даже индейцы других племен, - предупредил Альстад. - Деревня находится в кольце зыбучих топей. Идите за мной след в след и помните: один неверный шаг, и трясина поглотит вас... И норвежец пошел вперед легким шагом индейца-охотника, для которого сельва - родной дом. Он вел Кудоярова мрачными местами, где путь то и дело преграждали упавшие деревья, через жуткие болота, над которыми висели тучи крохотных крылатых бандитов. Альстад, казалось, не чувствовал их укусов, его спасал густой слой краски, покрывавший тело. Так они шли около часа; наручные часы Кудоярова, морские, астрономические, с лунным календарем, численником, водонепроницаемые, показывали полдень. Но вот перед ними стремительно пробежал тапир, а затем скользнула огромная змея - страшный обитатель сельвы - бушмейстер. Это означало, что они ступили на твердую почву. Наконец Альстад вывел спутника на большую зеленую поляну, на которой полукольцом расположились десятка два хижин на сваях, крытых пальмовыми листьями. Товарищи восторженно приветствовали начальника экспедиции. - Где вы пропадали? - шепнул ему Скобелев. - В лечебнице, единственной в своем роде не только на этом материке, но и во всем мире. Потом расскажу. Хижина, куда поместили товарищей Кудоярова, ничем не отличалась от других. После завтрака, состоявшего из мяса дикой свиньи, жаренного на длинных и тонких бамбуковых прутьях, Альстад сделал Кудоярову знак следовать за ним. - Это - "табу", священная хижина, вход в которую без моего разрешения запрещен под страхом смерти, - пояснил Альстад, взбираясь по лесенке. Ничего примечательного, кроме циновок на полу и пучков трав под потолком, здесь не было. Но вот Альстад вытянул из угла большую плетеную корзину и поднял крышку. Кудояров увидел пачку блокнотов и портативную рацию. - В здешнем климате такие устройства быстро портятся, сказал норвежец. - Какие-то жучки изъели пластиковые футляры аккумуляторов. Фактически я уже почти два года не имею связи с внешним миром и не знаю, что там творится. - Что же вы нам посоветуете? - спросил Кудояров. Альстад достал из корзины карту, свернутую трубкой, и раскатал ее. - Ваш моторист сказал мне, что на глиссере имеется большой запас горючего. Но идти вверх по реке не следует, там на многие сотни километров сельва безлюдна. Вам нужно снова спуститься вниз по реке, выйти в океан. Вот здесь, не так далеко от побережья, лежит небольшой остров Равенуи, а на нем расположена французская станция обнаружения ураганов и слежения за ними. Это серьезное учреждение, и вас там радушно примут. - Отлично, - сказал Кудояров, рассматривая карту. - Ведь именно на этом острове нам предстояло рандеву * с французским кораблем "Фламмарион". - Ну, тем более. А теперь я попрошу вас об одной услуге... - Все, что в моих силах... Я ведь обязан вам жизнью. Но не догадываюсь, чем могу быть вам полезен. - Когда вы выберетесь отсюда и окажетесь среди своих коллег, отправьте две радиограммы. - Конечно, я это непременно сделаю. Больше - я даю вам слово по возвращении из экспедиции побывать в Осло в вашей семье и рассказать ей все, что я видел. - Если вы это сделаете, я буду вашим должником до самой смерти. - Извините, Лейф, но я не могу ручаться, что вернусь благополучно из этой экспедиции. Не буду скрывать, что эксперимент, который предстоит нам провести, связан с большим риском. Но то, что радиограммы будут отправлены, это твердо. - Благодарю. Альстад взял блокнот и написал две радиограммы. "Осло, Бокс 115, Норвегия. Госпоже Ингрид Альстад. Жив и здоров, о моей судьбе не беспокойтесь. Вернусь зимой. Крепко обнимаю тебя и детей. Любящий вас Лейф". Вторая радиограмма была адресована этнографическому отделению Норвежской арадемии наук. Альстад сообщал, что находится в добром здравии и стоит накануне чрезвычайно важных открытий. Он возражает против посылки поисковых экспедиций, это может только помешать. - Компас у вас на глиссере, разумеется, есть? - спросил Альстад. - Да, конечно. - Я сделаю для вас копию этой части карты. Вы легко доберетесь до острова за двое суток. На заре и отправитесь. А сегодня вечером я хочу пригласить вас на "праздник звезд", которым поклоняются чибча. - А что это такое? - спросил заинтересованный Кудояров. - Это мистерия в масках с ритуальными танцами. Содержание отражает очень древние мифы, связанные с орлиноголовыми. Свидетельства МЕМУАРЫ ИЕЗУИТА "К вящей славе господней. Чувствуя, как уходят последние силы, как час от часу слабеют дух и плоть, в лето от рождества Христова тысяча семьсот первое начинаю этот скорбный рассказ о наших злоключениях. Снедает меня какой-то неумолимый таинственный недуг. Всего второй год находимся мы здесь, в краю, забытом богом и людьми, а от нашей маленькой общины из двенадцати человек осталось всего пятеро. Братья Франсиско, Элисео, Симон, Бартоломео умерли от лихорадки. брат Хосе утонул, купаясь в реке, брат Микеле исчез, брат Хоакино убит стрелой индейца. И недалек день, когда рука моя уже не сможет поднять перо. Да хранит нас всевышний! Четырнадцать месяцев прошло с тех пор, как прибыли мы, сюда, на границу джунглей, волею пославшего нас ордена Иисуса, чтобы нести дикарям свет божественной истины. Увы! Индейцы племени хиваро неподатливы к святому слову, как кремень. Несчастные язычники поклоняются звездам, где якобы обитают их старшие братья и покровители и куда возносятся после смерти души дикарей. Но ведь у них нет души, как у скотов бессловесных, и если им суждено загробная жизнь, то только в аду. Неизвестно, каким образом религия сабеев дошла сюда из Северной Африки или, может быть, из Индии, или Аравии, или с отрогов Гималаев или Гундукуша. Они обожествляют драгоценные камни, ибо по их догматам в таковых заключена частица небесного огня. Однако не могу отрицать, что при всем своем невежестве они обладают чудодейственной тайной медициной: им известен растительный отвар, который останавливает кровотечение и заживляет раны, не оставляя следов, средства, растворяющие камни в почках и делающие роды безболезненными. Им известна долина в джунглях, где растут цветы со звезд, аромат которых излечивает все болезни. И вот, чтобы добиться от них средства от лихорадки, действующего быстро и безошибочно (а таковое у них имеется), а также узнать местонахождение капища. где хранятся груды священных алмазов, я решил прибегнуть к крайней мере. Я поручил брату Хоакину, сотворив молитву, допросить с пристрастием одного хиваро. Однако добрый брат переусердствовал, и бедный еретик умер, не раскрыв тайны. В тот же день к полудню брат Хоакино был найден со стрелой в горле. А все индейцы скрылись. Да хранит нас Иисусе всемилостивый! Что сделано, то сделано к вящей славе господней. Убийственный климат, где сам воздух дышит ядом, чужое небо и чужие, языческие звезды над головой и смерть за плечами. Смилуйся, Иисусе кротчайший! (Из архивов Ватикана). Глава XV. МИСТЕРИЯ ПОД ЗВЕЗДАМИ Вы, властелины Марса иль Венеры, Вы, духи света, иль, быть может, тьмы, Вы, как и я, храните символ веры: Завет о том, что будем вместе мы! В. Брюсов. "Сын Земли". Ночь, как всегда, свалилась на сельву внезапно. Вспыхнувшие факелы озарили поляну, на которой в полукруге хижин большим кольцом расположились люди чибча - человек двести. Это было все, что осталось от некогда многочисленного народа, который возводил величественные храмы, умел обрабатывать обсидиан и металлы, знал врачевание и коснулся звездных тайн. На возвышении сидели Альстад, по правую руку от него Кудояров, по бокам остальные "заморские гости". Напротив, по другую сторону круга, на каком-то вычурном резном кресле, восседал чарпан - главный колдун или жрец племени. На плечах его была пелерина из перьев орла-гарпии с вплетенными шкурками крохотных птичек-колибри, которые сверкали, как драгоценные камни, на шее - ожерелье из клыков дикого кабана. Нижнюю часть туловища прикрывал передник из леопардовых хвостов. Длинные, чуть не до пояса седые космы его стягивал золотой обруч с крупным сапфиром посредине лба. Самые разнообразные маски окружали его. На них были украшения, которые чибча надевают только в самых торжественных случаях: тиары из крыльев птицы сарганы, красно-зеленые перья попугаев ара, перья орла, прикрепленные ленточками к ободку из прутьев. На руках и ногах красовались браслеты, выточенные из скорлупы орехов кастанья. Многие маски имели вид самый фантастический и устрашающий. Одни носили орлиные головы и были снабжены крыльями, другие - в шкурах пантеры, имели рога и длинные, в два локтя, саблевидные клыки. Словом, здесь работала безудержная фантазия обитателей сельвы, а красок и материала не пожалели. Стояла торжественная тишина, нарушаемая лишь треском факелов. Все ждали появления первой звезды. И вот она появилась. В бешеном темпе зарокотали большие и малые барабаны, обтянутые змеиной кожей. Трудно было поверить, что подобную увертюру могут выносить барабанные перепонки. Чарпан встал, опираясь на посох, обратил взоры к звездам и запел, голосом удивительно звучным и сильным для его возраста. Барабаны умолкли, и вступил оркестр, составленный из самых удивительных инструментов: здесь были подобия двухструнных азиатских дутаров, раковины, дудки, подобие флейт, сделанные из костей животных Звуки оркестра, сперва тягучие и монотонные, внезапно сменились мелодией, удивительно гармоничной. Кудояров и его товарищи, ожидавшие продолжения какофонии, были потрясены. - Евгений Максимович, - шепнул Скобелев на ухо Кудоярову, - невероятно! Ведь это Моцарт! Начальник экспедиции молча кивнул головой. Оркестр действительно играл слаженно и верно хорал Моцарта. Тут Кудояров вспомнил слова Альстада о том, что чибча необычайно музыкальны и проявляют большой вкус. Еще когда у Альстада транзистор был исправен, он угощал своих подопечных музыкой. От рок-н-ролловой музыки они отплевывались, джаз тоже не имел никакого успеха. Зато классическая музыка - Бах (особенно в органном исполнении), Бетховен, Чайковский, Рахманинов воспринимались с неизменным восхищением. Особенно полюбился Моцарт. Один из его хоралов передавали несколько раз - и вот чибча запомнили и сумели воспроизвести его на своих примитивных инструментах. Колдун пел, и Альстад шепотом переводил его песнопение: "О братья и покровители наши, духи добра, обитающие на далеких звездах! Вы милостивы и могущественны, не оставьте же нас своими заботами!.." Все, о чем он пел дальше, воспроизводилось в бешеной пляске-пантомиме. Альстад пересказывал Кудоярову содержание песнопения и пояснял смысл действия: "Давным-давно, страшно давно это было, когда на небе еще не было луны. Посредине великих вод простиралась страна Ка-Ху-О-Кане, обширная и плодородная, населенная племенами, которым покровительствовал добрый бог Турафан. Но злой бог великих вод, отвратительный Нафарут, он же - бог грома, молний, ураганов и разрушения, издавна враждовал с Турафаном. Многие века тянулась эта борьба. Наконец Нафарут погрузился в глубины вод и позвал себе на помощь полчища акул. Он превратил их в демонов-вритров и придал им облик саблезубых тигров". - Заметьте, - сказал Альстад, - вритры, ведь это образы древнеиндийской мифологии. Я давно ломаю голову - как это могло произойти... - Вероятно, примерно таким же путем, как индийский царь Коучесь в русских сказках превратился в Кащея Бессмертного, - отвечал Куйояров. "Он населил вритрами непроходимые чащи земли Ка-Ху-О-Кане, - продолжал колдун, - и они стали нападать на мирных жителей, уничтожать посевы, останавливать течение рек..." - Последнее вы тоже можете найти в древнеиндийском эпосе "Ригведа", - добавил Альстад. Перестал звучать Моцарт. Музыка теперь стала мрачной, тревожной, вагнеровской. Участники пантомимы - саблезубые набросились на другие маски, по-видимому, изображавшие жителей земли Ка-Ху-О-Кане, и стали терзать их. Перья буквально полетели во все стороны. "И тут, - вещал чарпан, - далекие звездные братья пришли на помощь нашим предкам. На землю с далекой звезды Прана спустился Ту-Нанда-Се, "Летящий на столбе огня"... Вся поляна озарилась ярким светом. Запылала огромная куча валежника, наваленного в центре круга. На ней стоял бронзовый человек, почти нагой, если не считать повязки на бедрах, и на ярко разрисованном теле его виден был золотой диск с изображением орлиной головы и астериксом. Языки пламени охватили его, но он стоял недвижим, подняв руки к звезде. Снова неистово забили барабаны, дико завопил чарпан, все сидящие в круге подхватили этот крик. - Но он же сгорит! - Кудояров сделал попытку вскочить, но тяжелая рука норвежца, опустившись на его плечо, удержала на месте. А чарпан продолжал свой рассказ-песню. Ту-Нанда-Се и его экипаж - белокожие и белокурые существа вступили в борьбу со злыми духами. Они поражали их очистительным огнем и огромными голубыми искрами, они заставили отступить самого Нафарута. Костер догорал. Ступая голыми ногами по груде углей, с него сошел тот, кто изображал "Летящего на столбе огня". Он был совершенно невредим, даже набедренная повязка не тронута огнем. Тотчас маски, игравшие роль саблезубых, пали ниц и поползли, извиваясь, как змеи, в разные стороны. - Как это делается? - спросил изумленный Кудояров. - Не знаю, - ответил Альстад. - Единственный, кто знает секрет этого фокуса, - колдун, но он молчит. Если же он проговорится, то, как гласит традиция, тотчас умрет. Я полагаю, что цветная глина, которой разрисовано тело находившегося на костре, содержит какие-то огнеупорные вещества. - А волосы, а повязка? - задал вопрос Кудояров. Альстад только плечами пожал - не знаю, мол. Представление продолжалось. Колдун рассказывал о том, как пришельцы со звезд научили обитателей земли Ка-Ху-О-Кане добывать и обрабатывать металлы, выращивать кукурузу, лечить болезни и преподали им знание о звездах. А Нафарут, изгнанный с земли, опустился под воду и стал подгрызать основание Острова. Почва начала содрогаться, жилища рушились. Тогда Ту-Нанда-Се с пришельцами построил гигантскую лодку. Настал гибельный час. Земля дрожала, как лист банана, страшный ливень не переставал много суток, и реки, выйдя из берегов, затопляли все живое. Тогда "Летящий на столбе огня" усадил жителей в лодку, построенную пришельцами со звезд, и отплыл на материк. Земля Ка-Ху-О-Кане раскололась на множество кусков, часть которых опустилась на дно океана, а часть осталась на поверхности в виде небольших островков. Так, под бой барабанов и звуки оркестра, завершилась эта странная мистерия под ярко сверкавшим созвездием Южного Креста. После мистерии и последовавшего пира Кудояров крепко спал, когда его разбудил Альстад. Внутреннее борение отражалось на его лице. - Дайте радиограммы, - сказал он. Кудояров, недоумевая, отдал. Альстад разорвал их. - Я думал всю ночь, - произнес он. - И решил отправиться с вами. Мне, понятно, трудно будет расстаться с чибча, они как мои дети. Но я вернусь, когда разгадаю тайну пирамиды. Заменять меня будет жрец. Когда взошло солнце, "Нифльгейм-2" был уже на пути к океану. Из записной книжки Лейфа Альстада ...Порой я теряюсь в догадках: что отражают мифы чибча несомненно очень древние - гибель Пацифиды, этой "Атлантиды Тихого океана" или Лемурии, страны My, родины Адама, которую некоторые ученые считают колыбелью человечества? Каковы были контакты, их предков с островами Океании - Микронезией, Полинезией и другими населенными участками суши среди великих вод Мирового Океана? Ведь в легендах чибча можно обнаружить мотивы мифов других племен Океании, например, сказания об акулах-оборотнях, записанные на острове Борабора в так называемой Французской Полинезии. Все это пока тайна за тысячью печатями... Откуда у чибча представления о происхождении Вселенной, очень близкие к самым современным космогоническим теориям? Откуда им известны такие вещи, как природа колец у Юпитера, совсем недавно предвычисленная советскими учеными и затем подтвержденная межпланетной станцией "Вояджер"? Существование спутника "В" у Сириуса? Откуда крупицы неземного знания, далеко обогнавшего науку нашей планеты? Были ли пришельцы со звезд? Блуждая уже два года в джунглях загадок и гипотез, я, с позиций современной научной мысли, могу только беспомощно развести руками: что-то было, что-то было... КНИГА ТРЕТЬЯ ГЕНЕРАЛЬНЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ Глава XVI. "ОКО" ПРЕДУПРЕЖДАЕТ Разве трусам даны эти руки, Этот острый стремительный взгляд... Н. Гумилев. "Капитаны". На борту космической станции "ОКО" шла будничная, напряженная, как всегда, работа. Советское правительство, учитывая большое значение эксперимента "Дракон", не только выделило для этой цели лучшее исследовательское судно, но и придало "Академику" космического часового. "ОКО" (что означает "Океан-Космос") было очень своеобразным спутником - оно в отличие от других имело существенную особенность. Движение его было согласовано с вращением Земли таким образом, что "ОКО" как бы постоянно висело над одним участком планеты - в данном случае над юговосточной частью Тихого океана; в поле его наблюдательных и съемочных аппаратов находилась огромная территория - около 3000 квадратных километров. Наблюдение велось круглые сутки, днем и ночью - инфракрасная аппаратура делала станцию зрячей в любых условиях - в сплошном мраке, сквозь облака и толщу океанских вод. Все оборудование станции быль создано на основе новейших достижений науки и техники: фотокамеры станции обладали чрезвычайно высокой разрешающей способностью и могли фиксировать и опознавать на расстоянии 500 километров предметы диаметром в один метр. "Глубинное зрение" позволяло фотографировать океанское дно на глубинах в пять-шесть километров. Радиотелефонная связь с "Академиком" и Москвой поддерживалась непрерывно. Экипаж спутника составляли четыре человека: командир Леонид Гуржей, дублер командира, заведующий всей телевизионной и лазерной частями станции Михаил Донец, бортинженер Антон Красноцветов, прозванный "небесным механиком", и космический метеоролог Яков Дружилов, все - испытанные летчики-космонавты, имевшие за плечами по несколько длительных полетов на орбитальных спутниках. В течение двух суток они обшаривали акваторию "Великого или Тихого" - но безрезультатно. В поле зрения наблюдателей попадали крупные теплоходы и шхуны, джонки, туземные катамараны, пироги и проа, но ничего похожего на кудояровскую шлюпку не удалось обнаружить.. Увы! Точнейшие приборы не могли подсказать искателям, что Кудояров с товарищами уже находятся на материке, в "колонии нибелунгов". Труженики космической станции вместе с тем не спускали глаз со своего "главного объекта" - "Академика Хмелевского", который уже приближался к назначенному пункту - острову Равенуи в восточной части Тихого океана. Что представлял собой этот клочок суши вулканического происхождения, площадью не более 90 квадратных километров? Еще недавно он был необитаем, этот каменистый со скудной растительностью островок в необъятных просторах Океании, вряд ли кто-нибудь на него и позарился бы. Единственным достоинством острова была глубоководная бухта, защищенная от капризов Нептуна высокими скалами. Поэтому когда с согласия Организации Объединенных Наций им завладели французы, никаких протестов со стороны других держав не было, тем более, что здесь было основано общеполезное учреждение - филиал центра предупреждения о тайфунах. Новые хозяева острова расчистили аэродром, пригодный для посадки и взлета четырехмоторных самолетов, возвели металлические ангары, здание для научных работ, электростанцию, построили жилой корпус. Нынче в бухте уже стоял эскадренный миноносец "Фламмарион". Это был корабль, с военной точки зрения, устаревшего образца и потому его переоборудовали в научно-исследовательское судно. Именно здесь должно было состояться рандеву с "Академиком", прихода которого ожидали с часу на час. Но раньше "Академика" сюда прибыл "Нифльгейм-2", приведенный опытной рукой Кудоярова по карте Альстада. Имена обоих были достаточно хорошо известны "охотникам за тайфунами", и встреча была теплой и почетной. Огромный интерес вызвал "Нифлыейм-2" - судно неизвестной доныне кострукции. Авиамеханики долго возились с двигателями, восхищаясь