Когда я опять напомнил Государю, тот прервал меня: - Отлично помню о нашем с вами разговоре и много думал по поводу его. Когда приедет ко мне с докладом министр финансов, я посоветуюсь с ним и тогда примем нужные меры.

Беседовал ли Государь с министром финансов, - этого не знаю. Но никаких мер в отношении кинематографа до начала революции принято не было.

{113} Во время своей поездки в октябре 1916 года по Кавказскому фронту я в нескольких верстах за Эрзерумом, у самого Евфрата, встретил бивуак 1-ой Кубанской пластунской бригады. Конечно, я должен был задержаться. По обычаю, сначала я помолился с ними, потом они радушно по-кавказски угостили меня и не только хлебом с солью, но и залихватскими песнями и лихими казачьими танцами. Как сейчас вижу эту картину: два казака лихо под оркестр музыки отплясывали лезгинку, а остальные, образовав огромный круг, сидели на корточках и, ударяя в ладоши, отбивали такт. Тогда я впервые созерцал такую картину.

В самый разгар веселья, когда на минуту водворилась тишина, командир бригады, Генерального Штаба генерал-майор И. И. Гулыга, вдруг обратился ко мне:

– Ваше высокопреподобие! Видите моих молодцов? Какие они в весельи, такие и в бою. Его величество в свой последний приезд сюда видел их, слышал об их боевой работе, похвалил и обещал отличить - дать шефство всем полкам. Мы все верим, что царское слово твердо, но батюшка-царь медлит. Наша к вам просьба: напомните ему о моих казаках и об его обещании.

Конечно, я пообещал исполнить просьбу и исполнил. При своем общем докладе о поездке по Кавказскому фронту, я доложил Государю и о моей встрече с пластунами.

– Это отличные войска, - я видел их в свою последнюю поездку, - сказал Государь.

– Они мне говорили об этом, - добавил я, - они не забыли о вашем обещании дать шефство полкам их бригады и ждут от вас такой милости.

{114} Государю как будто не понравилось это.
– Какие они нетерпеливые!
– как будто с неудовольствием сказал Государь. Однако, очень скоро вышел царский указ, коим, кажется, двум полкам 1-ой Кубанской пластунской бригады назначались шефами дочери Государя.

Одним из главных отделов Ставки было Управление военных сообщений, возглавлявшееся генералами сначала С. А. Ронжиным, потом H. M. Тихменевым и, наконец, В. Н. Кисляковым. В составе этого Управления находилось много инженеров путей сообщения. Вот эти инженеры летом 1916 года задумали соорудить икону в память своей службы на фронте Великой войны. Представители инженеров в июле 1916 года пришли ко мне за советом: какую и каким образом соорудить икону?

– Большинство из нас, - сказали они, - хочет приобрести какую-либо старинную икону Св. Николая.

– Я понимаю вас, - ответил я, - что вы хотите оставить в память о вашей работе икону Небесного покровителя нашего Государя - Верховного Главнокомандующего; но всё же я предпочел бы икону Спасителя и притом не древнюю, а современную, написанную каким-либо знаменитым художником нашего времени, например, Васнецовым. А самое лучшее: хотите, я узнаю мнение Государя по этому вопросу?
– добавил я.

Депутация попросила у меня позволения переговорить с ее доверителями и на другой день сообщила мне, что инженеры согласны со мной. В тот же день я доложил Государю. Государь намерение инженеров

{115} одобрил, но согласился со мною, что следует соорудить икону Спасителя и заказать ее Васнецову.

Оставалось приступить к осуществлению намерения. Инженеры сообщили мне, что денежная сторона не играет роли: они готовы израсходовать до десяти тысяч рублей. Я написал В. M. Васнецову письмо, в котором просил его принять, не стесняясь суммой, заказ, который делается с соизволения Государя. Депутация с моим письмом отправилась в Москву. Васнецов в это время был очень занят какой-то спешной работой, но всё же он не захотел отказаться от заказа. Условились так, что он напишет большую икону Спасителя и грамоту в древнерусском стиле на пергаменте, а к грамоте соорудит в таком же стиле окованный серебром ларец. Инженеры обязались уплатить ему 5 или 6 тысяч, - точно не помню. Это было в августе 1916 года.

Проходили месяцы, но об иконе не было слышно. Один из инженеров в ноябре наведался к Васнецову, но тот ответил ему, что никак не может написать икону: не удается лик Спасителя. Наконец, в феврале 1917 года, за несколько дней до революции, прибыла в Ставку икона.

Как всё, вышедшее из под кисти Васнецова, заказ был исполнен чудесно. Но лик Спасителя отражал какую-то невообразимую скорбь. Жутко становилось, когда всмотришься в него.

– Не могу иначе икону написать, - пояснил В. M. Васнецов, передавая икону заказчикам. И это не было случайностью. У В. M. Васнецова, всё, начиная с его внешнего облика, кончая его творениями, было особенное, что приближало его к пророкам.

В июле 1918 года я с генералом Петрово-Соловово навестил его в Москве, в его собственном доме, недалеко от Троицкого патриаршего подворья.

И дом у Васнецова был особенный: как {116} древне-боярский терем с остроконечной крышей, узорчатыми окнами, расписными воротами. Но еще удивительнее был сам хозяин. Точно древний великий подвижник вырос предо мной: продолговатое, строгое, изможденное лицо, длинные волосы с прямым пробором, такой же строгий взгляд больших светящихся праведностью глаз, размеренная, яркая, образная и внушительная речь. Я в первый раз увидел Васнецова и сразу был поражен, точно сробел перед этим необыкновенным человеком.