Ельцин стал горячо доказывать, что политику менять не собирается, верен обязательству, слово у него твердое. Тогда я его спросил, значит ли это, что он согласует свои реформы с республиками? "Обязательно, - отвечал он, - я их ведь только решил поприжать: дескать, не будете следовать за Россией в реформах, нам придется все делать без вас, а уж тогда не посетуйте, будем блюсти прежде всего свой интерес. Так что в ближайшие дни все согласуем. Им деваться некуда".

Ладно. Пошли дальше. Ты, понимаешь, Борис Николаевич, что значит, когда Козырев заявляет, что-де обойдемся без союзного МИДа? Кто будет участвовать в Хельсинкском процессе, представительствовать в ООН, вести разоруженческие дела? Ведь все это требует и опыта, и знаний, и кадров, и главное - права выступать от всех республик.

Ельцин согласился. Сказал, что насчет сокращения на 90 процентов мидовского персонала - это был образ, примерная цифра. Можно и не 90, а, скажем, 70. "Ой, Борис, - возразил Михаил Сергеевич, - кто-то тебя все время подначивает, толкает на крайние заявления, а потом тебе же приходится отдуваться. Зачем это? Будь аккуратней в заявлениях. МИД - это ведь русские люди, мощное, можно сказать, столетиями формировавшееся учреждение. Так зачем же его разорять. Уж лучше возьми целиком в Россию. Придет момент, так и будет. Но сейчас-то надо сохранить".

Ельцин и с этим согласился. Так он по всем пунктам отступил, обещал действовать согласованно.

Горбачев был явно доволен. Видимо, действительно приготовился уйти, хлопнув напоследок дверью. А когда это отложилось, у него отлегло от сердца. Все-таки он, что ни говори, человек момента - часа, дня, недели. Сегодня хорошо - и ладно, а там видно будет.

Между тем я слушал и думал про себя, что российский президент лукавит. Завтра опять что-нибудь такое-этакое вытворит. Да что завтра! Он ведь клялся, что будет вести дела разумно, а в папке бумаг к заседанию Госсовета, назначенному на 4 ноября, лежит у него обращение к Президенту СССР с требованием передать все торгпредства России без каких-либо обещаний компенсировать другим республикам их долю. Даже не потрудилась его молодая ватага напрячь мозги и выдавить 2-3 приличествующих случаю довода. Просто так: забираем и все. Вообще все сильнее ощущается почерк "ребятишек", как их обозвал Хасбулатов. Наша команда не без греха, но эта такое вытворит, что страна еще вздрогнет и вздыбится.

Я не стал в этот раз его расстраивать, тем более он ощущал себя победителем. Разговор зашел об организации аппарата. Ревенко сказал, пора навести порядок с помощниками и советниками, многие болтаются без дела. Горбачев согласился.

Я ушел с чувством, что все это прелюдия краха.

4 ноября. На заседании Госсовета Горбачев выступил с тревожной речью.

– Почему с нами происходит то, чего не должно было бы быть? Мы легко, безответственно распорядились капиталом, который получили после заговора в результате совместной работы. Я имею в виду возникшую тогда у людей надежду на возможность выйти из кризиса. Осознали недопустимость распада государства, раскола демократических сил. Первые недели внушали надежды, потом опять пошли политические игры, перетягивание каната. В муках рождается Экономическое соглашение, с трудом продвигается работа над Союзным договором. Страна задыхается, и Госсовет несет за это ответственность.

Центральный вопрос - объявленная Президентом России Программа ускорения реформ. Я уже высказал общую поддержку, должен определиться и Госсовет. Но у меня вызвало беспокойство отсутствие ясности в отношении экономического сообщества. Вопрос принципиальный. Ни одна из республик не справится в одиночку. У нас был разговор с Борисом Николаевичем, он подчеркнул, что Россия будет действовать в рамках соглашения. Подготовленные россиянами предложения по реформам могут стать базой для общих позиций.

Возник беспрецедентный ажиотаж на потребительском рынке. Повторены ошибки 90-го и 91-го годов: помните, когда было сказано от имени правительства Рыжкова о предстоящем повышении цен. Между тем то же самое было сделано Павловым. Люди и сейчас со дня на день ждут прыжка цен. А ведь мы не можем пойти на это, не приватизируя предприятия. Назревает взрыв. Нужны безотлагательные меры, иначе начнут штурмовать магазины.

Необходима интенсивная работа с западными партнерами. Там боятся распада Союза, убеждают, что нужно поскорее заключить Договор. Они давно поняли, что надо обновить Союз, но сохранить его как фундаментальную, стратегическую основу современного мира.

В связи с судьбой Союза нам придется решать вопросы МИДа, МВД, Минобороны. Уже в ближайшие дни сесть за постатейную проработку Договора. Такого же мнения Ельцин, Назарбаев, Каримов и другие. Без решения вопросов государственности не справиться и с экономическими проблемами.

Выступают все присутствующие. Остается ощущение, что не продвинулись вперед ни на шаг.

19 ноября. В самолете по дороге в Иркутск Горбачев пригласил журналистов в свой салон и рассказал о работе над Союзным договором.

– Не под меня подгоняем. Если понадобятся доказательства, готов заявить, что не буду выдвигать свою кандидатуру на выборах президента. Гонсалес меня убеждал, что нужно спасти Союз, Миттеран. Они понимают, осталось и нам понять.

21 ноября. Лондонская "Таймс" так комментировала возвращение Шеварднадзе на пост главы дипломатического ведомства СССР: "Фактически воссоздается общий контур команды, которая окружала Горбачева до прошлой зимы, когда он дал "зеленый свет" консерваторам. Вадим Бакатин, снятый тогда с должности министра внутренних дел, стал нынче главой реорганизованного и переименованного КГБ. Александр Яковлев, бывший в то время главным советником президента и мишенью постоянных нападок со стороны "ястребов", вернул себе по существу позицию вице-президента. А Григорий Явлинский, соавтор радикальной программы "500 дней" назначен главным президентским экономистом. Нашлось в высших сферах место и для горбачевского помощника Георгия Шахназарова".