необычайной мощностью корабля "нибелунгов". Впрочем, Кудояров и Альстад не особенно вдавались в подробности своих приключений в колонии, на этот счет у норвежца были свои соображения. Обе радиограммы Альстада в тот же день ушли отсюда в Осло. Ранним августовским утром в бухту Равенуи вошел "Академик Хмелевский" и стал на якоря. Первым с него сошел капитан Лех. Здесь его и всех обитателей "Академика" ждал приятный сюрприз: на бетонном причале выстроились одиссеи с Кудояровым во главе все целые и невредимые. Капитан Лех, пренебрегая этикетом, прежде всего крепко обнял Кудоярова. Очевидцы этой сцены утверждали, что у Леха даже слезы блеснули на глазах. Только после этого обряда он пожал руку полковнику Риффо, командиру авиаподразделения Службы погоды флота. Вместе с ним гостей пришло "встретить почти все население острова - летчики, авиатехники, научные работники, ученые, прибывшие на "Фламмарионе", и где-то сзади мелькал даже белый колпак старшего повара колонии. После окончания торжественной встречи полковник, грузный, черноусый мужчина, фактически военный губернатор острова, пригласил всех в столовую. Это было огромное, просторное помещение, способное вместить не только всех прибывших, но и целый полк, по случаю важного события украшенное советским и французским флагами. Первый, очень сердечный тост в честь советских гостей поднял полковник Риффо. В своей небольшой речи он упомянул о том, что упредить противника - значит наполовину победить. Он призвал всех присутствующих трудиться ради единой цели укрощения стихий и пожелал Кудоярову и всему коллективу "Академика" успеха в проведении генерального эксперимента. Следует сказать, что на банкете почти не было женщин, если не считать жены полковника и летчицы Евы Cap. He потому, что хозяева проявили невежливость: просто женщин на острове было немного. Но летчица привлекла внимание Кудоярова. Это была необычайно красивая женщина, по национальности конголезка, с такой светлой кожей, что походила на хорошо загоревшего человека. Только несколько толстоватые губы выдавали ее африканское происхождение. Манера держаться говорила о хорошем воспитании (она, как узнал позже Кудояров, получила образование в Париже), а изящная фигура, модная прическа и роскошное платье делали ее весьма притягательной для мужчин. Кудояров исподтишка любовался ее гордой осанкой и с удовольствием слушал ее безупречную французскую речь. Полковник все же заметил неподдельный интерес Кудоярова к этой экзотической женщине и потихоньку сообщил ему, что ей часто поручают самые рискованные полеты в центр тайфунов. По его словам, Ева "была мужества и отваги непомерной"... "Ей-богу, в такую женщину можно запросто влюбиться не на шутку..." - подумал Кудояров. А Ева Cap женским чутьем угадала интерес, вызванный ее особой, и подарила начальнику экспедиции несколько очаровательных улыбок. В этом же бытовом здании кроме столовой находился клуб и нечто вроде маленького морского музея, где находились разные любопытные дары океана. - Смотрите, Геннадий Михайлович! - сказал Кудояров Скобелеву, указывая на спасательный круг, висящий на стене. - Вам ничего эта вещь не говорит? Как она сюда попала? - Выудили ее в бухте, вскоре после того как прошла "Жанна", - сообщил полковник. Скобелев взял круг в руки: - "Принцесса", Порт-оф-Спейн, - прочитал он надпись. Как же, как же, ведь это с яхты той ведьмы с наркотиками... Видимо, "Жанна" ее доконала. - Сыграли стервецы, к чертушке Джонсу в ящик. Туда им и дорога... - заметил Кудояров. Догадка была почти правильной. "Принцесса" действительно погибла в "Жанне". Но когда на ее борту уже не оставалось ни одного живого человека... А произошло это так. Женщина в маске и лимонный юнец распивали в своих роскошных апартаментах французский коньяк (мадам Вонг не брезговала и контрабандой) и внезапно почувствовали дурноту. Капитан-малаец доложил, что с востока идет ураган. - Ax, делайте что хотите, - слабым голосом отозвалась "королева наркотиков". И в то время как машинисты всячески форсировали работу двигателей, выжимая из них все, что можно было выжать, чтобы уйти от урагана, лимонный юнец сполз с кресла на пол. Мадам Вонг кинулась к нему, пытаясь привести его в чувство. Но было уже поздно, перед ней был труп... И она через несколько секунд тоже стала трупом, как и весь экипаж яхты. Убил их "голос моря":" инфразвуковые волны, предшествующие урагану, и при частоте 7 герц вызывающие остановку сердца. Из дневника Андрея Апухтина Остров Равенуи. 20 августа Я люблю бывать в гостях у капитана Леха. На стук обычно откликается приветливый голос: "Прошу!" В свободные часы "морской патриарх" восседал на кожаном диване по-турецки, как какой-нибудь йог, и на маленьком столике рядом дымилась чашечка кофе и лежала раскрытая книга - русская или на родном егопольском языке, нередко иностранная. Целую стенку в каюте занимали полки с книгами на шести языках (Лех Казимирович в совершенстве владел английским, немецким, французским и испанским языками). Здесь были труды по различным отраслям океанологии, лоции, морские справочники, много старинных редких книг, вроде "Истории кораблекрушений" Дункена или "Путешествий" Яна Стрейса, этого голландского Синдбада-морехода XVII века. Капитан Лех не чурался и беллетристики - на корешках можно было прочесть имена Марриэтта, Джека Лондона, Мелвилла и любимого автора Леха Казимировича - Джозефа Конрада, капитана дальнего плавания, поляка по национальности, ставшего классиком английской литературы. "Морской волк", "Белый кит", "Тайфун", "Лорд Джим" - в книгах этих, как в огромных тропических раковинах, звучал вечный шум моря. Вообще знания капитана Леха во всем, что касалось моря, поражали своей обширностью. В сочетании с прекрасно сохранившейся памятью это снискало ему прозвище "БМЭ", то есть "Большая Морская Энциклопедия". Меня заинтересовал вопрос: почему ураганам присваивают женские имена? Перевернув кучу литературы, я так и не нашел ответа и решил обратиться к капитану Леху. - Я думаю, - сказал он с лукавой усмешкой, - что ураганам присваивают женские имена из-за одинаковой степени свирепости. Поняв, что шутка дошла, он продолжал уже серьезно: - Метеорологи уже давно ломали голову над надежной системой предупреждения о надвигающейся беде. Прежде всего каждый ураган следовало "окрестить", дать имя собственное, так как порой одновременно возникает несколько ураганов. Сначала решили называть их именами святых по святцам, по церковному календарю. Но тут получались всяческие курьезы. Потом пробовали обозначать их буквами английского и греческого алфавитов, мифологическими именами, названиями животных, географическими терминами. В конце концов сошлись на том, что лучше всего здесь подойдут имена людей. Остановились на легко запоминающихся женских именах. Заблаговременно составлялся список таких имен в алфавитном порядке и с некоторым запасом. Список имен тайфунов и циклонов на конец 1978 и начало 1979 года открыла Анжелла. Затем последовали: Элинор, потом Люси и Джульетта. Но это я так, к случаю, рассказываю. А сегодня капитан Лех встретил меня вопросом: - Как поглянулись вам "охотники за тайфунами"? - Бравые ребята, - отвечал я. - И смелые. - Да, уж этого у них не отнимешь. Славная компания! Я стал расспрашивать капитана о том, что происходило на "Академике" в наше отсутствие. - Волновались, конечно, - лаконично отозвался Лех Казимирович. - Но ведь знали мы, что с вами Евгений Максимович, а этот человек ни в огне не горит, ни в океане не тонет. Много возни было с Искрой Демидовной - чуть богу душу не отдала! Еле в чувство привели... - Неужели? - Да разве вы не замечали, что она влюблена в Евгения Максимовича... - Да ведь он ей в отцы годится! - Женскому сердцу не продиктуешь. Кстати, заметили вы эту эффектную красотку? Ведь она на Евгения Максимовича смотрела... Отчаянная, говорят, женщина... Вот добрая пара была бы нашему шефу. Да, впрочем, что толковать - он больше никогда не женится. Это человек верный и память о Людмиле Константиновне не променяет ни на какую африканскую раскрасавицу... В дверь постучали. - Прошу, - крикнул Лех Казимирович. Вошел Кудояров с радиограммой, только что переданной с "ОКО". Гуржей и Дружилов сообщали, что где-то в районе Маркизских островов зародился циклон огромной мощности. Первоначальная скорость движения очень прихотливая. При направлении на восток новый циклон может обрушиться на острова Океании через сутки. Новорожденный циклон получил имя "Ева". Глава XVII. "СЕСТРА МОЯ ЕВА" Настали такие часы, Когда отключают антенны, Коснеет язык у сирены И кинута жизнь на весы! С. Марков. "Морская буря" В канцелярии начальника авиаподразделения на доске объявлений висел небольшой листок бумаги: "План разведки на 24 августа. Тайфун "Ева". Экипаж: командир корабля майор Антуан Ле Виган. Штурман - майор Марсель Аллар. Пилот - капитан Ева Cap. Бортметеоролог - лейтенант Роже Фузиль. Бортмеханик, он же радист - капитан Рене Вильнев. Вылет - 12.00". Перед вылетом полковник Риффо провел с экипажем "летучку". - Что за ведьма, эта самая "Ева"... гм, гм... - полковник поперхнулся, покосившись на прекрасную летчицу, - вы, примерно, представляете себе. - Полковник разгладил свои пышные усы. - Зародилась она в виде тропической депрессии № 53. Следующей стадией ее развития был тропический шторм, переросший в тайфун, как я полагаю - самый сильный за последние три года. Предположительно он должен пройти недалеко от нашего острова. Но для успеха эксперимента, который собирается провести "Академик Хмелевский", нам нужны более точные данные. Следовательно, нужно проникнуть в тайфун, определить его координаты, провести радиолокационный и физический анализ его структуры и следить за его перемещением. Задача вам ясна. Как и то, ради чего вы полезете в это адское пекло... Сидевший тут же Кудояров не мог оторвать глаз от. Евы Cap. Ни тени страха или каких-либо тревожных эмоций не отражалось на ее лице. Подвиг, который предстояло совершить, был для нее будничным делом. В клубе авиаподразделения Кудояров видел диплом Евы