– - Я уклонюсь от должности. Мизар притворится душевно-больным. Суфийан сбежит, и я предрекаю, что Судьей станет Шураи.

Так и случилось. Суфйан бежал и укрылся в чужой стране, чтобы не понести наказание за непослушание. Трое других предстали перед халифом.

Мансур сказал Абу Ханифе:

– - Ты назначаешься Судьей.

Абу Ханифа ответил:

– - Повелитель Правоверных, я не могу принять эту должность. Я не араб; поэтому арабы вряд ли признают меня.

Халиф возразил:

– - Кровь тут ни при чем. Мы нуждаемся в знаниях, а тебя считают величайшим мудрецом нашего времени.

Абу Ханифа сказал:

– - Но если то, что я сказал, верно, я не могу быть Судьей. Если же это неверно, то я не заслуживаю этого поста и тем самым лишаюсь права на него.

Так Абу Ханифа достиг своей цели и уклонился от предло-жения халифа.

Пришел черед Мизара, и тот, ухватив халифа за руку, закричал:

– - Как поживаешь, как твои детки, твои стада?

– - Уведите его. Он явно сошел с ума, -- приказал халиф.

Остался один Шураи, который сослался на свою болезнь. Но Мансур приказал ему пройти курс лечения и сделал его Судьей.

ФУДАЙЛ-РАЗБОЙНИК И ЕГО СЫН

Фудайл, сын Айада, в молодости был разбойником. После того как он обратился к религии, он считал, что поклоняется Богу правильным образом и искупает свои преступления, ибо разыскал все свои жертвы и возместил причиненные им убытки.

Однажды, однако, он получил необычный урок. Он играл со своим маленьким сыном, взял его на колени и расцеловал его.

– - Ты любишь меня?
– - спросил малыш.

– - Люблю, -- ответил Фудайл.

– - Но разве ты не любишь Бога, как ты часто мне говорил?

– - Да, мне кажется, что люблю, -- сказал отец.-- Но как ты можешь любить двоих, если у тебя одно сердце?

В тот же момент Фудайла осенило: то, что он считал любовью, было всего лишь сентиментальной привязанностью и что он должен искать более высокую форму любви.

После этого случая он нередко говорил: "То, что обычно считается высочайшим или достойнейшим достижением человечества, в действительности является низшей из всех ступеней, доступных человечеству".

ВОПРОС ВЕЛИКОДУШИЯ

Ученик, пришедший поклониться одному суфию, спросил его из чистого любопытства:

– - Для чего предназначены тридцать велико-лепных гератских мулов, что стоят на вашем дворе?

Мудрец без промедления ответил:

– - Они предназначены для тебя.

Ученик обрадовался, услышав, что мулы достанутся ему, но все же спросил:

– - С меня, конечно, что-то причитается?

– - Цена их превышает твои теперешние возможности, -- ответил Учитель, -- но мое условие таково, никто не должен знать, что мулов ты получил от меня. Я здесь не для того, чтобы прослыть "добряком" вследствие подобных поступков. Люди обычно судят о "доброте" по действиям, причины и последствия которых они не способны распознать.

– - Цена твоя меньше малого, -- сказал ученик. Вне себя от радости он забрал животных, говоря себе: "Учитель поистине облагодетельствовал меня. Это внешнее проявление внутреннего благословения".

Скоро наступил вечер, и ученик был схвачен ночным дозо-ром. Стража решила между собой: "Надо обвинить этого человека в каком-либо преступлении, так, чтобы он не мог это отрицать. Например, скажем, что мулы куплены на награбленные деньги, если он не сумеет объяснить, как он их получил. Он наверняка в чем-то виноват, судя по его исхудалости и ветхой одежде. Скажем, что мы его и прежде видали, и всегда в сомнительном обществе".

Ученик предстал перед судом, но отказался давать какие-либо объяснения по поводу животных. Судья приказал бить его палками.

Тем временем мудрец посылал поочередно других учеников следить, что происходит с тем человеком.

Одно за другим приходили сообщения: "Он отказывается говорить", и: "Его силы на исходе, они пытают его".

В конце концов суфий сам поспешил в суд.

На основании его показаний, что именно он подарил ученику животных, обвиняемый был освобожден.

Затем Учитель обратился к суду, своим ученикам и народу, недоумевавшим по поводу этого случая. Он сказал: "Репутация великодушного человека опасна по трем причинам: она может испортить того, кто имеет такую репутацию; она может погубить того, кто восхищается таким великодушием, если он слепо подражает ему; она может разлагающе воздействовать на того, к кому великодушие обращено, если ему известно, от кого оно исходит. Необходимо исключить даже малейшее чувство, что ты чем-то кому-то обязан. Вот почему суфию надлежит проявлять великодушие в полнейшей тайне.