К Коснятину подскочил бойкий лупоглазый слуга. Непомерно большая рубаха сползала с его плеча, убранные под ремешок волосы клочьями свисали на пухлые щеки, а за поясом красовался накрученный на рукоятку кожаный хлыст. Кончик хлыста полз по земле. Слугу звали Ануф. Он славился жестоким и трусливым нравом. Посадник держал его за надзирателя над рабами и за палача одновременно.

– Куда этих? – подобострастно просипел Ануф. Я скривила губы. Никогда не любила трусов.

Ануф недобро покосился на меня и, ожидая ответа, вновь уставился на посадника.

– Гони на двор. Там снимешь цепи и, под приглядом надежных стражей, отправишь в амбар.

Я вспомнила амбар Коснятина и усмехнулась. Где-то нынче мой сосед и сотоварищ по жилью, одноглазый нищий? Помнится, мы делили в амбаре и кашу, и надежды…

– А если там ночуют бродяги? – тихо спросил Ануф.

Коснятин передернул плечами:

– Чем тебе помешают бродяги?

Ануф склонился:

– Ничем, мой господин, – и потрусил к ладье с рабами. Кончик его хлыста змейкой заскользил по земле.

Я поглядела на ладью. С нее по мосткам спускались люди в цепях. Грязные, оборванные… Еще недавно свободные…

– Пошли, скоты, пошли! – послышался визгливый крик Ануфа, и звонко щелкнул хлыст. Подталкивая друг друга, пленники заторопились вниз. Ануф подскочил к самым мосткам:

– Шевелись, тварь!

Снова щелкнул кнут. Я отвернулась и подала руку Коснятину:

– Идем?

– Идем, – ответил он.

На пристани что-то плеснуло, закричали люди… Расталкивая народ, туда побежали дружинники. Растрепанный слуга пробился к Коснятину и что-то зашептал ему на ухо.

– Тот, из наемников… Ануфа сбросил в воду, – расслышала я.

Наемник? Может, среди рабов очутился кто-нибудь из людей Горясера?

– Позволь мне взглянуть, – неожиданно сказала я.

Коснятин поморщился:

– Но, моя радость…

– Я не испугаюсь. – Улыбка у меня вышла немного натянутой, но морщины на лбу посадника разгладились. «Уступит», – поняла я и продолжила: – Это ведь подарок к нашей свадьбе? Позволь мне поглядеть на наших рабов…

– Коли так просишь…

Посадник сжал мой локоть, и мы двинулись к пристани. Там свистела плеть и шумели люди.

– Хватит. – Коснятин остановился. – Ближе не пойдем.

Я вытянула шею и…

На мостках лицом вниз лежал человек. Его руки были скованы, а рубаха на спине потемнела от крови. Над ним с хлыстом в руке стоял мокрый и злой Ануф. Толстые щеки Ануфа нервно подрагивали, а кнут взлетал вверх и, сверкнув железным наконечником, падал на спину несчастного. Раз, раз, раз! Мне захотелось отвернуться.

– Забьет ведь, – негромко сказал подошедший к нам сотник Итиль.

Коснятин кивнул:

– Сходи проверь.

Итиль двинулся к.пристани.

– Ануф! Погоди! – еще издали закричал он.

Надзиратель не расслышал. Или притворился, будто не расслышал. Итиль подскочил к нему и перехватил занесенную для удара руку:

– Погоди, сказал!

– Пошел ты!..

– Так-то о хозяйском добре заботишься? – выкручивая ему запястье, угрюмо сказал Итиль. Хлыст выпал из руки толстяка. – Раб не твой, не тебе его и забивать. Не отдал ли пес Богу душу?

Итиль отпустил Ануфа, склонился к пленнику и перевернул его на спину. Влажные темные волосы соскользнули с лица раба.

Он!!!

Чтоб не упасть, я вцепилась в локоть посадника. Итиль коснулся шеи пленника и возгласил:

– Жив!

«Жив! Жив! Жив! – застучало мое сердце. – Ведьма солгала! Он жив!»

– Отнесите его в прирубок, – послышался голос Коснятина. – Подальше от остальных. Цепи не снимать!

Цепи? Я заморгала. Горясер в цепях? Это немыслимо!

– Экий нелюдь, – прошептал Коснятин мне на ухо. – Продам его при .удобном случае, а там пусть хоть сгниет в чужой стороне….

Продаст? Сгниет? Я шатнулась и отпустила спасительный локоть посадника.

– Найдена! Что с тобой?! – закричал кто-то.

Больше я ничего не слышала. Перед глазами закружился водоворот. В нем мелькало лицо Горясера, опускающийся на его спину кнут и ржавые железные браслеты на его руках.