Cap. Вставленный под стекло в алюминиевую рамку этот оригинальный документ был весьма живописен. По верхней темно-синей кромке его летели четырехмоторные самолеты. По окружности были разбросаны изображения островов с экзотическими названиями - театром действий тайфунов. Все это было изображено вперемешку с авиационными эмблемами, фигурами сирен, драконов и прочих символических атрибутов. Сверху листа на развернутой ленте золотом и киноварью было выведено: Благородный орден спутников тайфуна Чуть ниже надпись гласила "Эскадрилья разведки погоды. Остров Равенуи". Дальше шел текст диплома: Всем верным братьям - спутникам тайфуна, привет! Да будет вам ведомо, что в силу глубочайшего патриотизма и верности 4-й эскадрилье службы погоды Ева Луиза Жермена Cap по своей воле бесстрашно и доблестно подвергла себя всем опасностям проникновения в тайфун, пренебрегая вихрями, болтанкой, восходящими потоками, кренами, внезапными потерями сознанйя, дождями, обледенением, встречными ударами ветра и стофутовыми волнами. Да будет известно всем, что названная Ева Луиза Жермена Cap, капитан службы погоды флота была спутником тайфунов "Руфь", "Софи", "Элен", "Фифи" и многих других. Посему, доказав, что она достойна, Ева Cap признается отныне полноправным охотником за тайфунами со всеми проистекающими отсюда правами и привилегиями. Данной мне властью я приказываю всем братьям нашего славного ордена оказывать ей надлежащие почести и уважение. Дано собственной рукой 17 июля 1980 года. Клод Риффо, полковник, Великий Визирь ордена. Подлинность удостоверяю: Жан Дюкен, майор, Хранитель братьев - спутников тайфуна". Прекрасная "воздушная амазонка" тоже не раз поглядывала на Кудоярова - ей по сердцу пришелся этот русский богатырь, их отважные сердца стремились друг к другу. Перед вылетом почти весь летный состав собрался у самолета. Это была четырехмоторная "летающая крепость", после войны по сходной цене купленная у американцев и переделанная в "метеобоинг". Брюхо у машины было бронированное, но вооружение снято и вместо него внутренность воздушного корабля до отказа напичкана всевозможной аппаратурой - гидромагнитным и радиокомпасами, перископическим секстантом* радиолокационными устройствами, электронным счетным устройством, которое непрерывно производит навигационные расчеты. Всего и не перечислишь. Экипаж выстроился около машины и принимал последние рукопожатия и пожелания удачного полета, когда Ева отделилась от группы и подошла к Кудоярову. Она, как и другие, была одета в ярко-оранжевый комбинезон, чтобы в случае аварии в океане легче было заметить сверху: на правом бедре висел кинжал на случай встречи с акулой. Эту предосторожность Кудояров, как он сказал Апухтину, считал излишней - если уж вас будет перебрасывать с одной двадцатиметровой волны на другую, какова вероятность поединка в воздухе с летящей таким же манером акулой? Ева, подойдя к Кудоярову, положила руку ему на плечо и крепко поцеловала в губы. Не ожидавший такой экстравагантной выходки, начальник экспедиции опешил. "Черт побери", - подумал Кудояров, - вот африканский темперамент!.. Ева помахала рукой остающимся и без тени смущения пошла к самолету. * * * "Метеобоинг-50" бесстрашно мчался навстречу тайфуну. Первый час полета прошел спокойно, но... "Еву" не удалось обнаружить на том месте, где ей было положено быть по всем предыдущим прогнозам. Ле Виган высказал предположение, что она сместилась на юго-юго-восток. Самолет понесся по новому курсу, прощупывая пространство своими мощными локаторами. Уже на подходе к "Еве" начались странные явления, о которых на острове узнали из отрывочных странных радиограмм. Прежде всего, все члены экипажа почувствовали сильное недомогание. На лице бортметеоролога Фузиля, наблюдавшего за океаном через застекленный люк под ногами, отразилось недоумение. Радист Вильнев передавал морзянкой: "Еве", по-видимому, сопутствуют магнитные бури: электронные устройства отказали. Компаса бездействуют". И позже: "Океан имеет необычный вид. На поверхности наблюдаем два огромных сверкающих кольца". И потом: "Нас обволакивает какая-то белесая пелена. Потеряли ориентировку..." Все это, конечно, вызвало большую тревогу на острове, тем более, что связь прервалась. Но вскоре, ближе к "Еве", загадочные явления исчезли, связь восстановилась, и экипаж "метеобоинга" смог передать новые координаты расположения тайфуна. В 15.15 самолет вошел в тайфун. Все находящиеся на борту не были новичками, не раз им приходилось быть "спутниками" ураганов, но то, с чем они столкнулись теперь, превосходило все ожидания. Этот мир неистовых сил наполнял ветер, который по плотности можно сравнить с металлом. Он бил самолет, как боксер тренировочную грушу, он сотрясал летающую крепость весом 60 тонн и имеющую в размахе 47 метров, с ее моторами в 12 тысяч лошадиных сил, как игрушку, заставляя ее трепетать, как осиновый лист. Чем дальше в тайфун, тем сила сотрясений все возрастает. Самолет вибрирует, от внезапного рывка начинает казаться, что сердце и желудок срываются с места и кровь хлещет по всем внутренностям. Кое-как добравшись в этом кувыркающемся мире до специального люка в носу, бортметеоролог сбрасывает первый зонд. Вскоре на острове получают первые сведения: радиус тайфуна 150 километров, ветер - 85 узлов, давление - 700 миллибар. Второй зонд дает возможность установить температуру, точку росы *, высоту по давлению и другие столь же необходимые сведения. Бедный лейтенант Фузиль после серии акробатических упражнений возвращается на место и, ухватившись за укрепленное над его сиденьем кольцо, повисает на нем. Намертво скрепившись с самолетом, он продолжает вести через прозрачный пол свои наблюдения, которые радист тут же передает на остров. Фузиль решает сбросить третий зонд. Новый цикл цирковых трюков. Но тут происходит неприятная история: зонд запутывается в пропеллере крайнего правого мотора, машина выходит из строя. Приходится выключить соответствующий мотор, на левом крыле. В это время что-то начинает щелкать по иллюминатору по правую руку от Фузиля. Он легко догадывается о причине: это вылетают заклепки из обшивки правого крыла. Они как бы превращаются в пули, грозящие пробить иллюминатор и разгерметизировать самолет. К счастью, сверхпрочное, четырехслойное стекло выдерживает. Пока выдерживает. В моменты перегрузки концы крыльев начинают изгибаться. Между самолетом и тайфуном происходит напряженная борьба, в содрогание воздушного корабля врывается серия частых глухих ударов, в них заключено все, что может дать соединение стремительности и неистовой силы. Может быть, самолет не переламывается только потому, что у него не хватает времени согнуться в одну сторону, до того как его перегибает в другую. Ясно одно - это начало конца. Каждый задает себе вопрос: до каких же пор можно выдерживать такое внутреннее напряжение? Кто первый сдастся? Самолет или тайфун? Ева Cap бледна, но ни одного звука жалобы не раздается из ее уст. Она крепко вцепилась в штурвал и твердит про себя, как молитву, как заклинание: "Сестра моя Ева! Будь милостива!" Может быть, где-то в глубинах подсознания возникает это заклинание, как отголосок, как память о таинственной первобытной магии ее далеких предков. "Сестра моя, Ева, мы с тобой дети одной природы, не губи же меня и моих храбрых товарищей..." Правое крыло самолета отваливается вместе с моторами. "Летающая крепость", кувыркаясь, начинает падение в бушующий океан с высоты трех тысяч метров. Катапультироваться бесполезно: та же верная гибель. "Сестра моя Ева..." Из дневника Андрея Апухтина Остров Равенуи. 25 августа. Самолет не вернулся. И нет никакой надежды, что экипаж уцелел. Однако данные, поступившие с "метеобоинга", позволяют установить точные координаты и путь движения "Евы". Завтра "Академик" выходит в океан на свидание с этой свирепой дамой. Она не только свирепа, но и капризна. И тут она выкинула коленце: по сведениям "ОКО", она внезапно оказалась вовсе не там, где ей полагалось быть по прогнозам. "Тайфун - великий выдумщик, - говорил мне капитан Лех. - Порой он движется в направлении, прямо противоположном тому, которое предписывают ему все до сих пор открытые законы. Он сам пишет себе законы и уставы..." Готовимся к выходу в океан. Из всего научного состава Кудояров отобрал для участия в эксперименте всего пятьдесят человек плюс шесть гостей: французы - знаменитый тайфунолог Марсель Депре и виднейший метеоролог Поль Гранбуа, немцы, из Германской Демократической Республики - профессор Курт Штоль (физика моря) и доктор Отто Линдеман (физика атмосферы), поляк Томаш Хыхла, океанолог, и чех Ян Роубал, магнитолог. Усиленно добивается включения в состав участников эксперимента наш скряга Киперфлак, этот, по выражению капитана Леха, "пустяковый человек". Что же двигало его на участие в этом небезопасном предприятии? Я случайно узнал эту тайну. При всей его трусости у него был тонкий расчет: ну, как-нибудь перетерплю, а ведь в случае успеха обязательно будет награждение. И страстное желание увидеть на своей груди орденок превозмогло все. Об этом мне, с насмешливой улыбкой, поведала Маша Находкина, она же "рококо". Но Евгений Максимович, естественно, категорически отказал. Мне он сказал только: "Ну, как корреспондент и летописец похода, пойдем на "Еву"?" И услышав ответ, в котором не сомневался, сказал только "лады!". Глава XVIII. ГЛАЗ ДРАКОНА И придет день, когда молнии и вихри покорно лягут к ногам человека, и демоны моря, как послушные псы, будут лизать ему руки. Селим из Магриба, арабский географ и моревед XIV века Восход солнца в это раннее утро был необычайный, ослепительно ярок. Все оттенки алого и красного с золотом на фоне голубого неба представляли незабываемую картину. Апухтин и капитан Лех стояли на берегу, и журналист не мог сдержать восхищенного восклицания: - Здорово! Первый раз в жизни вижу такую красоту! Ведь сказочно красиво, правда, Лех Казимирович? Капитан Лех слегка покряхтел и многозначительно сказал: - Дайте срок, Андрей Сергеевич, будет еще красивее... Апухтин не разгадал зловещего смысла, таившегося в этой фразе: небесная феерия была верным предвестником приближения урагана. Потом взгляды их обратились к "Академику", стоящему в бухте. Его было не узнать: двое суток на борту корабля кипела напряженная работа, к которой привлекли весь экипаж, научный персонал и свободных от службы авиатехников берега. По последним данным с "ОКО", "Ева" сделала новый пируэт и шла теперь в направлении острова Пасхи. Затем на ее пути лежал остров Равенуи, следовательно, тайфун был уже близко. За двое суток штурманскую рубку разобрали и на месте ее появился стальной обтекаемый бункер, в котором сосредоточили приборы управления автоматическим капитаном, рулем, связь с антеннами и, как заметил Апухтин, там была еще панель неизвестного ему назначения. Это было устройство для дистанционного управления "Перехватчиком ураганов". Так выглядел КП корабля. С верхней палубы было убрано все, что могло послужить пищей для ярости ветра и волн: "Академик" был "тайфунным кораблем", построенным по особому проекту. Мачты с укрепленными на них приборами ушли в специальные шахты в глубине корабля. Огромные шары, в которых были заключены параболические антенны, до половины притоплены в выемки верхней палубы, отчего профиль "Академика" приобрел очертания трехгорбого верблюда. Шлюпбалки* были сняты и уложены в специальные гнезда, а шлюпки убраны в предназначенные для них камеры (Кудояров сказал, что спасательные средства, кроме индивидуальных, не понадобятся до конца рейса, так как в тайфуне с мощностью "Евы" все равно будут бесполезны). Бьющееся оснащение лабораторий было тщательно упаковано, а наиболее ценный и хрупкий научный инвентарь, который не понадобится в генеральном эксперименте, свезен на берег. Внутренние помещения судна были наглухо закупорены. Но оригинальная система вентиляции (кстати сказать, позволившая отказаться от палубных грибков-вентиляторов) снабжала воздухом население "Академика", а телефон обеспечивал надежную связь КП с любым уголком корабля. Во время рейса в тайфуне категорически запрещалось кому бы то ни было показываться на палубе. "Академик" полным ходом шел в лоб урагану. Феерия восхода солнца уже окончилась, на небе было чисто, и только небольшие перистые облачка, легкие, как акварельные мазки, кое-где затмевали его безмятежное чело. Но это была обманчивая безмятежность... Кудояров, капитан Лех и Депре на КП рассматривал фоте "Евы", только что принятое с "ОКО". Изображения имели очертания спирали, знакомые по снимкам других тайфунов, сделанных со спутников. - Обратите внимание, мсье Депре, до чего похоже на спиральную туманность Мессье-51, так называемую "Туманность Гончих Псов", - сказал Кудояров. - Представьте себе, я тоже обращал внимание на такое сходство, - отозвался задумчиво француз, - это наводит на любопытные размышления, не правда ли? Там, в дальних далях, тоже, видимо, работают свои тайфуны. Может быть, это одна из форм творчества Космоса... - Здесь, - указал Кудояров на снимок, - космос в миниатюре. - Но эта миниатюра, коллега, - добавил Депре, - способна проглотить ваш весьма прочный корабль, как лягушка муху. Картина снаружи резко менялась. Мажорные перистые облачка исчезли. Барометр падал все ниже. Поверхность океана приобретала тяжелый матовый оттенок расплавленного свинца. Кудояров на несколько секунд вышел из бункера и увидел зловещий свет, полыхающий над асфальтовой мглой горизонта. Мертвая зыбь уже шла по поверхности воды, ветер ударил в лицо электрическим запахом тайфуна. "ОКО" передавало в Москву, в Комитет по генеральному эксперименту Академии наук и Гидрометеоцентр, где напряженно следили за движением "Академика": "В 16.05 корабль вошел в квадрат № 4 циклона "Ева", самый опасный участок. Скорость ветра - 315 километров в час, давление ртутного столба - 770 миллиметров. Диаметр циклона 200 километров..." Все, находившиеся на КП, пристегнулись ремнями к креслам, и вовремя. Рев и дикий вой наполнили рубку, "Ева" обрушила на корабль все виды оружия, которыми располагала: ветер, волны вышиной в пятиэтажный дом, ливень, всю чудовищную энергию, которой наделила ее природа. Взять хотя бы ветер старый моряк, капитан Доутли, испытавший дыхание тайфуна на своем корабле, называет его "металлическим". Вода, эта текучая материя, ускользающая между пальцев, оказывается весьма твердой, если придать ей достаточную скорость. Воздух также. Известно, что энергия всякой движущейся массы возрастает не пропорционально ее скорости, но пропорционально квадрату этой скорости. Таким образом, ветер со скоростью 300 километров в час бьет в девять раз сильнее, чем ветер, дующий со скоростью 100 километров. Достаточно, чтобы представить себе обстановку внутри тайфуна. "Воздух становится видимым", сказал один очевидец. "Ева" без передышки, конгломератом из воздуха и воды, наносила удар за ударом по "Академику", стремясь расплющить дерзкого пришельца в свои владения. Корпус судна дрожал, как в припадке малярии. "Академик" то вставал дыбом, то задирал корму, показывая перо руля и вращающиеся винты, то ложился на бок, заставляя стрелку кренометра опускаться до опасной отметки. - Такой циклон в Японии называют "тайфун-мамонт", - прокричал Апухтин. - Ну и болтанка! В течение долгих часов Апухтину и всему экипажу пришлось испытывать весь гнев этого "мамонта". Участники эксперимента оценили предусмотрительность строителей корабля, приваривших во множестве на разных уровнях небольшие скобы на переборки кают и служебных помещений. Хотя число приобретенных шишек и синяков было очень велико, но благодаря этим нехитрым приспособлениям оказалось по крайней мере вчетверо меньше возможного. Многих уберегли от травм шлемы, какие нынче носят строители и производственники, и толстые капковые бушлаты *. К сожалению, успокоители качки в обычных условиях, даже при свежей погоде оправдывавшие себя, здесь сплоховали. Однако "Академик", избиваемый ударами железных кулаков циклона, продолжал упорно пробиваться вперед, к цели. Двадцать тысяч лошадиных сил его двигателей продолжали работать нормально, участники эксперимента - весь ученый люд продолжал трудиться за своими приборами и стендами, зная, что этому будет конец. Но какой? Эта мысль, конечно, волновала всех, но никто не хотел ударить лицом в грязь, паниковать. В этом памятном рейсе Апухтин впервые в жизни услыхал, как стонет сталь. Сотрясение корабля все усиливалось. И настал момент, когда под жестокими ударами волн сталь начала издавать своеобразные звуки, начала стонать, ей стало трудно, она просила пощады... Если в этом хаосе бунтующей материи можно было бы различить корабль, то показалось бы, что это мертвое судно мечется в дикой мешанине ветра и волн: на палубе ни живой души, никаких признаков жизни. Сталь просит пощады, но люди в рубке и внутри корабля не склонны сдаваться, хотя, как писал один славный мореход, каждый чувствовал себя Адамом, брошенным с размаху в самую гущу дьявольских сил, в мир, состоящий из бури, грома и молний, и пускал в ход весь свой крошечный разум, чтобы устоять перед лицом этой гигантской неизмеримости. Да, не зря Кудояров с такой тщательностью отбирал людей в этот рейс. Еще один потрясающий удар, настоящий нокаут... Кудояров и его товарищи в рубке судорожно цепляются за ручки кресел, а у француза лопается пристяжной ремень, и он отлетает в угол рубки. Корабль ложится на бок. Палуба встает почти вертикально. Электрический свет гаснет, и двигатели перестают работать. Людям кажется, что наступил конец и "Академик" вот-вот пойдет ко дну. Но корабль медленно-медленно начинает подниматься на киль, стрелка кренометра идет вверх, свет загорается, привычный гул машин снова наполняет внутренность корабля. И вдруг... Тишина и никакого "бокса" больше. Депре поднимается и потирает огромную шишку на лбу. Кудояров распахивает дверь, и в рубку врывается солнечный свет. - Приехали! - восклицает Кудояров. "Академик" победил, корабль достиг желанной цели и вошел в "глаз урагана". На фотографиях "Евы", поступивших с "ОКО", так напоминавших космические туманности, в центре ее спирали была видна черная точка - этот самый "глаз". Но что такое "глаз" урагана, который японцы именуют "око дракона", а бывалые мореходы зовут "скаковым кругом дьявола"? "Морской словарь" сообщает, что это зона затишья в самом сердце тайфуна, в которой облака разрежаются и виден просвет голубого неба. Диаметр этой зоны в "Еве" был невелик - около 30 километров, но в некоторых "тайфунах-мамонтах" бывает в пять, даже в десять раз больше. У тайфуна "Кармен", который имел диаметр 1500 километров и высоту 15 километров (сообщил Депре), был глаз эллиптической формы, в поперечнике равный расстоянию от Парижа до Лиона. Итак, над участниками эксперимента снова было чистое небо и солнце щедро посылало свои ласковые лучи измученным труженикам науки. Очень жарко. И - целительная тишина. Но море неспокойно. Как судороги отступившей бури в "глазу" происходило бурное водотолчение: там и сям вне всякой системы и последовательности возникали пирамидальные волны: в своей бешеной пляске они сталкивались и вертикально взлетали вверх. Некоторые из них прокатывались по палубе. "Академик" оказывается как бы на дне колодца в середине циклона, окруженного железной стеной ветра. К ногам Апухтина падают две птицы. Множество их реет, точнее - мечется, над головами людей: занесенные ураганом в эту ловушку, они отчаянно бьются о стены колодца, не в силах преодолеть их, пока не падают, обессиленные, в толчею волн. Кудояров вызывает на палубу часть сотрудников. Они выходят, с явным наслаждением разминаясь после многочасовой болтанки и держась за лееры *. - Товарищи! - обращается к ним Кудояров. - Прежде всего, хочу выразить уважение к вашему мужеству. Вы, как говорится, выдержали испытание на прочность. Сейчас мы перейдем к основной части эксперимента, от успеха ее зависит - выйдем ли мы победителями из "Евы" или не сможем разорвать ее оков, вернемся ли на остров Равенуи со щитом или на щите. От этого успеха зависит также жизнь обитателей гостеприимного острова, да и само его существование. По окончании этой краткой речи происходит прискорбный инцидент. На палубе неожиданно появляется... Киперфлак. Вид у него довольно-таки потрепанный, морская фуражка лихо сдвинута на затылок. Он устремляется к группе сотрудников, но на полдороге его останавливает грозный голос Кудоярова: - Лев Маркович, подойдите ко мне... Несчастный "заяц", как говорится, "на полусогнутых" приближается к Кудоярову. - Что это значит? Как вы попали на корабль? Кто вам разрешил? - гремит начальник экспедиции. Лев Маркович начинает лепетать что-то неубедительное, но и так все ясно: он скрывался где-то в недрах материальных складов, среди консервных банок и кип белья, полностью, так сказать, обеспеченный всеми видами пищевого и вещевого довольствия. Забыл он только об одном - о пресной воде. Зато спирта было сколько угодно, и этот тонизирующий напиток с успехом восполнял недостаток мужества. - Вы пьяны! - продолжает Кудояров. - Запереть его в форпик *, - приказывает он боцману. В этот момент озорная волна прокатывается по палубе и увлекает за собой Киперфлака. - Человек за бортом! - этот тревожный крик у всех на устах. Тотчас следует всплеск: капитан Лех, не задумываясь, кидается вслед за тонущим. Всем известно, что Лев Маркович, хотя и лихо носит морскую униформу, но плавать не умеет. Капитан Лех, несмотря на возраст, чувствует себя в воде как рыба. К несчастью, волна ударяет его головой о якорную лапу. На несколько секунд он теряет сознание и, придя в себя, успевает шепнуть новой набегающей волне: "Прощай", ибо океан был его стихией, его колыбелью и стал его могилой. С помощью двух новых добровольцев Киперфлака удается обвязать концом *, брошенным с корабля, и вытащить на борт. На палубе царит молчание, все подавлены гибелью капитана Леха. Кудояров стискивает зубы, и сквозь них прорывается только одно слово в адрес виновника: "Дерьмо!" - А ведь Лех Казимирович считал его "пустяковым человеком", - вполголоса роняет Апухтин. - Как-никак, а все же это был человек... - отзывается Кудояров. - Как ни печально, но предаваться сейчас унынию нет времени. В нашем распоряжении три-четыре часа, пока "Ева" не достигла острова Равенуи. Прошу наблюдать и фиксировать ход эксперимента. Он скрывается в бункере. Вскоре средний из трех шаров поднимается над палубой. Повинуясь сигналу из рубки, шар раскрывается, как грецкий орех. Внутренность его заполнена множеством рубиновых продолговатых шестигранников, они соединены в конусообразные крупные гроздья, раскрытые, как цветы, навстречу солнцу. "Так вот где был "пефехватчик", - осеняет Апухтина. - А я-то голову ломал! Просто, как все гениальное..." Сейчас почти вся мощность корабельной электростанции переключена на "Перехватчик", а мощности этой хватило бы на нужды целого города. Кристаллы наливаются рубиновым светом. "Академик" начинает двигаться параллельно стене по "скаковому кругу дьявола". Шар медленно поворачивается, облучая ее своим прибором. Глазам наблюдателей открывается поразительная картина: на месте стены возникает колоссальный цветной занавес, переливающийся всеми цветами радуги. Северное сияние под тропиками!.. Это зрелище потрясло бы и мертвого. Складки занавеса колышутся, как живые, то пурпуровые, то зеленые, то синие, ежесекундно сменяясь. Апухтин видывал северные сияния, но они по яркости и великолепию не шли ни в какое сравнение с этими поистине волшебными эффектами. - Так это и есть результат воздействия антиэнергии, вокруг которой было столько разговоров? - спросил потрясенный Депре. - Антиэнергия - это не совсем точно, это условное название, - отвечал Кудояров. - "Перехватчик" не уничтожает энергию, он преобразует двигательную, Кинетическую энергию тайфуна в энергию электромагнитную. ...Излучение "Перехватчика" все дальше и глубже проникали в крутоверть адского вихря, нарушая его структуру. Возникала как бы цепная реакция распада: тучи редели, мгла, образованная ливнем, туманом и ветром, истаивала. Площадь голубого неба над головой становилась все шире и уже почти до горизонта протянулась перспектива колышущихся цветных знамен и драпировок. На глазах наблюдателей облачная стена тайфуна оседала под торжествующими лучами солнца. "Ева" умирала, не завершив свой всесокрушающий путь. * * * Возвращение Обратный рейс "Академика" прошел спокойно. Он вошел в бухту острова Равенуи и стал к причалу, украшенному флагами расцвечивания и транспарантами с надписью "Слава передовой науке!". На острове уже знали о победе "Академика". О нем сообщила лаконичная, как всегда, радиограмма Кудоярова: "В результате генерального эксперимента тайфун "Ева" сегодня в 20.00 прекратил свое существование". Не будь этой победы, на острове не осталось бы ни ангаров, ни зданий, ни лабораторий, да из персонала, вероятно, уцелели бы немногие. Голые скалы да руины оставила бы. после себя свирепая "Ева". В клубе состоялось чествование участников экспедиции. Только гибель Евы Cap, летчиков и капитана Леха омрачали этот праздник человеческого разума. А Кудоярову, был торжественно вручен почетный диплом благородного ордена "охотников за тайфунами". Только слова "охотник за тайфунами" были заменены другими - "победитель тайфунов". Глава XIX. ЛИК АБИССА ...Там, на западе, за Геркулесовыми столпами простирается "Океан мрака", где в бездонных пучи нах, именуемых Абиссом, гнездятся ужасающие чудо вища. Кракен способен целиком проглотить судно. Гигантские осьминоги увлекают мореплавателей в бездну. Великий Морской Змей, обвившись вокруг судна, в своих кольцах раздавливает его, как орех. Мели, водоросли, рифы и множество других опасностей и ловушек препятствуют мореходству. Из старинной рукописи Осло, Норвегия 28 декабря Дорогой друг Евгений Максимович! Ошеломляющий успех советского генерального эксперимента и последовавшая вскоре после того победа над циклоном "Клотильда", спасшая Кубу от гибели тысяч людей, а плантации сахарного тростника, основного богатства Острова Свободы от уничтожения, до сих остаются предметом обсуждения скандинавской прессы. Прошу Вас, профессора Румянцева и весь штат "Академика" принять мои искренние поздравления с поразительным научным достижением, которое по значению можно поставить рядом с овладением атомной энергией. Правда, эти поздравления несколько запоздали, но - прошу великодушно извинить - я ведь только вернулся из колонии "нибелунгов". Экспедицию составили два десятка отлично вооруженных людей, бывших десантников. Должен Вам сообщить, что это гадючье гнездо перестало существовать. "Жанна" разрушила почти все строения и часть стены, тем самым открыв джунглям свободный вход на запретную территорию. Что джунгли и не замедлили сделать: все заплетено ползучими травами, разными сорняками, ведь все это плодится здесь, как на дрожжах. Среди развалин - десятки сгнивших трупов. Мы уже полагали, что здесь никого не осталось в живых. И вдруг услышали, как кто-то горланит песню про Хорста Весселя *. Это был рыжий немец в лохмотьях, заросший, как доисторический человек, сущий дикобраз. Мне невольно вспомнилась строка из библии: "И спасся я один, чтобы возвестить тебе" (это - из Книги Нова). К несчастью, ничего возвестить он нам не мог, ибо был безумен. К великому моему сожалению, никаких следов монастыря обнаружить не удалось. Место, где стояло это здание, я нашел оно точно соответствует вашему рисунку и чертежу, которым вы меня снабдили. Но сам монастырь, с его тайнами и настенными фресками, исчез, как бы испарился. Не сохранилось даже следов фундамента, только голое место. Кругом руины да руины. Однако мы сделали потрясающее открытие, которое с лихвой окупает затраченные средства и усилия. "Средневековый" замок относительно уцелел, если не считать центральной башни, провалившейся в середину здания. Здесь в зале мы нашли еще один труп, видимо, доктора Альбериха, который, судя по найденным документам, был одним из руководителей организации "нибелунгов". Собственно, не труп, а скелет, обглоданный термитами, как и обивка кресла, в котором он умер. Но главная находка обнаружилась в его личном сейфе. Прежде всего, карта океанов, с нанесенными на ней пунктами строительства подводных крепостей. Их намечено возводить на абиссальных равнинах. Разумеется, они мыслились как отнюдь не оборонительные сооружения. Тут же хранилась вся переписка относительно этого вопроса и других, касающихся деятельности колонии. Что производила "Образцовая сельскохозяйственная колония "нибелунгов"? Судя по переписке это был газ нового типа подводный, отравляющее вещество, могущее уничтожить все живое в океанах. Во время урагана при взрыве баков, куда сливалась эта "продукция", жидкий "нибелунг-газ" перешел в газообразное состояние, что и явилось причиной гибели колонистов. Ума не приложу, как мог уцелеть рыжий немец. Мы вывезли его, и сейчас сумасшедший находится в одной из клиник Осло. Врачи утверждают, что его заболевание неизлечимо. "Гвоздем" всех находок явился любопытный документ, копию которого я прилагаю, а подлинник и карту вручу Вам при личном свидании в ближайшее время. Я думаю, что эти документы помогут Советскому правительству мобилизовать мировое общественное мнение на борьбу с новой затеей врагов мира. Много веков человечество лелеяло самые прекрасные мечты: полет к звездам, продление жизни, власть над стихиями. Среди них не последней была мечта о городах и фабриках на дне океана, обрабатывающих дары подводного царства, чтобы накормить голодающую часть населения Земли. Все эти мечты близки к осуществлению, но демоны, враждебные жизни, делают все, чтобы втоптать в грязь прекрасную мечту об Акваполисах. Абисс ныне поистине полон чудовищ... Итак, до скорого свидания! Госпожа Ингрид Альстад шлет Вам нижайший поклон и свои самые наилучшие пожелания. ваш Лейф Альстад. Экипаж "ОКО" получил срочное задание Москвы: обследовать и сфотографировать две океанские котловины близ берегов Южной Америки - Перуанскую и Чилийскую. В этих огромных котловинах были расположены абиссальные равнины, совершенно плоские, уклон дна здесь составлял всего лишь несколько метров на сотни миль. Глубины повсюду колебались в пределах 3500-3600 метров. Донец привел в готовность лазерную систему глубинного наблюдения и фотографирования. Несколько часов ушло на прощупывание Перуанской котловины. Ничего существенного здесь обнаружено не было. "ОКО" зависло над Чилийской котловиной. Товарищи внимательно следили за каждым движением Донца, который приник к окулярам прибора визуального наблюдения. Вдруг он дернул плечом и сказал: "Гм!" В устах крайне немногословного Донца это означало что-нибудь чрезвычайное. - Что, Иван Демьянович, - спросил приглушенным от волнения голосом Гуржей. - Наклюнулось что-то? Донец сделал знак рукой, означавший "глядите", и покрутил верньер. На небольшом осветившемся экране возникла картина океанского дна. Изображение сперва было туманным, но можно было разобрать, что на экране видны какие-то сооружения. - Неужто Атлантида? - вскричал Краснопевцев. - Гм, гм! - отозвался Донец. Он продолжал вертеть верньер, наводя на резкость. Тогда отчетливо вырисовались очертания нескольких зданий. Вокруг сновали роботы, похожие на гигантских крабов, и передвигались грушевидные аппараты, напоминающие подводные лодки. Несколько лет назад за рубежом было создано устройство для эксплуатации морского дна, глубоководное судно, с помощью которого можно было производить бурение дна, прокладывать трубопроводы, доставлять на дно строительные материалы. Оно получило название "Бивер" ("Бобр"). В печати отмечалось, что такие корабли могут использоваться военщиной для строительства и размещения на дне морей и океанов объектов военного назначения и ядерного оружия. Лодки, которые сновали вокруг строительства, были именно типа "Бобр". - Черт возьми, - вырвалось у Гуржея, - вот он - нынешний лик Абисса. Абисса, который древние и средневековые авторы населяли фантастическими монстрами... - Ну, это похлеще всяких кракенов и морских змеев, - заметил Дружилов. - Полюбовались - хватит, - сказал Донец. - Выключаю экран, товарищи, начинаю фотографировать. - Чем скорее эти снимки будут в Москве, тем лучше... заключил Гуржей. "Любопытный документ", приложенный к письму Альстада Секретная штабквартира "Нибелунгов" документ № 27-Ц-2 тайна имперского значения ДОКТРИНА "ТАЛАССОКРАТИЯ" Мы, работающие над возрождением рейха, пришли к соглашению, что это должно произойти в недрах Океана. Наступающий век будет веком освоения Космоса - за пределами планеты и освоения Океана - на Земле. Сегодня делаются первые шаги в этом направлении. а завтра Океан станет практически неиссякаемым резервуаром продуктов питания, минералов и промышленного сырья, которыми беднеет суша. В глубинах Мирового Океана должен возникнуть четвертый рейх в былом величии и невиданной дотоле мощи. Нас, уцелевшую и преследуемую в некоторых странах элиту нацистской партии, после второй мировой войны иронически назвали "подводниками". Что же, в этой насмешливой кличке таилось нечто пророческое. План создания 120 глубоководных станций, расположенных в стратегически важных пунктах Мирового Океана, рассчитан на 20 лет. Когда к началу третьего тысячелетия, то есть к 2000-му году, он будет полностью осуществлен, новое поколение последователей фюрера станет нераздельным владыкой трех четвертей земного шара, скрытых под водой, а кто владеет Океаном - тот владеет всей планетой. Такова наша доктрина. Учитывая, что сейчас заключено международное соглашение о запрещении размещения на дне морей и океанов и в его недрах ядерного и других видов оружия массового уничтожения, размещение наших заказов должно производиться с особой предусмотрительностью и осторожностью, а само строительство вестись в строжайшей тайне. Подписал: Рейхсфюрер СС Иоахим Хаген. Отпечатано в двух экземплярах. Эпилог. ТАИНСТВЕННЫЙ ПРОФЕССОР РУМЯНЦЕВ Человек... игрушка могущественных сил природы, ничтожная пылинка в бескрайней Вселенной, бросил вызов стихийным силам и попытался с помощью своего разума, этой колыбели революций, овладеть ими. Джавахарлал Неру. "Открытие Индии" Просторный кабинет Кудоярова в Институте тайфунологии в Ленинграде. Одну стену целиком занимает карта океанов, калейдоскопически пестрая от множества покрывающих ее условных значков: глубины, температуры, теплые и холодные течения. Цветными флажками отмечены пункты только что народившихся ураганов и, как на военной карте, красными стрелками пути их наступления на сушу. Посредине кабинета стол, на котором помещен рельефный макет дна Тихого, Атлантического и Индийского океанов. У другой стены стеллажи, забитые справочниками, альбомами, брошюрами и журналами. У письменного стола друг против друга в глубоких кожаных креслах сидят Кудояров и Апухтин. Евгений Максимович все тот же, только чуть-чуть прибавилось седины в висках, а бронзовый тропический загар не сошел до сих пор. Не изменился и Апухтин, все такой же подтянутый, сияющий, как новый полтинник, все так же аккуратно подстрижена его боцманская бородка. Безмятежная тишина, даже гул улицы не доходит сюда через двойные рамы огромного окна. Кажется, что все оставшееся за плечами собеседников нисколько не отразилось на них. Но это не так. До конца дней останутся в их памяти плен на "Королеве" и в колонии "нибелунгов", и сцены бегства сквозь ураган, и мистерия под звездами... И, конечно же, поединок с "Евой". Сейчас все это, как сон. - Ну, вот, - говорит Кудояров, раскуривая трубку, - теперь вы у нас заправский тайфунолог! И посвящение прошли, и боевое крещение получили под крылышком свирепой "Евы"... Ведь страшновато было, а? - Страшно и... любопытно, - признается Апухтин. - По совести говоря, не хотел бы вторично попасть в такую заваруху... - А книжка будет? - Будет, Евгений Максимович. Уже пишется. И название вы мне сейчас подсказали. - Но не хотелось бы, чтобы это был просто приключенческий роман, хотя тут приключений хватило бы на три тома. Вспомните "Вызов демонам" Кирилла Андреевича Румянцева. Борьба с демонами за гидрокосмос нашей планеты только начинается... Кудояров встал и подошел к карте океанов. - Первый этап битвы со стихией благодаря открытию профессора Румянцева завершился успешно. Это большая победа. - Но это не все, - продолжал Кудояров. - Над гидросферой Земли нависла угроза номер один. Океан понемногу становится всемирной свалкой мусора. Он такой большой!.. И человек, не задумываясь, бросает за борт все, что ему не нужно. Обрывки сети, ящики, бутылки, полиэтиленовые пакеты, старую обувь все это мог создать только человек и только он мог выбросить в волны. Но и океан не может вобрать все отбросы и многое возвращает, не желая принять. Это хорошо знают люди, живущие у берега моря. А загрязнение океана нефтью и другими веществами мбжет привести к уничтожению фитопланктона, который по мнению многих ученых является главным источником кислорода на земле. Ныне в океан выливается около миллиона тонн нефти в год. Прежде земля не знала ДДТ, это творение человека. Теперь десятки тысяч тонн этого химиката попадает в моря и океаны, и сейчас его находят во льдах, в рыбах и молюсках, в пингвинах и белых медведях. Хуже того, в последние годы США взяли в обычай затапливать в Тихом океане радиоактивные отходы и контейнеры с отравляющими веществами. Эти сверхопасные продукты, предназначенные для химической войны, но почему-либо забракованные, не стали от этого менее опасными и не утратили своей огромной смертоносной силы для всего живого. - Мне известно об этом, - сказал Апухтин. - Когда появились в печати первые разоблачения, то американские руководители заявляли, что-де эти ужасные "гостинцы" затопляются на очень больших глубинах и в особо прочных контейнерах. Но никакие супербетонные контейнеры не могут противостоять чудовищным давлениям на глубинах порядка шести-десяти километров. А вообще картина получается весьма мрачная... - Завтра будет еще хуже, если человечество не возьмет решительно Мировой Океан под свою защиту, - продолжал Кудояров. - А теперь об угрозе номер два. Давно уже перестал быть секретом "Проект Атлантик" - программа строительства подводных баз у восточного берега Флориды, так же как и размещение на дне морей и океанов новой системы глобальной наддонной разведки. Тут уж оснащение ядерным оружием подразумевается само собой. Не знаю, как все эти "сверхсекретные" проекты выглядят на бумаге, но есть не оставляющие сомнений сведения о том, что в некоторых стратегически важных пунктах Мирового Океана уже ведется загадочное строительство каких-то подводных сооружений. Эти сведения мы получили от "ОКО", который снабжен прибором для глубинного видения. Его лазерный взор проник в недра гидрокосмоса... Кудояров сделал Апухтину знак подойти к карте. - И обнаружил здесь... здесь... и здесь, - и Кудояров указал на черные крестики на карте, разбросанные по голубому полю Тихого, Индийского и Атлантического океанов, - явные признаки подводных работ крупного масштаба. - Чья это инициатива? - поинтересовался журналист. Кудояров вернулся к столу. - Могу доверительно познакомить вас с письмом Лейфа Альстада. Вот и фотографии, принятые с "ОКО". - Черт возьми, - только и мог произнести Апухтин. - Сейчас этот вопрос изучается в правительстве. Ведь тут беспрецедентное нарушение международных договоров о неразмещении ядерного оружия на дне морей и океанов. Мы, конечно, не можем оставаться здесь в позиции стороннего наблюдателя. Нацисты нацистами, а и Пентагон причастен к этим дьявольским предприятиям. А к чему я все это привожу, Андрей Сергеевич? - говорил Кудояров. - К тому, что эти проблемы должны стать, как выражаются люди искусства, "сверхзадачей" вашей книги. Океаны не должны умереть, это долг совести всех честных разумных людей на земном шаре. Недра океанов не должны превратиться в зоны термоядерных катастроф. По-моему, ясно формулирую, не так ли? - Да, да! - согласился Апухтин. - Я учитываю ваши советы, Евгений Максимович. И думаю, что вы даете правильное направление моей работе. Спасибо вам. Но чтобы успешно завершить книгу, мне необходима ваша помощь в одном деле. - С удовольствием. Что именно? - Мне нужно встретиться с профессором Румянцевым. Кудояров снова раскурил трубку и помолчал. - Это невозможно, - наконец вымолвил он. - Почему? Профессор в отъезде? - Нет. - Он болен? - Нет. - Он так занят, что не может уделить мне полчаса? - Нет. - Так почему "же? Почему? Кудояров попыхтел трубкой, ладонью разогнал облако душистого медового дыма. - По той простой причине, Андрей Сергеевич, что профессора Кирилла Андреевича Румянцева не существует, - спокойно сказал Кудояров. - Как так??! - обомлел Апухтин, не веря своим ушам. - Да так, очень просто. Нет его, хоть стучитесь во все двери. - Вы меня мистифицируете, Ейгений Максимович! А книги Румянцева - "Вызов демонам", "Дума об океане"? - Книги есть, а профессора Румянцева физически нет. Я сейчас вам объясню эту загадку. Один товарищ, весьма компетентный в вопросах науки, академик Александр Леонидович Яншин, говоря о роли ученого в современном обществе, справедливо заметил: "Времена Фаустов миновали". И пояснил... В наше время количество научной информации нарастает, как лавина. Никакая одиночная, самая ученая голова, несмотря на всю глубину мысли и Дарования, не в силах охватить полностью имеющуюся информацию. В этих условиях один ученый может быть хорошим специалистом только в какой-то узкой области. Потому новое обобщение научного материала, а также крупные открытия и исследования, имеющие принципиальное значение для дальнейшего развития науки, могут быть сделаны только хорошо организованными и целенаправленными коллективами. - Начинаю понимать, - сказал Апухтин. - В одном болгарском журнале, - неторопливо продолжал Кудояров, - я видел остроумную карикатуру: "Памятник изобретателю прежде и теперь". На первом рисунке изображен изобретатель прежде. Год 1895-й. Гордый одиночка стоит на высоком пьедестале, вдохновенно подняв очи к небу и прижимая к груди чертеж, свернутый трубкой. На втором рисунке - изобретатель сегодня. Год 1975-й. Тут нарисована целая куча людей. Они, как на групповых снимках, какие делаются в каком-нибудь доме отдыха: одни стоят, другие сидят, третьи возлежат у них в ногах. Вы, кстати, слыхали что нибудь о Николя Бурбаки? - Слышал, - сказал Апухтин. - Его называют "математическим феноменом XX века". - Бурбаки действительно существовал. Это была очень оригинальная фигура: французский генерал XIX века Шарль-Дени-Сотэ Бурбаки, неудачливый претендент на греческий престол. Но к математике он не имел отношения. Не берусь объяснить, почему группа французских математиков избрала его фамилию своим псевдонимом. Все они очень сильные, творчески работающие ученые - восемнадцать человек. Результат их трудов - всемирно известная "Энциклопедия математики" в тридцати томах. - Но какое отношение он имеет к профессору Румянцеву? осведомился Апухтин. - Наш Румянцев тоже, так сказать, синтетическая личность, - пояснил Кудояров. - Дело, как нередко бывает в серьезных случаях, - началось с пустяков. Несколько лет назад купил я дачу. Принадлежала она двум хозяевам - архитектору и начальнику снабжения одного крупного предприятия. Надо отдать им честьстроили ее они собственными руками. И в результате этого удачного симбиоза появилось двухэтажное деревянное сооружение в псевдорусском, ерническом стиле с витыми колонками, петушками на крыше, резьбой и прочими затеями. Впрочем, купил я этот дворец отдыха отнюдь не ради экзотики, а потому, что стоял он в сосновом бору, а местность сочетала в себе три основных красоты русского ландшафта - лес, реку и поле. И вот в дни уик-энда собирались в моем тереме-теремке мои друзья и коллеги, числом тринадцать, ученый народ самых разных профилей, люди нестарые, талантливые искатели. Привлекала их, прежде всего, отличная рыбалка. В эту "чертову дюжину" входил ваш покорный слуга, три академика, четыре доктора технических наук, четыре профессора ленинградских вузов. С утра, после завтрака, прогулка по бору, разговоры на животрепещущие научные темы, после обеда рыбалка. А вечером опять споры, споры, споры... Нас особенно интересовали вопросы океанологии и некоторые физические проблемы, в особенности "безумная" идея об антиэнергии, выдвинутая в нашем кругу известным специалистом по морской метеорологии Иванцовым. Могу назвать вам дату рождения профессора Румянцева - июль 1974 года. Сначала этот псевдоним был нам удобен потому, что тут было действительно соборное творчество, и в книгах профессора Румянцева, не столько чисто научных, сколько научно-популярных и публицистических - сейчас даже трудно определить, что в них от Кудоярова, что от Иванцова, что от академика Боярчука. Потом мы стали предвидеть, - это уже когда родился проект "Перехватчика ураганов", - что профессор Румянцев может стать предметом посягательств со стороны, и потому продолжали мистификацию. - Но вы разрешите мне раскрыть инкогнито профессора Румянцева в моей книге? - Да, пожалуй, уже пора, - согласился Кудояров, подумав. - Я посоветуюсь с коллегами, но думаю, что сделать это придется. Так решилась судьба мифа о великом ученом профессоре Румянцеве. * * * Книгу свою Апухтин посвятил Кудоярову. Она заканчивалась фразой: "Время Фаустов миновало. Да здравствует профессор Румянцев!" ПРИМЕЧАНИЯ ЭТА СВИРЕПАЯ ЕВА Стр. 4. Пандора - в древнегреческой мифологии - женщина, из любопытства открывшая полученный от богов ящик, в котором были заключены все человеческие беды и несчастья. Стр. 6. Узел (морск.) - одновременная мера длины и скорости. В современном понятии - единица скорости корабля, равная одной морской миле (1852 м) в час. Стр. 7. Ллойд - крупнейшая английская страховая компания, деятельность которой связана, в основном, с морским транспортом. Стр. 7. Рында-булинь - короткий конец, оканчивающийся узлом (кнопом), крепится к языку корабельного колокола (рынды). Стр. 11. Ординарий - судья. Стр. 12. Тит Лукреций Кар - римский поэт и философ-материалист I века до нашей эры. Стр. 15. Гарроты - постепенно зажимаемые винтами железные обручи, орудия пытки и казни через удушение. Стр. 22. Паладины - рыцари. Стр. 33. Суперкарго - лицо, ведающее на корабле приемом и выдачей грузов. Стр. 35. Линь - пеньковый трос, толщиной 25 мм и менее. Стр. 42. Гальюн - туалет на судне. Стр. 45. Марк Аврелий - римский император и философ (121-180 гг.), представитель позднего стоицизма. Стр. 53. Лиселя - добавочные паруса, употребляющиеся в помощь прямым парусам при попутных ветрах. Стр. 57. А б и с с (греч. - бездонный) - зоны океана с глубинами свыше 2000 м. Стр. 57. Футурология - предсказание будущего развития на основе данных общественных и естественных наук. Стр. 63. Акр - мера земельной площади - 4047 кв. м. Стр. 64. Интерпол - международная организация уголовной полиции. Стр. 66. "К о з а н о с т р а" (итал.- "наше дело") - гангстерский синдикат в США. Стр. 66, Кнессет - Израильский парламент. Стр. 66. Общество Джона Берча - организация фашистского толка в США. Стр. 78.Лернейская гидра (мифологич.) - чудовище с телом змеи и девятью головами дракона. Была убита Геркулесом (второй из 12-ти подвигов). Стр. 68. "Д о б р ы е с а м а р и т я н е" - здесь в смысле - милосердные люди. Стр. 73. Н С Д А П - национал-социалистическая германская рабочая партия - официальное название нацистской партии. Стр. 73. Т а л а с с о к р а т и я - слово греч. происхождения, означает "владычество над океаном". Стр. 73. Хохайстрегер - носитель власти, так в фашистской Германии именовали высокопоставленных чиновников. Стр. 75. Л а п у т а - фантастическое летающее государство в романе Д. Свифта "Путешествия Гулливера". Стр. 83. Б о м б а р Ален - французский врач, совершивший в 1952 г. одиночное плавание через Атлантический океан на надувной резиновой лодке "Еретик" без запасов воды и провианта. Он ставил цель доказать, что человек, потерпевший кораблекрушение, может прожить очень долго за счет океанских ресурсов. Стр. 91. Комингс - ограждение из стального- листа внизу при входе в каюту и вокруг люков. Стр. 94. Шлафен, шлафен. Рюкцуг (нем.) - спать, спать. Отбой. Стр. 95. А у ф ш т и г (нем.) - подъем. Стр. 95. Шнелль, шнелль (нем.) - быстрее, быстрее. Стр. 95. Рольганг - роликовый конвейер. Стр. 96. Берейтшафт (нем.) - приготовиться. Стр. 96. Ф а р е н (нем.) - поехали! Стр. 98. Генуг дер ворте (нем.) - прекратить разговоры. Стр. 107. Кабельтов - морская мера длины, равная одной десятой морской мили, т. е. 185, 2 м. Стр. 110. Линкс, битте; рехтс, битте (нем.) -направо, пожалуйста; налево, пожалуйста. Стр. 118. Агасфер - по легенде - еврей, осужденный вечно скитаться по земле. Стр. 120. Валгалла - в древне-скандинавской мифологии дворец бога Одина, где пируют души воинов, павших в бою. Стр. 123. Кингстоны - клапаны в подводной части судна, открывающие доступ забортной воде внутрь корпуса, в случае необходимости затопить судно. Стр. 126. Обсидиан - вулканическое стекло, образуется при быстром охлаждении лавы. Стр. 128. Пацифида - гипотетический материк, погрузившийся некогда в недра Тихого океана. Стр. 133. Битте, абендессен (нем.) - пожалуйста, ужин. Стр. 133. Данке шон (нем.) - благодарю. Стр. 133. Каратэ - японская система нападения и защиты без оружия. Стр. 150. Рандеву (франц.) - букв.- свидание, встреча кораблей в заранее условленном пункте. Стр. 168. Точка росы - температура, до которой должен охладиться воздух, чтобы содержащиеся в нем пары воды начали конденсироваться. Стр. 171. Шлюпбалки - стальные прямые или изогнутые брусья с блоками, укрепленные у бортов судна. Служат для спуска и подъема с воды шлюпок. Стр. 173. Капковый бушлат - бушлат, стеганый на капоке (растительной шерсти). Хорошее индивидуальное спасательное средство, удерживает человека на воде до 18 часов. Стр. 175. Лееры - железные прутья или туго натянутый стальной трос, закрепленный с обоих концов. Продеваются в стойки, прикрепленные к палубе, во время шторма люди передвигаются, держась за них. Стр. 176. Ф о р п и к - носовой отсек на корабле. Стр. 176. Конец - отрезок троса или каната. Стр. 179. Хорст Вессель - хулиган и сутенер, убитый в драке. В фашистской Германии был превращен в национального героя, песня о нем стала нацистским гимном.